Тропами Снайпера. Долг обреченных

* * *


– Вот, товарищ генерал. Собрал все что можно по этому вопросу.

Майор Бобок поднял перед собой пухлую коричневую папку с угловыми креплениями на резинках. Продемонстрировав плоды своего труда, со шлепком опустил папку на столешницу и продолжил:

– К сожалению, материал в основном относится к периоду до две тысячи десятого года. После этого отношения основных фигурантов практически прервались. Фотографии тоже старые, если не считать Аглаи Ланской. Я приложил тут для полноты картины, но вряд ли это особо пригодится.

– Да уж, вижу, что папка вот-вот лопнет, – заметил генерал Калина. – Целый том «Войны и мира». Небось, всю макулатуру напихал для солидности?

– Макулатура не по моей части, товарищ генерал, – с обидой в голосе отозвался Бобок. – Вы велели все прошерстить – я прошерстил. Особенно когда всплыла информация по Ироду. До четырех утра не спал.

– Потом отоспишься. А обижаться на меня не надо, я пошутил. Качественную работу я всегда замечу. И отмечу. Давай сюда свое собрание сочинений, гляну.

Генерал отодвинул в сторону недопитый стакан чая в позолоченном подстаканнике, высвобождая пространство перед собой. Майор, нагнувшись, переложил коричневую папку на стол начальника, ловким движением пальца освободил ее от креплений и открыл.

– Обратите внимание: вот в этом синем конверте самые последние фотографии Аглаи. Они из досье Ланского, специально мы ее не снимали. В желтом конверте – старые фото. Но их очень мало. Основной архив в цифре. Если распорядитесь – добуду копии и распечатаю что надо.

– Пока не надо, – сказал Калина. – Дай для начала с этим добром ознакомлюсь. Да ты присаживайся – в ногах правды нет.

Он открыл синий конверт и высыпал из него на столешницу фотографии. Генерал не то чтобы не доверял электронным материалам – технический прогресс есть прогресс, зачем его игнорировать? – но предпочитал по старинке работать с бумажными носителями информации, теми, которые можно потрогать, подержать в руках. Бобок об этой особенности своего шефа знал и всегда старался подготовить материалы соответствующим образом. Хотя сам предпочитал электронные формы и носители, как и положено современному специалисту. Но если старый пердун привык к бумажкам, то куда деваться?

– Значит, вот это и есть Аглая, бывшая баба Иртеньева? – спросил Калина, рассматривая фотографию. – Смазливая. Она что, натуральная блондинка?

– Нет, крашеная. От природы она шатенка. В желтом конверте есть ее снимок с дочерью, сделанный семь лет назад. Вот там она в натуре, так сказать. Яркая такая.

– Она и здесь яркая. Могу понять Ланского. Да и Иртеньева. Тут было из-за чего зацепиться.

– Шерше ля фам, – «блеснул» майор.

Генерал хмыкнул, отметив про себя: «Тоже мне, умник. Но работяга. И голова варит, надо отдать должное».

Информация, которую подчиненный успел доложить, разбудила в Калине старое чувство, определяемое формулировкой «чую след». Генерал много лет провел на оперативной службе в системе МВД и до сих пор помнил это азартное ощущение легавой, наконец-то взявшей след добычи. Сейчас оно возникло благодаря работе, проведенной Бобком в сжатые сроки.

Тот, надо заметить, действовал просто и логично, что дало быстрый эффект. По словам майора, он «прошерстил» досье с артефактами, где наткнулся на сообщение информатора о том, что некий главарь банды по прозвищу Ирод излечился от смертельного ранения благодаря «синей панацее». Сообщение было из категории ОБС (одна баба сказала), непроверенное, без сопутствующей доказательной базы. Собственно, именно по этой причине оно сначала не вызвало интереса – мало ли чего информаторы насочиняют, чтобы отработать свой горький хлеб.

