Тайна родной крови

– Да, сейчас, – Вера Михайловна посмотрела на вошедшего в комнату Сергея.

– Вот морс, – Шустов поставил на столик поднос с графином и тремя стаканами.

– Спасибо.

– Сергей, будь добр, принеси Катин альбом. И фотографию ее отца.

Шустов молча вышел. Пока его не было, Борин и Бражникова молчали.

– Вот, смотрите, – Бражникова протянула Борину альбом и черно-белое фото.

– Этот человек – наш футболист Виктор Страхов, Вера Михайловна. Я с ним хорошо знаком. У него никогда не было дочери. Только два сына. И он по возрасту никак не годится Кате в отцы. В этом году ему отметили сорокалетие. Боюсь, это – вариация на тему о «погибшем летчике-испытателе», которую придумала мать Кати. – Борин открыл альбом. – Я возьму вот эту фотографию с вашего разрешения? А это кто?

– Мама Кати. Эльза Шторм. Это ее единственный снимок того времени, когда она еще не начала пить. Красива, не так ли? Но Катя на нее совсем не похожа. Хотя она не менее красива, чем мать, – рассеянно ответила Бражникова.

– Спасибо. Вера Михайловна, ваш местный телефон мы подключим к аппаратуре для прослушивания. Позже к вам зайдет наш специалист. Если вдруг позвонят похитители, соглашайтесь на все условия, которые вам предложат. Попробуйте что-нибудь выяснить, потяните время разговора. Хотя, могут позвонить и на мобильный. Ваш номер в широком доступе?

– Нет. Его нет даже на наших визитках.

– Хорошо. И еще. Детям лучше сказать, что Катя в больнице. Ну, допустим, на сохранении.

– Да, я так и сказала…

– Отлично. В таком случае, пока прощаюсь, – поднялся с кресла Борин.

– Я вас провожу, – засуетился Шустов.

– Сергей…

– Георгиевич, – подсказал тот.

– Сергей Георгиевич, давайте-ка вы завтра зайдете ко мне в отдел и расскажете, как провели последние сорок восемь часов. Я понимаю, что здесь вам не вполне удобно, – предложил Борин, когда они вышли в коридор.

– Мне нечего скрывать! Пожалуйста! Приду, нет проблем, – пожал, вроде как равнодушно, плечами Шустов.

Но Борин видел, что парню страшно. Страшно до такой степени, что, скорее всего, он проведет бессонную ночь, до тонкостей репетируя свой предстоящий разговор с ним, Бориным.





Глава 13




«Что ж так все сразу-то? Непонятно за что… И Федора нет… А мне так нужна поддержка!» – мысли путались. Вера Михайловна не знала, о чем нужно подумать в первую очередь: о пропавшей Кате, о предстоящей операции Сары или о блудном муже. Упустила она его из виду… Только вот когда?



…Их свадьба с Федором была неожиданностью для всех. Потому что более далекого от мира музыки человека, чем Федор Бражников, в окружении Веры не было. А Вера жила музыкой.

Будучи соседями по лестничной площадке, родители Федора и Веры не дружили. Так, здоровались друг с другом, когда вежливо, когда с некоторым напрягом: стены в хрущевках тонкие, то Вера за полночь инструмент терзает, то у Бражниковых гости песни до утра поют. Федор Веру не замечал, потому как маленькой была для него. А она на Федора посматривала с испугом – парень рослый, спортсмен, во дворе о нем даже мужики с опаской говорили: как-то теплым летним вечером он загулявших без меры родительских дружков взашей выгнал на глазах всего дома. И отца, попытавшегося броситься на сына с кулаками, скрутил в охапку и – домой. Вышел потом во двор, спокойно осмотрел собравшихся у подъезда соседей и произнес: «Спектакль окончен, можете расходиться». И все покорно разбрелись по своим квартирам. С тех пор конфликты дворовые разрешал не участковый, а Федор Бражников. Это в семнадцать лет! Когда ушел в армию, родители его как с цепи сорвались – пьянки каждый день с мордобоем и битьем стекол в окнах. И никакого сладу. Ну придет участковый, пожурит, пригрозит даже, толку – ноль. Всем двором Федора ждали, особенно Вера с мамой: квартиры-то их с дебоширами – дверь в дверь, страшно! Но Федор остался на сверхсрочную…

Вернулся только на похороны обоих родителей – в один день ушли, отравившись паленым пойлом. И грех, но вздохнули все с облегчением, стыдливо пряча глаза от возмужавшего сына покойных. Поминки помогли организовать, всем миром на стол собирали – какие деньги у пропойц, вещей-то в доме никаких не осталось!

