Серьга Артемиды

Телефон лежал на столе. Герман схватил его, но какое-то странное движение на мониторе привлекло его внимание. Он мельком глянул, пошел было прочь, но вернулся и снова посмотрел.

— Что такое! — пробормотал он.

Посмотрел еще и ринулся в павильон.

— Настя! — заорал он, распахнув двери. — Ты где?! Что здесь происходит?! Настя, черт побери!..

— Я здесь! — прохрипела Настя из-за декораций. Мила душила ее, и, должно быть, на самом деле задушила бы, если б Герман не подбежал и не отшвырнул ее.

— Настя!

— Она их убила, — держась за горло, прохрипела Настя. — И Свету Дольчикову, и Василия. Из-за Артемиды.

— Из-за любви, — сказала Мила и села на пол.





* * *


…Ну вот опять!.. Начинается!

Опять ее зовут, зачем-то она срочно понадобилась! Вот что может понадобиться от человека в такой важный и ответственный день?!

— Настя!

— Ну что, что?!

— Спускайся, пора!

…Хоть раз в жизни можно оставить ее в покое?! Ей нужно сосредоточиться и подумать. Напоследок. Не просто как-нибудь подумать, а всей душой.

Ну, и умом, разумеется.

Думают исключительно умом. Мозгом.

Розгой, узкой, страшно тесно, пресно, очень интересно, веско, близко, новостройка, барахлит вовсю настройка, лезет в разум чепуха, недалече до греха…

Господипомилуй, господипомилуй, господипомилуй.

Какстрашно, какстрашно, какстрашно.

Страшно как!!!

— Настя! Сколько можно?!

— Да иду я, иду!..

Времени действительно оставалось немного.

Приготовленный с вечера костюм висел в шкафу с самого края — как бы отдельно от всех остальных вещей, как бы соблюдая дистанцию. Настя осторожно вытащила его, прицепила вешалку на дверь и посмотрела.

Если только сегодня все сложится хорошо, вот если только сложится, это будет ее самый любимый костюм на веки вечные! Она станет носить его всю жизнь и всем рассказывать его историю. Она будет его беречь и хранить, как зеницу ока.

Зеницу, орлицу, молодицу, волочится, пузырится… откупори шампанского бутылку иль перечти «Женитьбу Фигаро»…

Господитыбожемой, господитыбожемой, господитыбожемой…

Настя нарядилась в костюм и так и сяк посмотрела на себя в зеркало. Волосы, подвитые особым образом, были спрятаны под косынку специально — сняла, тряхнула головой, и локоны легли как надо.

Она стянула косынку, тряхнула, локоны легли.

Настя поняла, что в зеркале так ничего не увидела.

— Это уже неважно, — сказала она себе и больше не стала смотреться. — Какая разница!..

Она спустилась вниз, и тут обнаружилось ужасное.

Оказалось, что вся семья — вся! семья! разросшаяся до неприличных размеров! — в сборе.

И все стоят вокруг лестницы.


— Вы что? — спросила Настя, и голос у нее дрогнул. — С ума сошли? Вам делать нечего?!

— Нам есть что делать, — сказал Липницкий-старший. — У нас полно дел. Но мы решили, так сказать, проводить.

— Решающий экзамен, — подхватила бабушка. — Серьезное дело.

— Ба, сколько раз тебе говорить, что не экзамен, а прослушивание! Про-слу-ши-ва-ни-е!

— Это совсем другое дело, конечно, — сказала бабушка ехидно.

— Мам, а вы зачем приперлись? Ты же говорила, у вас работы полно!

Мать сразу струсила и заюлила.

— Настюш, мы просто приехали пожелать тебе удачи. Мы почти что ехали мимо, честное слово.

— Мы не знали, что нельзя, — сказал Александр Наумович, — мы думали, что можно.

— Бабушка бы проводила, и все, — пробормотала Настя. — И так страшно, ужас, а тут еще вы все!..

С улицы вбежала Черри, подскочила к Насте, плюхнулась и протянула лапу.

Настя подхватила лапу и пожала.

— Привет, привет, — сказала она. — И ты желаешь мне удачи?

— Настя, садись и поешь. Экзамен может затянуться. То есть прослушивание!

— Ба, я не хочу.

— Придется. На голодный желудок большие дела не делаются. Давай за стол.

Настя прошла и села к столу. И обвела глазами родственников.

— А вы? — спросила она. — Так и будете вокруг стоять и смотреть?

Родственники кинулись и тоже расселись.

— А я им говорил, между прочим, — сказал Даня, появляясь в дверях, — чтобы они к тебе не приставали. А они сказали, что тоже нервничают.

— Да уж, — пробормотала Настя.

— Мы будем тебя ждать, — сказала Тонечка, тараща на дочь круглые умоляющие глаза. — Мы будем тебя ждать изо всех сил с победой!

— Или не с победой, — вмешался Герман. — Неважно с чем. Ты, главное, думай только о своем деле. Все остальное выброси из головы.

— Да уж, — опять пробормотала Настя. — Как тут выбросишь-то…

— Волевым усилием, — сказал генерал Липницкий твердо. — Рраз, и готово!..

— Ты прошла все туры, тебя пропустили на прослушивание, — продолжала Тонечка. — Ты все уже знаешь и понимаешь. Главное теперь не нервничать.

— Если вы все будете говорить ей, чтоб она не нервничала, у нее истерика сделается, — сказал Даня. — Марина, можно мне пирог с мясом?

— Ну, конечно! С мясом в желтой кастрюльке, в голубой с капустой.

— Я тогда два возьму.

Настя хлебала щи, а они сидели вокруг и смотрели, как она ест.

— Что? — спросила она в конце концов. — Что вы на меня уставились?

— Тебя отвезет моя машина, — сказал Липницкий.

— Еще не хватает!

— И не спорь, пожалуйста, — встряла бабушка. — Тебе нужно сосредоточиться, а не толкаться в электричке! Чтобы не получилось, как в прошлом году, когда тебя даже не стали слушать.

— Ба, я не поеду в институт на этом… лимузине! Ты что, не понимаешь?!

— Никакой это не лимузин! — возмутился Липницкий.

— Настя, на машине сейчас правда удобней, — быстро проговорила мать.