Стая воронов

Этайн храбро попыталась подняться; чуть-чуть подождав, Гримнир выругался и подхватил ее на руки, как тряпичную куклу, с той же легкостью, с какой подхватил бы пустой мешок. И полетел стрелой. Они углублялись все дальше в дубовую чащу, по столь призрачному следу дыма, что ни один человек его бы не почуял.

Он пробежал милю, затем еще одну. И хотя Гримнир даже не запыхался, он все равно замедлил шаг, его длинные скачки сменились крадущимися шагами охотника – воздух наполнился густым ароматом добычи: дым очага и специй, вскопанная и удобренная земля, людской пот и резкая вонь собачьей мочи. Он подкрался ближе, пока не увидел меж деревьев поляну. Посреди нее стоял домик из камня и дерева, с низкой, обложенной мхом крышей, капли дождя стекали с ее карнизов в два огромных бочонка. Дом окружала мозаика аккуратных грядок, огороженных и готовых к весенней высадке; позади виднелся небольшой фруктовый сад и одинокая каменная стена с вырезанной в ней дюжиной ниш, из которых доносилось монотонное жужжание пчел.

Гримнир подобрался ближе, Этайн у него на руках зашевелилась. В этом месте было кое-что необычное: от дома протянулись лучами веревки, соединяя сложной паутиной огород, фруктовый сад, пчелиные ульи, каменный колодец и шестиугольную лачугу, в которой, должно быть, хранились инструменты. Из щелей в деревянных ставнях пробивался свет очага.

Гримнир намеревался украсть что-нибудь с заднего двора и найти для подкидыша сухой уголок, пока сам он разведает, что в доме. Он хотел узнать, как много внутри людей и скольких придется убить, чтобы забрать его себе. Но его планы рухнули, словно плотина под напором водного потока. Он не прошел и десяти шагов по поляне, как из дома послышался раскатистый рык пса.

Гримнир встал в боевую стойку и положил ладонь свободной руки на рукоять сакса; он хотел уже было его вытащить, но тут дверь дома распахнулась. Сырую ночь пронзило копье каминного света, и в нем возникла фигура женщины, согнувшейся под тяжестью лет, и защищавшего ее огромного волкодава. Лишь ласково лежащая на холке чудовища рука старухи удерживала его от того, чтобы броситься вперед.

Она крикнула что-то на гаэльском. Она была слепа и смотрела немного выше и в сторону. Через мгновение она перешла на датский.

– Кто здесь? Гаэл или дув-галл? Человек или демон?

Гримнир не ответил и сделал шаг назад. От движения огромный пятнистый серый волкодав с низким угрожающим рыком оскалил клыки. Было видно, как ходят у него под шкурой мышцы, как он подбирается, прежде чем броситься и повалить врага на спину.

– Может, слепая Мэйв тебя и не видит, да, но Конан этой немощью не страдает, – сказала женщина с сильным ирландским акцентом. – Подойди, ночь слишком ужасна для того, чтобы ссориться на крыльце.

– Он-на права, – пробормотала Этайн.

В тот же миг старуха вытянула шею и склонила набок голову.

– С вами… с вами что, женщина? Отвечайте!

Гримнир сощурил разгоревшиеся глаза и медленно поставил Этайн на ноги. Собравшись с силами, она пошла вперед, покачиваясь под косым дождем. Гримнир положил ей на плечо руку и знаком велел подать голос, но его не упоминать. Она смерила его дерзким взглядом.

– Д-да. Нас… Нас здесь двое. Наша л-лодка… нам н-надо… м-можно мы ук-кроемся от дождя в одной… в одной из ваших при-пристроек?

Старуха покачала головой.

– Думаете, слепая Мэйв – такая плохая хозяйка, что предложит гостям мешок холодной соломы вместо очага? Нет, – она шикнула на пса и отогнала его от двери. – Шевелись! Давай, прочь с дороги, варвар мохнатый. Идите в дом. Ну же, быстрее! Нельзя оставаться без крыши над головой в такую погоду. В такие ночи демоны охотятся за излишне доверчивыми, и только теплый очаг и Божья милость берегут души женщин и мужчин.

Схватив Гримнира за руку, Этайн почти потащила его за собой. Он не чуял в предложении старухи подвоха; кажется, ее и правда заботила судьба путников – черта, незнакомая его народу, который считал гостеприимство обременительным, а незнакомцев – опасными. Из дома повеяло теплотой, и рот Гримнира сам собой наполнился слюной от запаха вчерашнего хлеба, трав и какого-то рагу. Когда он, пригнувшись, скользнул под мокрый карниз и ступил на порог, пес злобно поглядел на него и зарычал, прижав к лохматой башке уши. Даже если его хозяйка не приметила в Гримнире врага, он был прозорливее.