Но вот сейчас Бобок решил копнуть глубже. Не по чистому наитию, а, скорее, интуитивно. Потому что, глянув справку по Ироду, обнаружил, что за этой кличкой скрывается бывший «крутой бизнесмен» Матвей Иртеньев. И Бобок сразу вспомнил, что буквально пару дней назад уже встречал эту фамилию – когда изучал досье Ланского.

В досье фигурировали супруга Ланского Аглая и ее дочь от первого брака Марианна Иртеньева. Тогда, два дня назад, Бобок не придал данному факту внимания. Но с учетом новых обстоятельств он показался майору любопытным. Вскоре, благодаря помощи подчиненных и всезнающего интернета, Бобок выяснил массу интересных вещей.

Оказалось, что Иртеньев и Ланской некогда закончили один институт и занялись совместным бизнесом в сфере торговли и недвижимости. Через десяток лет их бизнес уже вовсю процветал, пополнившись агрохолдингом, сетью отелей и банком. Но тут произошла череда загадочных и роковых событий, кардинально преобразивших ситуацию.

В первую очередь роковыми они стали для Иртеньева, который был осужден на пятнадцать лет за организацию заказного убийства. Но еще до вынесения приговора жена Иртеньева Аглая развелась с арестованным супругом, а затем вышла замуж за Ланского. Тот, став полным владельцем всей бизнес-империи, вскоре попал в список «Форбс» как миллиардер и один из самых богатых людей страны.

Что касается Иртеньева, то он четыре года провел в криминально-исправительном учреждении. И хотя колония относилась к разряду КИУ максимального уровня безопасности, на пятом году отсидки Матвей Егорович исхитрился сбежать из нее вместе с подельником. После чего укрылся в Чернобыльской Зоне.

Всю эту информацию Бобок доложил генералу, сопроводив ее пухлой папкой и заявлением, что владелец «синей панацеи» установлен им с точностью на девяносто процентов.

– Что же, любопытно, конечно, – сказал Калина, отодвигая фотографии в сторону. – Догадываюсь, что в папке много чего интересного из жизни олигархов и прочих бизнесменов. Но ознакомлюсь я с материалами позже. Давай для начала разберемся с твоей предварительной версией.

Майор предпринял попытку приподняться, но генерал ее тут же пресек:

– Да сиди ты. Послушай, что я скажу. Общий ход твоих мыслей мне понятен. Ирод – он же Матвей Иртеньев – старый знакомый Ланского. Есть основания предполагать, что между этими двумя господами в свое время пробежала черная кошка. Возможно, что в лице смазливой бабенки по имени Аглая. Может быть, имелись другие причины, так или иначе связанные с деньгами. В результате Иртеньев потерял жену, бизнес и репутацию, загремев на много лет в колонию. Так?

– Так. Но я бы подчеркнул принципиальный момент. По моим предположениям, между Ланским и Иртеньевым существовало своеобразное распределение труда. Ланской выполнял функции мозгового центра, занимался бизнесом, а Иртеньев отвечал за силовое обеспечение – вплоть до физической ликвидации конкурентов. Не исключено, что запрятать Иртеньева в колонию помог именно Ланской, это наиболее очевидный вариант. Таким образом, у Ирода есть очень серьезные основания ненавидеть Ланского.

– Не есть, а могут быть. Роль Ланского в аресте – только предположение. Идем дальше. Имеется информация о том, что Иртеньев излечился от смертельного ранения с помощью «панацеи». Правда, информация не подкреплена доказательствами, но оставим данное обстоятельство пока что за скобками. Предположим, что так оно и есть. Меня интересует твоя логика. Ты считаешь, что артефакт находится у Иртеньева-Ирода. Так?

– Так, – подтвердил Бобок.

– Но где взаимосвязи? Где хотя бы косвенные доказательства? Единственное сообщение от твоего информатора – очень слабый аргумент. Обоснуй, майор. Надеюсь, что ты не зря меня обнадежил.

