Семь смертей Эвелины Хардкасл

– Что? – шипит она, укоризненно смотрит на меня. – Мы же договаривались: я помогаю вам остаться в живых, а вы находите убийцу Эвелины.

– Чумной Лекарь должен услышать имя убийцы от вас, – объясняю я. – Иначе вам отсюда не выбраться. Честное слово, у вас есть все необходимые сведения, вам осталось их только собрать воедино. Вот, возьмите.

Я достаю из кармана сложенный листок. Она разворачивает записку, читает вслух:

– «Все они»… И что это значит?

– Это ответ на вопрос, который по моей просьбе Каннингем задал миссис Драдж.

– Какой вопрос?

– Кто еще из юных Хардкаслов на самом деле отпрыск Чарли Карвера? Я хотел узнать, ради кого он пошел на виселицу.

– Но они же все умерли!

Блуждающий огонек все приближается. Тот, кто несет лампу, не намерен скрываться. Прятаться больше незачем.

– Кто вы? – Анна прикрывает глаза рукой, щурится, вглядываясь во тьму.

– Вот именно, кто я? – произносит Мадлен Обэр, опуская лампу и целясь в нас из револьвера.

Она сменила платье горничной на брюки, свободную льняную рубашку и бежевый кардиган, наброшенный на плечи. Мокрые темные волосы обрамляют густо припудренное лицо в оспинах. Сбросив маску услужливости, она становится похожа на мать: тот же разрез глаз, те же веснушки на бледной коже. Надеюсь, Анна это тоже замечает.

Анна переводит недоуменный взгляд с меня на Мадлен, испуганно просит:

– Айден, помогите мне!

– Нет, вы должны догадаться самостоятельно. – Я сжимаю ее холодные пальцы. – Все части головоломки перед вами. Кто мог убить леди Хардкасл тем же способом, каким девятнадцать лет назад был убит Томас Хардкасл? Почему, когда я спас Эвелину, она сказала «Я не…» и «Миллисент убили»? Как у нее оказался перстень, который она отдала Фелисити Мэддокс? Из-за чего убили Миллисент Дарби? Зачем Грегори Голду заказали новые фамильные портреты, когда весь особняк пришел в запустение? Кого Хелена Хардкасл и Чарли Карвер пытались выгородить своей ложью?

На Анну снисходит озарение. Она широко раскрывает глаза, перечитывает записку, смотрит на Мадлен и произносит сначала шепотом, а потом громче:

– Эвелина Хардкасл… Вы – Эвелина Хардкасл.





59


Не знаю, чего я ожидал от Эвелины, но, к моему изумлению, она радостно подпрыгивает и хлопает в ладоши, будто мы – дрессированные собачки, исполнившие новый трюк.

– Я так и знала, что от вас двоих будет толк! – Она опускает лампу на землю, и два круга света сливаются воедино. – Без света знаний можно долго блуждать в кромешной тьме. Однако же я не понимаю, зачем вам все это понадобилось.

От услужливой камеристки не остается и следа. Исчез французский акцент и подобострастный изгиб спины, подбородок надменно вздернут. Эвелина глядит на нас словно бы с высокого утеса.

Я не обращаю внимания на ее требовательный взгляд, не отвожу глаз от леса. Все наши усилия пропадут даром, если не появится Чумной Лекарь, но за кругом света от двух ламп – одна чернота. Может быть, он стоит в десяти шагах от нас, только я этого не знаю.

Эвелина решает, что я молчу из упрямства, и широко улыбается. Очевидно, все происходящее доставляет ей огромное удовольствие.

Что ж, до прихода Чумного Лекаря придется ее развлекать.

– Ту же самую участь вы готовили Томасу, – говорю я, указывая на труп Хелены в лодочном домике. – Я расспросил конюха. По его словам, в то утро вы уехали кататься верхом, но это просто алиби. Вы договорились встретиться с Томасом здесь, проскакали мимо сторожки, привязали лошадь к дереву и через лес вышли к озеру. Я замерил время. На дорогу у вас ушло полчаса, вас никто не заметил, вы убили бы Томаса в лодочном домике, искупались в озере, переоделись и вернулись бы к лошади. Орудие убийства и одеяло вы украли у конюха, подстроив все так, чтобы подозрение в убийстве пало на него. Только ваш план провалился, верно?

– Все пошло наперекосяк, – кивает она, огорченно прищелкивая языком. – Лодочный домик был запасным вариантом, если бы основной не сработал. Я хотела оглушить Томаса камнем и утопить его в озере – якобы он пошел плавать и утонул. Трагический несчастный случай и все такое. Жизнь продолжается. К сожалению, ни один план не удался. Я ударила Томаса, но не оглушила. Он заорал, я испугалась и пырнула его ножом прямо здесь, на берегу.