– Тихо, Конан! – прикрикнула она, и зверь умолк. Старуха протянула руку и коснулась ладони Этайн, а потом и Гримнира. – Не обращайте внимания, он не любит компанию. Ты промокла до костей, дитя. Садись к огню. Скидывай свою мокрую одежду – я принесу тебе одеяло. И тебе тоже, воин. Я Мэйв. Слепая Мэйв. Добро пожаловать.

Ссутулив плечи, Гримнир протиснулся в хижину; сердитого пса, не желавшего поворачиваться к нему спиной, он обошел стороной, Этайн упала у камина, в котором потрескивал огонь. Вдохнула окутавшее ее разом тепло. Мэйв достала с полки одеяло и пододвинула его Этайн.

– На-ка. И давай мне свои тряпки. Откуда ты, дитя?

– Из Британии, – пробормотала Этайн, стянув с себя одежду и укрывшись одеялом. – Из Гластонбери – это в самом сердце Уэссекса.

– Уэссекс, да? Далековато ты от дома. Как тебя зовут?

Этайн со слабой улыбкой повернулась к старухе.

– Этайн. А моего спутника зовут Гримнир. Мы прошли даже больше, чем ты можешь себе представить, – она вздрогнула, несмотря на тепло очага. Мэйв нахмурилась; приложила шишковатую ладонь к ее щеке, потом – ко лбу.

– Жар.

– Он меня еще в Уэссексе разбил. И снова вернулся, пока мы плыли по морю.

– Не волнуйся, дитя, – закудахтала старуха. – Слепая Мэйв вылечит твою хворь. О да. Она знает коренья, она искусна в травах. Еще не насылал Всевышний такого жара, который она не смогла бы унять. Гримнир, да? – она кинула через плечо взгляд слепых молочно-белых глаз. – На столе тушеное мясо, хлеб и медовуха. Угощайся, а я пока займусь этой бедняжкой.

Мэйв встала и достала еще шерстяных одеял, мягкую одежду, медный котелок и небольшой сундучок – такие носили по улицам Кордовы мавританские доктора.

Гримнир, в свою очередь, молча отстегнул пряжку волчьего плаща. Повесил его и кожаные ножны на вбитый в стену у камина колышек. Затем вытащил сакс и осмотрел лезвие, выискивая следы ржавчины. Не обнаружив ее, он отложил клинок и снял сначала пояс, а потом и кольчужный хауберк, разложил их у огня; нижняя рубаха промокла и покрылась ржавыми пятнами. Ее он тоже стянул и положил к остальным вещам. Оставшись лишь в килте и сандалиях и держа сакс под рукой, Гримнир сел за стол и набросился на рагу, душистое варево из зимних овощей и солонины, которое он закусывал отрезанными от буханки ломтями хлеба.

– Как ты поняла, что он воин? – тихо спросила Этайн, когда старуха снова подошла к ней.

Мэйв постучала себя по длинному носу.

– Я чувствую вареную кожу и железо. Но… – помедлила она, – он не гаэл, не норманн и не бритт. В его запахе… что-то странное. Не могу понять.

Этайн промолчала. Пока она смотрела на потрескивающие поленья, Гримнир позади нее понюхал медовуху и приложился прямо к глиняному кувшину. Одним глазом он посматривал, как старуха водит руками по телу Этайн, ощупывая каждый шрам, рубец, ссадину, ушиб и отметину последних нескольких недель.

– Несладко тебе пришлось, – сказала Мэйв, проведя пальцами по острым скулам Этайн и погладив ее по лбу. Она наткнулась на засохшую корку на ране, оставленной ботинком Кюневульфа. – А этот шрам, боюсь, уже не посветлеет.

Она прощупала шею девушки в поисках опухших гланд или знаков, которые подсказали бы ей, правильно ли распределены телесные жидкости. Бормоча под нос, Мэйв обернулась к знахарскому сундучку и начала наощупь рыться в настойках, мазях и пузырьках с травами. Она растирала их между пальцами, смешивала, пробовала и сплевывала, забыв о мире вокруг. Волкодав улегся в дальнем углу и смотрел, как работает его хозяйка.

Гримнир прикончил вторую миску рагу, а за ней и третью, осушил кувшин медовухи. Согревшийся и сытый, он вытянул под столом ноги и оперся спиной о шершавую каменную стену. Прикрыл глаза и впервые с того момента, как они покинули Зеландию, позволил себе задремать.






Глава 4




Над теплой соломенной крышей дома, источавшей пар под холодным дождем, все еще носил листья и ветви древних дубов соленый штормовой ветер. На совет собрались три тени. Три ворона – застывшие в недобром молчании, покрытые перьями великаны, очень странные и настолько все понимающие, что это пугало. Одним из них был Круах, второй ворон, его родич, чуть уступал ему в размерах; но третий ворон, огромный исполин, превосходил их обоих. Его перья светились лунным светом, злобные злые глаза смотрели прямо на поляну.

– Фомор, – пророкотал он.





Глава 5




Нежное прикосновение руки ко лбу пробудило Этайн от легкой дремы без сновидений. Она уснула у огня, откинувшись на подушку и укутавшись в пахнущее травами шерстяное одеяло. Открыв глаза, она увидела рядом Мэйв.