Там, за поминальным столом, и углядел ее Федор. Впервые, наверное, заметил, что подросла она. Вера была тогда стройная, глаза серые, припушеные темными ресницами, бровки в разлет. Сама себе в зеркале нравилась. Но только как-то отрешенно, как посторонняя. Та, в зеркале, – вроде и не она. Часто ловила себя на мысли, что живет где-то там, где музыка рождается, а тут… На стол накрывала, тарелки уносила, приносила, а все о чем-то своем думала, как и не было ее среди жующих и пьющих людей. Только заметив вдруг внимательный взгляд соседа, смешалась, покраснела – и шмыг на кухню. Он за ней. Там и первый поцелуй в ее жизни и тут же и признание-предложение: «Замуж пойдешь? Нравишься мне очень…» Согласно кивнула, сама толком не поняв, что такое происходит?

Только, когда детей ждали, сначала мальчика очень хотелось, а года через три и девочку, поняла Вера – не пара они с Федором. Не дает бог деток. Не смогли они зачать ни на койке общежицкой, пока он в училище военном учился, ни на казенных кроватях в гарнизонных квартирах.

Наконец, после двух лет службы Федора, повезло им вернуться в родной город. Отмыли так и стоявшую неприбранной квартиру родителей Федора, на скопленные рубли мебель купили. Больше всего Вера радовалась, что мама рядом живет. Стали втроем прибавления ждать. Вера с Федором почти не надеясь, мама – с уверенностью.

Мама Веры вышла замуж, так и не дождавшись внука и робко оправдываясь, что ей нужно о ком-то заботиться. Вера устроилась преподавателем в музыкальную студию при клубе речников, Федор получил назначение в полк связи…



Вера Михайловна подошла к окну и всмотрелась в темноту. Скудно освещенный двор был пуст. Место на небольшой стоянке, негласно принадлежавшее микроавтобусу Бражниковых, было занято незнакомой темной машиной. Это почему-то задело Веру Михайловну. Но тут же пришла мысль, что в автомобиле – полицейские. Днем, когда ребята были в парке, к ней приходили обещанные следователем специалисты.

Она еще раз подумала о том, что последние годы они с Федором почти ни о чем не говорили, кроме как об ансамбле, концертах и детях. И вот этот разговор за неделю до отъезда…



– Вера, я ухожу, – Федор стоял в дверях кухни, опираясь о дверной косяк.


– Да, Феденька, я сейчас закрою за тобой дверь, – улыбнулась она, поворачиваясь к нему.

– Я ухожу от тебя, – он смотрел на нее в упор, и Вера вдруг заметила, какой холодный и колючий у него взгляд. Что-то еще привлекло ее внимание. Что-то, чему совсем не место в кухне. Сумка. Черная дорожная сумка, которую Федор брал с собой в поездки.

– Я не спрашиваю, куда? – все же спросила она.

– Я уже два года встречаюсь…

– Так, стоп! Не нужно! – она предостерегающе подняла руку.

– Ты ничего не замечаешь и не хочешь, словно жизнь вертится лишь вокруг твоего ансамбля.

– Федор, не начинай. Решил уходить, уходи. Только давай все же подумаем о детях.

– При чем здесь они?

– Мы только что договорились о поездке на фестиваль в Краков. Как ты думаешь, я справлюсь без тебя? Даже Кати не будет!

– Я поеду с вами, Вера. Все останется по-прежнему, только жить буду не здесь. Вера, отпусти меня! – он взялся за сумку.

– Да я, вроде, и не держу. Прости, Федя, голова кругом – неделя осталась, а документы не готовы, – она неопределенно махнула рукой.

– Я завтра с утра заеду, решу этот вопрос, – Федор зло развернулся и накинул ремень сумки на плечо. – Безнадежно… ты меня не понимаешь!

Она отвернулась и ничего не ответила. Чтобы он не услышал ее севший от волнения и боли голос…



Только Семка спросил, где отец. Остальные уже давно все о нем поняли. А она, Вера, действительно ничего не видит и не слышит, кроме детей и музыки.

Нужно было сразу позвонить Федору и рассказать о Кате, но она почему-то об этом подумала только сейчас. Константину Лыкову вот позвонила, рассказала все, а ему нет. Костя следователя Борина знает, уже хорошо.

Звонка от похитителей она так и не дождалась. Вера Михайловна еще раз выглянула в окно – темная машина стояла на прежнем месте.

Посмотрев на часы – половина двенадцатого ночи, – Вера Михайловна достала из кармана домашних брюк мобильный. Отправив сообщение бывшему мужу, облегченно вздохнула: прочтет, а там пусть сам решает, приезжать ему или нет.





