Свои чужие люди

– Последнее упоминание о сестре Яна в дневниках Марты и вовсе странное.

«…Завтра я выхожу замуж за Яна… жаль, что с нами не будет Марго, с ней совсем худо…»

– Так все ясно! Девочка заболела, ее увезли лечиться, скорее всего, за границу. Я понимаю, тебе очень хочется найти здесь что-то необычное, Галя. Так придумай! Не исторический же роман пишешь! А что за второе «белое» пятно?

– Почему уехал Ян? Бросив крошечную дочь и жену?

– Но это уже совсем не вопрос. Почему бежали в семнадцатом? Надеялись, что ненадолго. Что вернутся. Поэтому и жену оставил. Куда ей с ребенком?

– Ну, допустим. Но тот же Карташов не теряет надежды найти его следы. Известно, что у Фальков в Германии были родственники. Родной брат Людвига Фалька, того, первого, кто обосновался в Самаре, поддерживал с ними отношения. Карташов считает, что именно к потомкам этого брата и направился Ян. Так что ниточка есть. И будь уверен, Карташов что-нибудь да раскопает! – Галина торжествующе посмотрела на мужа.

– Ладно. Книга книгой, а что это вы все переглядываетесь, а? Что еще надумали? Ляля?

– Ты же не веришь, Беркутов, в предсказания! – Галина усмехнулась.

– Ляля, скажи, – Беркутов ничего не ответил жене на ее насмешку.

– Я уверена, что с квартирой Эмилии Фальк будут сложности. Я бы даже сказала, неприятности. Не знаю какие, но это коснется тебя, Егор.





Глава 34




– Я даже не знаю, с чего начать, – Алевтина почему-то не смотрела на него, и Виктора это очень беспокоило. И это чувство – беспокойство, часто беспричинное, было ему внове. Он всегда был уверен в себе и в том, что делает, считая себя человеком трезвым. Люди, что-то себе там мнящие, раздражали его, он смотрел на них как на досадную помеху в этом таком простом и просчитываемом наперед мире. Не хочешь получить удар – не подставляйся, не отклоняйся в сторону – и не собьешься с пути, не греши – и молиться не придется. Майор Виктор Маринин был уверен, что человек сам делает свою судьбу. До тех пор, пока судьба сама не «сделала» его. Теперь он жил с оглядкой. Еще немного, думал про себя Маринин, и он научится плевать через левое плечо, чтоб не сглазить.

– Аля, начни с первого сна. Это было в тот день, когда я тебя нашел лежащей на полу? Или раньше были сны?

– Были. Но я просто помнила их наутро. Ничего особенного. Даже было ощущение радости или даже блаженства. Я не была в этих снах одна, рядом находился кто-то очень родной, словно моя вторая половинка.

– Мужчина?

– Не знаю… – Аля закрыла глаза и задумалась. – Мне кажется, я не была взрослой. Скорее, ребенком.

– Это могут быть воспоминания из детства. Твоего детства. Оно у тебя было счастливым?

– Можно сказать, что да. Отца я не знаю, с двух лет меня воспитывал отчим. Не любил, а именно воспитывал. Но зла я от него не видела.

– А мама?

– О! Мама была настоящей женой офицера. Всегда ждала, ни в чем не перечила.

– Твой отчим был военным?

– Нет, он служил в УВД. Под началом моего будущего тестя полковника Бурова. Поэтому и мужа мне подобрал отчим. И стала я Буровой, – Аля вздохнула.

– А твой настоящий отец?

– А не было его. Мама даже не пыталась врать про «героя-летчика». Сказала, что это был случайный в ее жизни человек. Еще тогда, когда она жила в селе Заречье. Забеременев, она сбежала в город.

– И ни сестры, ни брата у тебя нет.

– Нет, Витя.

– Твоих родителей уже нет в живых?

– Знаешь, почему я так долго жила с Буровым? Наши родители вместе ехали в машине в отпуск на море и разбились. Выжил только отец Сергея. Его успели довезти до больницы, он умер там. А перед смертью взял с нас обещание, что мы будем вместе. Собственно, когда он об этом просил, то смотрел только на меня, словно догадывался, что я уже тогда хотела уйти от его сына. Он словно умолял меня, я никогда не видела у него такой тоски в глазах. И я обещала.

– Да… так ты думаешь, что тебе приснился кто-то чужой?

– Более того, я была не я, Аля. Это была другая девочка, но во мне. И позже я в этом убедилась.

– Как?

– В тот день, когда ты меня нашел без сознания, мне приснился совсем другой сон. Как будто все изменилось. Я что-то искала, металась по комнате. Обессилев, упала. И оказалось, что я упала и наяву.

– А то, что искала, нашла?

– Нет. Но я думаю, это был ключ от двери. В следующих снах я подходила к двери и дергала, дергала ее за ручку. А она не открывалась. И ключ я так и не нашла.


– А тот, кто был с тобой рядом в первых снах?

– Его больше не было. Мне кажется, что это и было причиной моего беспокойства. Его отсутствие. К нему я хотела вырваться. Знаешь, последние сны очень яркие. Даже, – Аля потерла пальцами, словно что-то щупая, – на уровне осязаний. Я помню на ощупь ткань штор. Не этих. Те были тяжелыми, парчовыми. И ковер под ногами. Ворс мягкий и теплый. И ветерок из окна…

– Аля, почему ты от меня скрывала эти сны?