– Прости, – сказала она. – Я задремала.

Дождь за окном поутих и теперь мирно покрапывал.

– Нет, дитя, даже слушать не буду. Отдых лишь помогает белой иве и пижме творить свою магию. Да, жар спал, – еле слышно произнесла слепая ирландка. Гримнир и волкодав старухи Конан сопели в унисон, глубоко дыша и пытаясь перехрапеть один другого. – Набралась сил поужинать?

– Думаю, да.

Мэйв поднялась и заметалась по дому. Движения старухи были выверены, каждый жест направляли чутье и давняя привычка – подхватив кусок твердого сыра, буханку хлеба, глиняный кувшин с вином, деревянную миску и две чаши из рога, она положила все это в плетеную корзину.

– Когда ты потеряла зрение? – спросила Этайн.

– О, задолго до твоего рождения, дитя, – ответила она, поднеся корзину к очагу. Она села – заскрипели суставы. Зрение заменяли ей пальцы; она выудила из корзины миску и потянулась к огню, где висел на черном от сажи крюке железный котел с бурлящим рагу. – Меня… ранили в голову. Норманнский топор. Толпа из Вейсафьорда искала, чем бы поживиться. Мне было десять, – от одного воспоминания Мэйв в страхе вздрогнула; трясущейся рукой она налила мясную похлебку в миску. – Моя тетушка, сестра отца, была мудрой женщиной. Да, некоторые звали ее ведьмой, но она изучала лекарское искусство в мавританской Кордове. Она была искусна в травах и прочла множество трактатов, но даже ей понадобился целый год, чтобы не дать мне перешагнуть порог Смерти. А зрение со мной не вернулось.

– Прости, – сказала Этайн, приняв миску из руки Мэйв.

Но старуха покачала головой и, дотянувшись до кувшина вина, с привычной легкостью разлила его по чашам.

– Нет, слепой Мэйв твоя жалость ни к чему. Господь щедро меня одарил. Он оставил мне разум, две ноги, две руки и спину. Я слышу и чую запахи… сдается мне, даже лучше, чем этот косматый варвар там на полу.

– Про… – Этайн вновь собиралась извиниться, но осеклась. И лишь тоскливо улыбнулась со вздохом. Она подула на похлебку и отхлебнула. Ветер шелестел соломой по скатам крыши.

– Может, мой вопрос покажется тебе странным, – произнесла Этайн, помолчав, – но где именно в Эриу мы находимся? До того как поднялся шторм, мы плыли в Дублин…

– Дублин? Так вы проблем себе ищете? Что ж, не сильно вы сбились с курса. Вы на милю севернее к низине Арнкелл… в лесу Лоркан в предгорье Куалу.

– А Дублин?

– Чуть больше двенадцати лиг на север. Ты и твой муж за доброго короля Бриана или против него?

– О, он мне не муж, – ответила, покраснев, Этайн. Одна мысль об этом… она поежилась. – Господь Всемогущий, нет. Мы просто вместе путешествуем… мы в каком-то смысле союзники. Но так было не всегда.

Мэйв вздернула бровь.

– Значит, союзник. Знаешь, что у него на уме?

– Уж это я знаю точно, он никогда не стесняется поделиться мыслями. Гримнир ищет мести – подозреваю, он присоединится к тем, на чьей стороне будет легче убить ублюдка, который перешел ему дорогу.

– Какой-нибудь бедный иноземный тэн?

Этайн доела похлебку, отставила миску в сторону и оторвала себе горбушку хлеба и кусочек сыра. Медленно жуя, она размышляла о важности чуть не сорвавшегося с языка имени – имени человека, сидевшего, словно паук, в центре сплетенной им в сердце изумрудных холмов Эриу паутины коварства и предательства. Назвав его, она могла навлечь на них неприятности. И Этайн потихоньку ела, не сводя глаз со старой слепой и измученной заботами ирландки, с ее морщинистого лба, который поблескивал в свете очага. Она очень хотелось довериться Мэйв – но не будет ли это ошибкой? Она скосила глаза на спящего Гримнира. Гримнир не доверял никому.

Нет, вдруг подумала она. Я не такая, как он.

– Не тэн, – ответила она старухе, – а один из их ярлов. Бьярки Полудан.

Мэйв вздрогнула и сделала большой глоток вина.

– А твой союзник высоко метит. Этого ненавидит сам Господь! Грязный колдун данов. Говорят, он стар, как Мафусаил, и коварен, как Змей. Его защищает мертвец! Драугр его имя – убитый в Дании христианин-вероотступник, в которого его хозяин вновь вдохнул жизнь. Полудан только и делает, что шныряет за стенами Дублина со своей ведьмой Кормладой, плетет сети, в которые заманивает добрых богобоязненных людей.

Этайн улыбнулась.

– Как сказал бы мой спутник, если бы не спал: пф!