Сохраняя веру

Вера идет, садится и, свесив босые ноги, болтает ими в воде.

– Мама тебя за такое не похвалит.

Вера оборачивается:

– А как она узнает, если вы ей не скажете? И вообще, если она увидит, то так разозлится на вас, что на меня кричать уже не будет.

– Выходит, мы с тобой соучастники преступления, – говорит Иэн и протягивает руку, помогая Вере встать. – Итак, начнем. Закидывать удочку умеешь? Ты когда-нибудь уже рыбачила с папой?

– Нет. А вы с вашим?

В этот момент ручка Веры оказывается в руке Иэна. Девочка вопросительно поднимает лицо, частично скрытое тенью, и щурится.

– Нет. Не припомню такого. – Он обнимает ее, стоя сзади, и берет уже обе ручки в свои. Тихонько шевелящиеся детские лопатки задевают его живот. – Вот так. Гляди.

Иэн поднимает удилище и отправляет леску в воду.

– Что теперь?

– Теперь ждем.

Он садится рядом с Верой и смотрит, как она ковыряет доски настила ногтем большого пальца. Закрыв глаза, девочка подставляет лицо заходящему солнцу, и Иэн, сам себе удивляясь, завороженно наблюдает биение маленькой жилки у нее на шее. Воцаряется такая тишина, которую обидно нарушать, и все-таки любопытство берет верх.

– «Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков»[21], – говорит Иэн, наблюдая за Вериной реакцией.

Девочка поворачивается к нему:

– А?

– Это такая поговорка. Очень старая.

– Глупая. Людей разве ловят?

– Спроси об этом Бога при случае.

Иэн ложится на спину и накрывает глаза рукой так, чтобы через щелочку следить за Верой.

Она хмурится, борясь с желанием что-то сказать, и снова начинает ковырять доски. Иэн напряженно ждет признания, но, чем бы ни были заняты мысли Веры в этот момент, внезапно дрогнувший поплавок выводит ее из задумчивости. Девочка радостно верещит. Иэн помогает ей вытянуть рыбу – окуня, весящего не меньше трех фунтов. Сняв этого красавца с крючка, он дает его Вере в руки. Она восторженно ахает, прижимая рыбину к животу. Иэн улыбается. Прямо картинка! – думает он, глядя на Верины волосы, горящие в лучах вечернего солнца, и на ее измазанную грязью щечку. Сейчас она для него не объект журналистского расследования, а просто маленькая девочка.

Окунь, борясь за свободу, начинает бить хвостом.

– Глядите, как… Ой! – вскрикивает Вера, роняет рыбу и, прежде чем Иэн успевает опомниться, падает, потеряв равновесие, в ледяную воду.





Мэрайя просыпается и наяву оказывается в страшном сне: Иэн Флетчер исчез, забрав Веру. Вскочив с дивана, Мэрайя громко зовет дочь, но по тому, как в домике тихо, понимает, что никто не отзовется. На полу остались разбросанные карты: похоже, этот человек схватил девочку посреди игры и насильно унес.

Что же делать? Звонить в полицию? Сердце колотится. Мэрайя выбегает из домика в таком смятении, что даже не обращает внимания на автомобиль, стоящий на своем месте. Она бежит к конторе, к ближайшему телефону, проклиная себя за то, что позволила Иэну Флетчеру приблизиться к своей дочери. Повернув за угол, Мэрайя видит на фоне озера силуэты двух фигур – высокой и маленькой. От внезапного облегчения у нее подгибаются колени. Она рупором подносит ко рту ладони, чтобы позвать дочь, и в этот момент, прямо у нее на глазах, девочка падает в воду.





Вот черт! Это все, что Иэн успевает подумать, прежде чем вода проглатывает Веру и эхо доносит до него вопль Мэрайи. Озеро холодное. Умеет ли девочка плавать, Иэн не знает. Он в растерянности: если сейчас просто взять и тоже прыгнуть в воду, то можно упасть прямо на Веру и тем самым не помочь ей, а навредить. Краем глаза Иэн видит Мэрайю, бегущую вниз по склону холма, и слышит ее крики, но не перестает напряженно смотреть на мутную воду, пока у поверхности не начинает блестеть что-то серебристое. Тогда Иэн прыгает в озеро левее того места, где заметил этот блеск, открывает глаза, в которые тут же попадает поднятый со дна песок, и запускает руки в шелк Вериных волос.

Она попала под мостки и снизу бьет по ним ладонями. Рот раскрыт, глазенки полны ужаса. Иэн хватает ее за хвостик и вытаскивает. Девочка вползает на деревянный настил и ложится на доски, отплевываясь и судорожно глотая воздух.

Иэн тоже выбирается из воды. В этот момент Мэрайя, подбежав, берет Веру на руки, тискает ее и лепечет ей ласковые слова. Только теперь Иэн позволяет себе дышать. Только теперь он отваживается подумать о том, что могло случиться. Оказывается, он весь трясется от холода и его промокшая одежда весит, наверное, фунтов пятьдесят. Бросив взгляд на Веру, с которой все должно быть в порядке, Иэн поднимается на ноги и медленно идет к домику, чтобы переодеться.

– Ни с места! – Голос Мэрайи вибрирует от ярости.

Иэн останавливается и оборачивается к ней.

– С ней ничего не случится, – прокашлявшись, с трудом произносит он. – Она пробыла в воде всего несколько секунд.

Но Мэрайю так просто не утихомирить.