Отозвавшись на приглашение, Бобок открыл кожаную папку, лежавшую перед ним.

– С вашего разрешения я зачитаю несколько фраз из оперативной записи беседы Ланского и Капитана. Напомню, есть основания считать, что речь идет о капитане Олеге Юргенсе по прозвищу Капитан Вальтер.

– Зачитывай.

– Так вот. – Бобок кашлянул. – Итак. «Почему вы уверены, что «панацея» находится именно у него?» – спрашивает Вальтер.

Ланской отвечает: «Потому что уверен… У меня надежные источники. Надежнее не бывает»… Ага. Дальше Ланской говорит следующее: «Добавлю для пущей ясности – мне он «панацею» не продаст. Ни за какие деньги».

И еще. «Он знает, кто выступает заказчиком… Поэтому он сразу просечет, от кого исходит заказ. И откажет. Или заломит совершенно несусветную цену. Чтобы поиздеваться. Понимаете? Время переговоров прошло».


И еще одна цитатка. Последняя. «Делайте что хотите. Хоть в плен его захватывайте, пытайте, не знаю… Можете хоть кожу с него заживо снять, разрешаю». Это Ланской говорит, как вы понимаете.

– Понимаю. Что ж, если представить, что речь идет именно об Ироде, то диалог выглядит логичным.

Генерал взялся за ручку подстаканника и отхлебнул чаю. На подстаканнике красовался герб СССР – странная и политически сомнительная гравировка с учетом должности, занимаемой Калиной. Но у генерала имелись свои странности. И принципы.

– Хотя некоторые фразы Ланского мне кажутся излишне эмоциональными, – продолжил Калина. – Кожу снять – это как-то с перебором. Понятно, что Ланской переживает из-за сына. Но! Судя по имеющейся информации, скорее Иртеньев должен испытывать ненависть к Ланскому, а не наоборот.

– У Ланского тоже могут иметься весомые основания для ненависти. Я это как раз пытаюсь раскопать. Но позвольте несколько слов по поводу Марианны Иртеньевой и ее матери Аглаи.

– Несколько слов? – настороженно уточнил генерал. – Майор, ты обещал уложиться в пятнадцать минут. Не забыл?

– Я постараюсь, товарищ генерал. Ужимаюсь до предела. Итак, около шести лет назад Марианна попала в психиатрическую лечебницу. Врачи обнаружили у нее тяжелую и практически неизлечимую форму шизофрении. Девочка провела в лечебнице около двух лет, а потом исчезла.

История темная. Но вот что мне удалось выяснить через мои источники в правоохранительных органах. Оказывается, Аглая подавала заявление о похищении дочери, утверждая, что к этому причастен Иртеньев. Однако дело спустили на тормозах. Видимо, никому не хотелось геморроя, связанного с Зоной. А каких-либо серьезных доказательств у Аглаи в тот момент, насколько я понимаю, не было. Так вот. Есть достоверная информация о том, что на базе Ирода находится некая девушка по имени Маруся. Все источники утверждают, что это дочь Иртеньева. По крайней мере, он сам так утверждает.

– А снимки этой девушки имеются?

– Снимков, к сожалению, нет. В Зоне подобная техника, как правило, не работает.

– Жаль. Хм… Чем дальше в лес… «Рабыня Изаура» отдыхает. Зачем Ироду понадобилось выкрадывать дочь? Это же огромная обуза в его положении. Да еще с учетом ее заболевания.

– Не знаю. Возможно, это такая изощренная месть бывшей жене. Пока не знаю, извините. Но факт можно считать установленным.

Калина допил чай. Достал из пачки сигарету, закурил. Лицо его помрачнело. И голос, когда генерал заговорил, звучал угрюмо:

– Нет, это не установленный факт, дорогой Бобок. Это «мыльная опера». Полно предположений, но ни одной улики. Ты мне что-то говорил про девяносто процентов доказательств. Я пока что даже десяти не обнаруживаю. Набросал косвенных улик, намеков всяких… Да, субъективное ощущение обоснованности таких подозрений у меня есть. Короче говоря, след я чую. Но объективная сторона твоих умозаключений очень слаба.