– И что я могла тебе рассказать? Что меня мучают кошмары? Что я – не я по ночам? Брожу по собственной комнате, воображаю себя кем-то и под конец теряю сознание? Тебе не кажется, что дело пахнет клиникой?

– Глупости. Это всего лишь сны.

– Нет, Витя, это что-то другое. Конечно, в привидения можно и не верить… А что, если эта девочка жила здесь, в этой комнате, когда-то? Та обстановка, что я вижу, явно старинная. И мебель, и портьеры. И печка, не смейся, действующая! Я слышала треск дров в ней! Кирпичи, из которых она выложена, были теплыми! А на столе в подсвечнике горела свечка! Что ты на это скажешь?

– Давай рассуждать логически. Мистику отбрасываем…

– Я бы не стала, – спокойно сказала Аля.

– Что не стала?

– Мистику отбрасывать. И я не хочу рассуждать логически. Я сегодня еду к Нани, Катиной свекрови, Витя. Хочешь, поедем вместе. Она сейчас на даче, в Заречье.

– Хорошо, поедем. Где это?

– По дороге на Ульяновск, немного не доезжая до Лесинок.

– А потом заедем к Степке?

Аля согласно кивнула. Внука Маринина она видела всего раз, уже давно. Она вспомнила свое странное состояние после встречи с ним. Они поговорили всего минуту, она спросила, как его зовут, назвала свое имя и улыбнулась. Он остался серьезным, не ответив на ее улыбку. И Але вдруг стало неуютно под его внимательным, недетским взглядом. Он посмотрел ей прямо в глаза, неожиданно взял ее руку в свою, молча подержал и отпустил. Аля ушла к себе и долго не могла унять колотящееся сердце. Ей хотелось плакать, словно она что-то потеряла безвозвратно. Что-то тяжелое, ненужное и мешавшее ей. И теперь с облегчением оплакивала эту потерю.





Глава 35




– Вы должны это увидеть, Василий Валентинович, – Раков достал из кармана рубашки флешку.

– Что там?

– Это с камеры в комнате Алевтины Буровой.

– Я не любитель держать свечку над чужой постелью.

– Я смонтировал только то, что вас может заинтересовать. С хозяйкой комнаты происходит что-то странное. Именно ночью. Они с майором Марининым живут уже месяц, и это повторяется, только когда майор на суточном дежурстве.

– Хорошо, давай посмотрим. – Голод откинулся в кресле. На экране компьютера возникло изображение комнаты в полумраке. Комната была освещена только ночником, круглым шариком на тонкой ножке, издающим мягкий голубоватый свет. На диване, откинув одеяло в сторону, лежала женщина. Да, это точно была жена полковника Бурова, с которой он виделся только раз, лет пятнадцать назад на дне рождения ее дочери. Вдруг она повернулась на бок и широко открыла глаза. Голод невольно вздрогнул.

– Двенадцать часов ровно. Я сначала думал, что, может быть, она страдает лунатизмом, но…

– Что это с ней? Что она делает?

Женщина резко встала, протянула в сторону руку и сделала движение, словно накидывая на плечи что-то вроде шали. Быстро добежав до двери, она наклонилась к замочной скважине и приложила к ней ухо. Потом, распрямившись, схватилась за дверную ручку и начала ее дергать. Постояв так с минуту, она в отчаянии всплеснула руками, вскрикнула и заплакала.

– Слушайте, – Раков предостерегающе поднял палец.

«Мама, мамочка, выпусти меня отсюда! Я не буду у тебя больше ничего спрашивать, мамочка…» – донеслось из компьютерных колонок.

– Голос, кажется, не Алевтины, Василий Валентинович, вот странно. Я бы сказал, детский голосок. Хотя это, несомненно, она!

– Тише! – Голод прибавил громкость и уставился на экран.

Женщина подошла к печке и приложила к ней ладони. «Я не буду тебя спрашивать, не буду», – плача, повторяла она. Вдруг женщина замерла, прислушалась и оглянулась вокруг. На экране возникло ее встревоженное лицо.

– Смотрите, словно по заказу на камеру смотрит… – возбужденно воскликнул Раков.

– Да тише ты! – оборвал его Голод.

Женщина вдруг метнулась к стене и двумя руками стала колотить по ней. Она словно не чувствовала боли, шлепая и шлепая открытыми ладонями по твердой поверхности. «Верните мне ее! Верните мне ее! – кричала она в исступлении. Вдруг она, пятясь, отошла от стены, словно увидев кого-то. – Нет! Не нужно!» – закричала она, закрывая лицо руками. Она сделала шаг назад, еще один и упала навзничь.

– Что это было? – Голод ошалело посмотрел на Ракова.

– Не знаю… смотрите дальше. Это уже другая ночь. Впрочем, здесь почти ничего интересного, можно пропустить. Она просто ищет что-то по всей комнате. А вот дальше. Смотрите сейчас внимательно. Эта запись последняя, сделана сегодня ночью. Начало, как всегда… вот теперь…