Семь смертей Эвелины Хардкасл

– А что он сказал? – интересуется Грейс.

– Что он не… – Он умолкает, морщит нос, вздыхает и, поразмыслив, меняет тему разговора: – Я вам вечером расскажу за бокалом бренди, когда сам во всем разберусь. А пока мне даже слов не подобрать.

– Вот вы всегда так, Чарльз. – Грейс шутливо топает ногой. – Начинаете что-то рассказывать и останавливаетесь на самом интересном месте.

– Не расстраивайтесь попусту, я сейчас подниму вам настроение. – Он достает из кармана серебряный ключик с привязанной к нему картонной биркой с именем Себастьяна Белла.

В последний раз я видел этот ключ у Дарби, незадолго до того, как бедняга получил по голове, выходя из спальни Стэнуина.

Фрагменты головоломки складываются в одно целое, я занимаю в ней свое место, будто крошечная шестеренка в загадочном механизме огромных часов.

– Спасибо, что вы его для меня раздобыли! – Грейс восторженно хлопает в ладоши.

Чарльз крутит ключ на пальце, с улыбкой объясняет мне:

– Грейс просила меня найти запасной ключ от спальни Белла. Мы собирались украсть у него наркотики. А я нашел ключ от его сундука, вот!

– Это глупо, но мне хочется, чтобы Белл на своей шкуре осознал, какие страдания он доставляет Дональду! – восклицает Грейс, гневно сверкая глазами.

– А где вы взяли ключ? – спрашиваю я Каннингема.

– Нашел при исполнении своих прямых обязанностей, – смущенно отвечает он. – А еще у меня есть ключ от спальни Белла. Ну что, утопим все его запасы в озере?

– Нет, не в озере, – морщится Грейс. – В Блэкхите и без того тошно, а к озеру я ни за что не пойду.

– Неподалеку от сторожки есть заброшенный колодец, – напоминаю я. – Он очень глубокий. Если выбросить наркотики туда, их никто не найдет.

– Отлично! – Каннингем обрадованно потирает руки. – Доктор Белл только что ушел на прогулку с мисс Хардкасл. Ну, кто пойдет со мной на дело?





48


Грейс караулит в коридоре, а мы с Каннингемом прокрадываемся в спальню Белла. Моя ностальгия окрашивает все в радужные цвета. Столкнувшись с напористыми личностями моих прочих воплощений, теперь я гораздо приязненнее отношусь к Беллу. В отличие от Дарби, Рейвенкорта и Раштона, Себастьян Белл настолько не уверен в себе, что я всецело подчинил его, заполнил собой его внутреннюю пустоту, не сознавая чуждости и не встречая ни малейшего сопротивления.

Я думаю о нем как о старом приятеле.

– Интересно, где он хранит свои зелья? – спрашивает Каннингем, закрывая дверь в спальню.

Я притворяюсь, что не знаю, где сундук, и в отсутствие Белла получаю приятную возможность ненадолго вернуться к одной из своих прошлых жизней.

Каннингем без труда находит сундук. Мы выволакиваем его из платяного шкафа, с громким скрипом тащим по половицам. Хорошо, что все ушли на охоту, потому что звук поднял бы мертвого.

Ключ входит в замок, защелка легко открывается, крышка откидывается на хорошо смазанных петлях. Сундук битком набит аккуратно уложенными флаконами и бутылочками коричневого стекла.

Мы встаем на колени по обе стороны сундука и начинаем перекладывать содержимое в холщовый мешок, принесенный Каннингемом. В запасах Белла обнаруживаются всевозможные микстуры, настойки и прочие зелья, причем не только те, которые доставляют сомнительное удовольствие. Есть здесь и полупустая баночка стрихнина; белые кристаллики, похожие на крупную соль.

«А это ему зачем?»

– Похоже, Белл торгует всем подряд, без разбору, – укоризненно говорит Каннингем, отбирает у меня баночку и швыряет ее в мешок. – Но больше мы этого не допустим.

Я вспоминаю, что в записке Голда, подсунутой мне под дверь, упоминалось, что я должен раздобыть три лекарственных препарата. К счастью, Каннингем так увлечен своим занятием, что не замечает ни как я украдкой кладу флаконы в карман, ни как подбрасываю в сундук шахматную фигуру. Она не играет никакой роли в хитроумных планах, но я хорошо помню, что она странным образом меня успокоила и придала мне силы. Меня радует возможность совершить доброе деяние.

– Чарльз, скажите мне правду, пожалуйста, – начинаю я.

– Нет, я не хочу вмешиваться в ваши отношения с Грейс, – рассеянно говорит он, продолжая наполнять мешок. – Для вас самый лучший выход – признать, что вы были не правы, и попросить у нее прощения, – улыбается он.

Впрочем, улыбка улетучивается, как только он замечает хмурое выражение моего лица.

– В чем дело?

– Где вы взяли ключ от сундука?

– У кого-то из прислуги, – отвечает он, отводя глаза.

– Ничего подобного. – Я чешу в затылке. – Вы вытащили его из кармана Джонатана Дарби, после того как ударили его по голове. Даниель Кольридж нанял вас для кражи записных книжек Стэнуина.

– Неправда, – с запинкой произносит он.

– Чарльз, не отпирайтесь, – с нажимом говорю я. – Со Стэнуином я уже побеседовал.


Раштона и Каннингема связывает многолетняя дружба, поэтому мне очень тяжело допрашивать камердинера.