Глава 14




Он не должен был соглашаться на эту работу… Чутье подвело! Впервые! Впрочем, в этом деле все впервые. Нарушенное правило: не связываться со знакомыми. И тем более напрямую, без посредников. Был случай – он знал, от кого заказ, а заказчик знал, кто исполнитель. Ничего хорошего не вышло – лишнее тело. Не жалко было человека – дрянь был, многим дорогу перешел, подленько гадил, а поймать за руку не могли. К внешности крысиной – такой же характер. Если бы все им кинутые узнали, что он, Алекс, оказал такую услугу – убрал гниду, скинулись бы на дополнительный гонорар! Но прецедент был, и Алекс решил больше не рисковать. А тут…



…С самого начала заказ насторожил. С фотографии смотрела Анка Хмелевская. Этого быть не могло. Приглядевшись, понял – не она. Эта была немного, но старше. Снимок был любительский, девушка смотрела слегка в сторону, явно не подозревая, что на нее нацелена камера. Алекс уж было хотел сказать «нет», как вдруг мысль, что заказчик не остановится, найдет для исполнения задуманного другого человека, заставила быстро согласиться. Именно в тот момент и пришло решение – оставить в живых девушку. По крайней мере до тех пор, пока не разберется, за что ее приговорили, и какое отношение она имеет к Анке.

Конечно, такое четкое сходство с Анкой могло означать только одно – родство. В двойника в данном случае не верилось: и заказчик, и он сам знали семью Хмелевских довольно близко. Он выдержал паузу, давая заказчику возможность объясниться, но дождался только фразы: «Я плачу, ты делаешь». Это был и его принцип в работе, поэтому взял конверт с авансом, карту на расходы и фотографию, прочел на обороте имя, адрес в России. Вышел из машины, пешком дошел до парковки, где оставил свой автомобиль. Посидел немного с заведенным двигателем, рассматривая фотографию, и направился в Кшешовице на квартиру.

Анку застал в полной отключке. Выкинув использованный шприц и слегка прибрав разбросанные вещи, Алекс устроился с ноутбуком за кухонным столом. Нужно было заказать билеты, гостиницу и собрать информацию о Катерине Шторм. Интернет выдал весьма скудные сведения. Конкретно было сказано только, что она – солистка ансамбля народных инструментов «Домисоль». Уникального ансамбля: музыкальной семьи, руководителем которого была Вера Михайловна Бражникова.

В России он не был семь лет…



…Алекс родился в Иркутске. Жили в большом срубовом доме на окраине – дед, бабушка, родители и он. Дед Андрей был парторгом цеха на одном из заводов, бабушка учила первоклашек в школе, родители строили дома. Обычная жизнь типичной советской семьи. Алекс так и не знает до сих пор причину, по которой они с дедом и бабушкой вдруг переехали в небольшую деревню под Куйбышев. Ему было всего девять, уезжать от друзей не хотелось никак, и он злился на родителей, которые не захотели оставить его у себя. Правда, в Дарьевке они прожили всего два года. Куйбышев вновь стал называться Самарой. В квартире, которую родители купили, наконец-то решившись на переезд из холодного Иркутска, Алексу выделили отдельную девятиметровку с окном на шумную улицу. И он успокоился…



Билеты удалось купить только на ночной рейс с пересадкой в Хельсинки. Он планировал вернуться через неделю, допустив, что для решения загадки с похожестью двух девушек такого срока вполне достаточно. Алекс был уверен, что все, что задумал, пройдет гладко. Он ошибся.

С момента, когда впервые близко увидел Катю, все пошло не так. Нет, он легко вышел на ее болтливого мужа, возненавидев того с первой минуты. Нашел жадного парня, согласившегося помочь перевезти девушку. Даже мальчишка из ее семьи, которого уговорил дать ему на время ключ, чтобы сделать дубликат, поверил в сказку о великой любви незнакомца к сестре Кате сразу. Осталось дождаться удобного момента.

Алекс видел, как вся семья погрузилась в микроавтобус. Катя стояла на крыльце подъезда, прислонившись к бетонному столбу, поддерживающему навес. Он смотрел, как девушка машет рукой вслед машине, и у него вдруг встал ком в горле. Он дернулся было на помощь, когда она, неловко повернувшись, споткнулась об угол неровно уложенной на крыльце плитки. В один момент готов был бежать к ней, схватить на руки, увезти на автомобиле, оставленном на парковке в соседнем дворе. На миг забыв, что Катя Шторм – его работа. Всего лишь объект, заказ на убийство, оплаченный щедрым авансом заказчика. Забыл, что он – наемник.

Да, он профессионал. Но рука дрогнула, когда платком, смоченным в эфире, рот девушке закрывал. И когда тащили на носилках к машине, боялся – не упала бы из-за неловкого движения на повороте лестницы! Когда это он еще так беспокоился?! И не в беременности ее дело. А в чем – сам понять не мог…

И совсем странно – осторожно перенес ее на руках из машины в дом, бережно уложил в кровать, укрыл тепло, ноги укутал – показалось, что холодные, это летом-то! И руки у него при этом дрожали… Разозлился на себя, нет, на нее, почему такая? А какая?! Ответить не смог, еще больше озлился. Отошел подальше от кровати, на которую только что присел, на самый краешек, бочком – ее не потревожить…