В ее голосе звучит досада. О планах убийства она рассказывает спокойно, как о пикнике, не состоявшемся из-за ненастной погоды. Я ошеломленно смотрю на нее. Все это я предугадал заранее, но мне жутко слышать, как Эвелина говорит об этом равнодушно, без сожаления. У нее нет ни стыда ни совести. Ее трудно назвать человеком.

Анна замечает, что я задумался, и вступает в разговор:

– И тут на вас наткнулись леди Хардкасл и Чарли Карвер. – Она осторожно подбирает слова, как будто рассуждает вслух. – А вы их убедили, что смерть Томаса – несчастный случай.

– Они сами себя убедили, – улыбается Эвелина. – Когда они вышли к озеру, я думала, все кончено, стала придумывать объяснения на ходу, а Карвер за меня все досказал: мол, дети заигрались, поссорились и так далее. Поднес мне все на блюдечке.

– Вы знали, что Карвер – ваш отец? – спрашиваю я.

– Нет, но тогда меня это не интересовало. Мне велели идти кататься верхом, и я очень обрадовалась. Мать мне во всем призналась перед тем, как меня отправили в Париж. По-моему, она хотела, чтобы я гордилась Карвером.

– Значит, Карвер нашел на берегу озера вас, свою родную дочь, с ног до головы забрызганную кровью, сообразил, что надо переодеть вас в чистое, вернулся в особняк за одеждой и оставил Хелену с телом Томаса, – медленно продолжает Анна, выстраивая события по порядку. – А когда Стэнуин выслеживал Карвера, то увидел Хелену и решил, что она убила сына. Поэтому он и позволил приятелю взять вину на себя.

– И вдобавок за немалую сумму денег, – добавляет Эвелина, презрительно вздернув губу; пустые зеленые глаза блестят, как стекляшки, – ни сочувствия, ни жалости. – Мать все эти годы ему платила.

– Чарли Карвер не знал, что, задумав убийство заранее, вы спрятали в лодочном домике смену одежды, – говорю я, стараясь не высматривать Чумного Лекаря среди деревьев. – Одежда пролежала там восемнадцать лет, и ваша мать случайно обнаружила ее только в прошлом году, когда приезжала в Блэкхит. Она сразу поняла, что это означает, и даже рассказала о находке Майклу – наверное, чтобы увидеть, как он отреагирует.


– Скорее всего, она думала, что он тоже знает об убийстве, – с сожалением говорит Анна. – Она больше не доверяла своим детям.

Поднимается ветер, струи дождя звонко стучат по стеклу ламп. Из леса доносится какой-то шум, Эвелина на мгновение настороженно прислушивается.

– Отвлеки ее, – шепчу я Анне на ухо, набрасывая ей на плечи свою куртку.

Она благодарно улыбается в ответ, поплотнее запахивает куртку и произносит:

– Представляю, как леди Хардкасл было тяжело, когда она поняла, что ее любовник пожертвовал собой из-за дочери, которая хладнокровно убила родного брата. Как вы могли так поступить, Эвелина?

– Не как, а почему, – вмешиваюсь я. – Томас вечно ходил за всеми по пятам, любил подглядывать, его за это ругали, поэтому он приноровился вести себя тихо и неприметно. Однажды он увязался следом за Эвелиной в лес, где она повстречалась с одним из грумов, не знаю, случайно или по уговору. На этой встрече что-то произошло – назовем это несчастным случаем. То есть я надеюсь, что это был несчастный случай. – Я искоса гляжу на Эвелину, которая рассматривает меня, как бабочку, севшую ей на платье.

В лучиках морщинок у глаз Эвелины таится наше будущее; ее бледное лицо – хрустальный шар, в котором клубится туман кошмаров.

– В общем, это не важно, – продолжаю я, не дождавшись ее ответа. – Как бы то ни было, Эвелина убила грума. Скорее всего, Томас не понял, что именно он увидел, потому что иначе рассказал бы об этом матери. Когда Эвелина узнала, что Томас ее выследил, то сообразила, что у нее есть выбор: убить брата, пока он никому не проболтался, или признаться в содеянном. Она выбрала первое и стала методично разрабатывать план действий.

– Потрясающе! – обрадованно восклицает Эвелина. – Если не считать пары мелких подробностей, то все так и было. Вы великолепны, мистер Голд. Подумать только, прошлой ночью я считала вас скучным типом.

– А что случилось с грумом? – спрашивает Анна. – Конюх сказал, что его так и не нашли.

Эвелина задумчиво смотрит на нее. Сначала мне кажется, что она решает, отвечать на вопрос или нет, но потом я понимаю, что она просто-напросто пытается вспомнить убийство, о котором не думала уже много лет.