– Я не собирался его избивать, – смущенно признается Каннингем. – Я помог Рейвенкорту принять ванну и ушел завтракать, но услышал шум на лестнице и увидел, как Дарби вбежал в кабинет, а следом за ним – Стэнуин. Я хотел было забраться в спальню Стэнуина и отыскать записную книжку, но в спальне был телохранитель. Я спрятался в одной из пустующих комнат и решил посмотреть, что случится дальше.

– Значит, вы видели, как доктор Дикки вколол телохранителю снотворное и как Дарби обнаружил записную книжку. Вы прекрасно знали ее ценность и не могли позволить Дарби забрать ее себе.

Каннингем согласно кивает.

– Стэнуину известно, что произошло в тот злосчастный день и кто именно убил Томаса, – объясняет он. – Все это время он лгал. В его записной книжке есть подлинные сведения. Кольридж обещал расшифровать записи, и тогда все узнают, что мой настоящий отец не виновен в убийстве. – В глазах его плещется страх. – А Стэнуин знает о нашем договоре с Кольриджем? Вы из-за этого с ним встречались?

– Нет, он ничего не знает, – успокаиваю я его. – Я расспрашивал его об убийстве Томаса Хардкасла.

– И он вам все рассказал?

– Да, в обмен на то, что я спас его жизнь.

Каннингем, все еще стоя на коленях, хватает меня за плечи:

– Да вы волшебник, Раштон! Ну говорите же, не томите.

– Он застал окровавленную леди Хардкасл у трупа сына, – начинаю я, пристально глядя на него. – И сделал соответствующие выводы. Немного погодя появился Карвер, взял вину на себя и заручился обещанием Стэнуина, что тот ничего не скажет.

Каннингем смотрит сквозь меня, осмысливает услышанное, а потом с горечью заявляет:

– Ну вот, я много лет пытался отыскать доказательства того, что отец невиновен, а теперь выясняется, что убийца – моя мать.

– А вам давно известно, кто ваши настоящие родители? – сочувственно спрашиваю я.

– Когда мне исполнился двадцать один год, мать во всем призналась, – отвечает он. – Уверяла меня, что мой отец не делал того, в чем его обвиняют, но объяснять ничего не стала. С тех пор я и пытаюсь разобраться, что она имела в виду.

– Вы с ней сегодня утром встречались?

– Я принес ей чаю, – негромко говорит он. – А потом мы с ней разговаривали. В детстве я делал то же самое: приходил к ней по утрам, она расспрашивала меня о жизни, об уроках. Она всегда заботилась обо мне. Я больше всего на свете любил это время дня.

– А сегодня утром она ни о чем необычном не упоминала?

– К примеру, об убийстве Томаса? Нет, этого мы не обсуждали, – саркастически отвечает он.

– Ну, я имел в виду что-нибудь ей несвойственное. Странное.

– Несвойственное… – пренебрежительно фыркает он. – Она вот уже год ведет себя очень странно. Ее не поймешь: то веселится напропалую, то безутешно рыдает.

– Год? – задумчиво переспрашиваю я. – То есть после предыдущего визита в Блэкхит?

Именно после той поездки она пришла к Майклу с бессвязным рассказом о какой-то одежде.

– Да, наверное… – Он рассеянно дергает себя за ухо. – Может быть, это странное поведение объясняется тем, что ее замучила совесть? Может, она хочет во всем признаться, но ей не хватает смелости? Тогда понятно, отчего сегодня утром у нее было такое настроение.

– Какое? О чем вы разговаривали?

– Она была очень спокойная, даже несколько отчужденная. Говорила, что надо все исправить. Жалела, что имя моего отца покрыто позором. – Он расстроенно смотрит на меня. – Вот оно что! Сегодня на балу она хочет публично покаяться. Поэтому она и пригласила в Блэкхит всех тех, кто присутствовал здесь девятнадцать лет назад.

– Вполне возможно, – с сомнением говорю я. – А почему у нее в дневнике отпечатки ваших пальцев? Что вы там искали?

– Я начал ее расспрашивать, но она велела мне свериться с дневником, где записано время ее встречи с конюхом, и к назначенному часу прийти в конюшню. Обещала рассказать мне все подробно после разговора с Альфом. Я ждал ее на конюшне, только она не пришла, и больше никто ее не видел. Может быть, она уехала в деревню.

Я не принимаю в расчет это заявление и говорю:

– А что с пропавшим грумом? Вы спрашивали о нем у конюха.

– Рассказывать особо нечего. Пару лет назад я встретился с инспектором, который расследовал убийство Томаса. Он не верил, что мой отец, то есть Карвер, виновен в убийстве. За неделю до этого, когда Карвер был в Лондоне с лордом Хардкаслом, из имения пропал мальчик, Кит Паркер. Инспектор долго о нем расспрашивал, но толком ничего не узнал. Якобы Паркер ни с того ни с сего собрался и ушел из имения. И пропал. А поскольку трупа не нашли, то решили, что он просто сбежал.

– Вы его знали?

– Не очень хорошо. Мы иногда играли вместе. Как правило, дети слуг тоже помогают по хозяйству, так что Паркер бо́льшую часть времени проводил на конюшне. Мы редко виделись. – Заметив перемену в моем настроении, он вопросительно смотрит на меня. – Вы считаете, что моя мать – убийца?

– Чтобы узнать, так это или нет, мне нужна ваша помощь. Мать поручила ваше воспитание миссис Драдж. Вы не знаете, в каких они были отношениях?

– В очень близких. Только миссис Драдж знала, кто мой настоящий отец.

– Замечательно. Тогда я попрошу вас об одолжении.

– О каком одолжении?