– Как вы посмели увести ее без моего разрешения?!

– Ну я же…


– Вы дождались, когда я усну, и выманили ребенка конфеткой, чтобы засыпать вопросами? Наверное, и диктофон свой драгоценный включили? Вы хоть успели достать его из кармана, прежде чем прыгнуть в воду?

Иэн чувствует, как его зубы сами собой обнажаются в оскале:

– Да будет вам известно, что я задал вашей дочери всего один вопрос: учил ли ее отец ловить рыбу? И на пленку я до сих пор не записал ни единого сказанного ею словечка. Она случайно свалилась в воду и попала под мостки. Я вытащил ее – вот все, что я сделал.

– Она бы не оказалась под мостками, если бы вы не привели ее к озеру! И вообще, откуда мне знать? Может, вы сами ее туда и толкнули?

В глазах Иэна вспыхивает ярость. Вот, значит, какую благодарность он получает за спасение ребенка! Тяжело дыша, он делает шаг назад.

– А мне откуда было знать, – ухмыляется он, – что она не умеет ходить по воде?





Мэрайя уже давно накормила Веру горячим супом, искупала и уложила спать, а Иэн все не возвращался. Мэрайя, даже не отдавая себе в этом отчета, начинает мерить комнату шагами и пялиться на серую рябь в телевизоре. Ей хочется извиниться. Теперь они оба остыли, и он, наверное, сам понимает: когда она на него напустилась, за нее говорил страх. И все-таки надо бы сказать ему об этом. В конце концов, Вера и одна могла добрести до пруда и упасть в воду. Не окажись рядом Иэна, девочка утонула бы.

Увидев, что дочка крепко спит, Мэрайя садится на краешек кровати и гладит детскую щечку, теплую, точно спелый персик. Как другие матери умудряются не упускать детей из виду? Откуда они знают, что, если закрыть глаза, с ребенком в этот момент ничего не случится? Погружение в почти ледяную воду может иметь серьезные последствия, но с Верой вроде бы все в полном порядке.

Кто бы ни был этот Верин Бог, из воды ее вытащил не Он, а Иэн. И за это следовало бы его поблагодарить.

Маленькую комнату пересекает колеблющийся луч автомобильных фар. Мэрайя выходит из спальни и ждет Иэна. Но проходит минута, потом две, а потом и пять. Выглянув в окно и убедившись в том, что машина действительно подъехала, Мэрайя открывает входную дверь. Иэн сидит на крыльце, прислонившись к косяку.

– Мне жаль, что так получилось, – говорит Мэрайя, краснея.

– Да уж, сидеть здесь довольно глупо.

Они оба смотрят то на ночное небо, то на гниющие доски крыльца, то на облезающую краску двери – куда угодно, только не друг на друга.

– Мне и правда жаль. Простите меня.

– А вы меня. Я уже не в первый раз затеваю что-то с Верой, не спросив у вас разрешения. – Иэн потирает шею. – А ей, кстати, понравилось рыбачить. Ну то есть нравилось, пока она не упала.

Они представляют себе Веру с окунем в руках, и эта картинка играет роль мостика между ними. Мэрайя садится рядом с Иэном и рассеянно рисует кружок на грязном крыльце.

– Я не привыкла отпускать Веру от себя, – признается она. – Мне это тяжело.

– Вы хорошая мать.

Мэрайя качает головой:

– Похоже, вы единственный, кто так считает.

– Почему? Уверен, та девочка, которая сейчас спит, со мной согласна, – говорит Иэн, прислоняясь к стене домика. – Я, наверное, должен перед вами извиниться еще и за то, что брякнул про хождение по воде. Я бы не сказал этого, если бы не разозлился.

– Знаете, – подумав, говорит Мэрайя, – я ведь не больше вашего хочу видеть в Вере какое-то подобие… мессии.

– А чего вы хотите?

Она глубоко вздыхает:

– Чтобы моя дочь была в безопасности. Чтобы была со мной.

Ни Иэн, ни Мэрайя ничего не говорят, но им обоим думается, что эти два желания могут оказаться взаимоисключающими.

– Вера сейчас спит?

– Да. – Мэрайя бросает взгляд на дверь домика. – Заснула без проблем.

Иэн подтягивает одно колено к груди и обхватывает его руками. Мэрайя спрашивает себя, каким бы мог быть для них обоих этот момент, если бы они не столкнулись друг с другом на войне убеждений, а встретились в магазине, где он поднял бы оброненный ею кошелек, или в автобусе, где он уступил бы ей место. Мысленно вторгаясь на ту территорию, которую она до сих пор старалась обходить стороной, Мэрайя отмечает про себя черные как вороново крыло волосы Иэна и сверкающие голубые глаза. Ей вспоминается та ночь в больнице, когда он поцеловал ее в щеку.

– Даже во время мировых войн враждующие стороны прекращали огонь в Рождество, – тихо произносит Иэн.

– Что?

– Мэрайя, я предлагаю вам перемирие. – В его устах ее имя журчит, как водопад. – Я хочу сказать, – улыбается он, – что хотя бы только здесь и только сейчас мы могли бы истолковать наши сомнения в пользу друг друга, как предполагает презумпция невиновности. Вероятно, я не такой уж и монстр, каким вы меня себе представляете.

Она улыбается в ответ:

– Не скромничайте.

Иэн смеется, и Мэрайя понимает, что если он внушает страх, когда ведет себя враждебно, то, ослабляя оборону, он становится еще опаснее.