– Все вышло так забавно, – рассеянно начинает она. – Мы с ним собирались залезть в пещеру. Я знала, что родители мне не позволят, поэтому мы встретились украдкой. С ним было очень скучно. Мы стали исследовать пещеру, и он провалился в какую-то расщелину. Ничего не сломал, просто там было очень глубоко, так что надо было идти за помощью. Я собралась уходить, а потом вдруг сообразила, что можно никого не звать. И вообще ничего не нужно делать. Вот я его там и оставила. Никто так и не узнал ни о том, куда он подевался, ни о том, что с ним была я.

– Вы бросили его на произвол судьбы? – ужасается Анна.

– Да. Мне это очень понравилось. У меня появился свой секрет. А потом Томас вдруг спросил, зачем я ходила к пещере. – Не сводя с нас дула револьвера, она поднимает лампу. – Ну, остальное вы знаете. Жаль, конечно.

Она взводит курок. Анна, выступив вперед, прикрывает меня своим телом.

– Погодите! – восклицает она, протягивая руку.

– Вот только не надо меня умолять, – раздраженно говорит Эвелина. – Я вас так уважаю, честное слово. Почти двадцать лет о смерти Томаса никто не вспоминал, кроме матушки, – и тут вдруг появляетесь вы двое и каким-то чудом все выясняете. Меня восхищает ваше упорство, но я презираю людей, у которых отсутствует гордость.

– Я не собираюсь вас умолять, – возражает Анна. – По-моему, мы заслуживаем того, чтобы узнать от вас все до конца.

Лицо Эвелины озаряет прелестная, хрупкая и совершенно безумная улыбка.

– По-вашему, я полная дура? – спрашивает она, смахивая с ресниц капли дождя.

– По-моему, вы нас убьете, – спокойно отвечает Анна, будто разговаривая с малым ребенком. – Но здесь, на берегу, все хорошо слышно. Вам надо отвести нас в укромное место, а свою историю вы доскажете по дороге.

Эвелина подступает к ней, подносит лампу к лицу Анны, чтобы лучше видеть, наклоняет голову набок, чуть приоткрывает рот.

– Умница, – восхищенно мурлычет Эвелина. – Ладно, поворачивайтесь – и марш вперед!

Я с нарастающим волнением слушаю этот разговор, отчаянно надеясь, что из темноты вот-вот появится Чумной Лекарь и все благополучно разрешится. У нас теперь больше чем достаточно сведений для того, чтобы Анну отпустили на свободу.

«Его могли задержать».

Эта мысль пугает. Анна тянет время, пытаясь сохранить нам жизнь, только все будет впустую, если Чумной Лекарь нас не найдет.

Тянусь за лампой, но Эвелина пинком отбрасывает ее и указывает дулом револьвера на лес.

Мы с Анной идем бок о бок, Эвелина в нескольких шагах позади, негромко что-то напевает. Я оглядываюсь, но понимаю, что отобрать у нее револьвер не получится. А даже если и получится, то все равно толку не будет. Надо не задержать Эвелину, а доказать, что Анна не злодейка; для этого лучше, если нам грозит опасность.

Тяжелые тучи закрывают звезды. В кромешной тьме путь нам освещает только тусклый свет лампы, приходится двигаться медленно и осторожно, чтобы не споткнуться. Чумного Лекаря все нет и нет.

– Если ваша мать еще в прошлом году узнала о вашем преступлении, почему она никому не сказала? – спрашивает Анна, оглядываясь на Эвелину. – Зачем она устроила бал, пригласила гостей?

В голосе Анны звучит искреннее любопытство. Если ей и страшно, то страх запрятан так глубоко, что я его не замечаю. Очевидно, не только Эвелина владеет актерским мастерством. Надеюсь, у меня тоже получается. Сердце колотится так сильно, что вот-вот проломит ребра.

– От жадности, – отвечает Эвелина. – Матушка и рада бы отправить меня на виселицу, только родителям деньги были нужны больше. Судя по всему, о моей свадьбе долго договаривались, а месяц назад я получила от матери письмо, где было сказано, что, если я не соглашусь выйти замуж за Рейвенкорта, меня сдадут властям. Сегодняшнее унизительное торжество устроили как возмездие за смерть Томаса.

– И в отместку вы убили родителей? – спрашивает Анна.

– Ну, отца я убила, потому что мы с Майклом так уговорились: он убивает Фелисити, а я – отца. Майклу надоело дожидаться наследства. А еще он вошел в долю с Кольриджем, хочет перекупить у Стэнуина все компрометирующие сведения.

– Значит, под окном сторожки остался отпечаток вашего ботинка, – вслух рассуждаю я. – И записку тоже написали вы.

– Иначе Майкла обвинили бы в убийстве отца, а нам это совсем ни к чему, – говорит Эвелина. – Вдобавок, как только я уеду отсюда, то сменю имя, и меня никто не найдет.

– А почему вы убили мать?

– Я прекрасно жила в Париже… – В голосе Эвелины впервые прорезается злость. – Если б она не продала меня Рейвенкорту, то мы бы с ней так никогда и не увиделись. Так что она сама виновата в своей смерти.