– Товарищ генерал…

– Помолчи. Вот этот треугольник Ирод – Аглая – Ланской, он в целом перспективный. Сценаристы телесериала тебе просто в ноженьки поклонятся. Однако мне на подобные шуры-муры наплевать. Ты раскопай мне доказательства того, что «панацея» находится у Иртеньева. Вот тогда будет реальный след. Но не увлекайся всякой там психологией. Например, я вообще не понял, какое отношение имеет к «панацее» дочь Иртеньевых. Эта самая Маруся-Марианна.

– Честно говоря, мне тоже пока непонятно. Но есть ощущение, что именно здесь собака и зарыта.

– Стоп, майор. Ощущения, говоришь? Вот иди и ройся в своих ощущениях. Я тебе пятнадцать минут давал – ты их использовал. Я принял к сведению твою информацию. А теперь – свободен.

И генерал указал пальцем на дверь кабинета – словно пистолет наставил.





* * *


Тяжелая металлическая дверь медленно отворилась, и в камеру (так для себя окрестил это помещение Тимур) вошел Кащей в сопровождении бандита. Тот сжимал в руках автомат, а вот знахарь нес медицинский поддон из нержавейки. Там лежал продолговатый предмет, отдаленно напоминающий шприц, и еще какая-то мелочевка, которую Тимур толком не разглядел. В камере, освещенной лишь керосиновой лампой с прикрученным фитилем, было полутемно, да Тимур и не старался что-то особо рассматривать. Он лежал на нарах и дремал, готовый встретить любой поворот судьбы со стоическим равнодушием фаталиста. И к появлению уже знакомых персонажей отнесся без интереса.

С Кащеем он имел сомнительное удовольствие общаться накануне поздно вечером, а дежурный охранник отводил его в камеру и приносил воду с сухарями – на ужин. Тимур даже знал его имя – Жорик. Впрочем, оно могло оказаться и прозвищем.

Сокамерник Тимура и в некотором роде товарищ по несчастью, кешайн Во Ван на появление псионика и охранника вовсе не отреагировал. Как лежал на нарах спиной к двери, так и продолжил лежать. Разве что ушами прянул слегка, как насторожившаяся крысособака.

В отличие от Тимура мутант был стреножен по рукам и ногам. Хотя парню подобные меры показались излишними. Он «ящера» не то чтобы совсем не опасался, но исключал с его стороны возможность агрессии. Потому что объяснил ему еще накануне некоторые нюансы их положения, и кешайн, кажется, проникся. Он и на самом деле оказался смышленым существом без особого фанатизма в мозгах, свойственного некоторым представителям расы шайнов. Вполне себе вменяемый мутант, способный к конструктивному общению на основе взаимной выгоды. Нормальный Вован, в общем, пусть и покрытый ороговевшими бляшками.

Тимур успел повидать на своем коротком веку разных мутов. Некоторые и на людей совсем не походили, уроды уродами. А пожрать и выпить, например, любили. И за жизнь с ними можно было поболтать в определенных обстоятельствах. Вован же и вовсе не уродливый был, особенно если не приглядываться. Правда, неразговорчивый.

Короче говоря, Тимур мог бы и развязать «ящера», предоставив тому определенную свободу действий, – как-никак почти земляк из Москвы двадцать третьего века. К тому же осознавший свою ошибку. Однако Тимур решил, что проявлять инициативу несвоевременно, учитывая неопределенность собственного статуса. По крайней мере то, что его держали в одном помещении с мутантом, не внушало оптимизма.

Вот и сейчас, присев, Тимур даже не стал здороваться с вошедшими. Он успел догадаться, что вежливость – не то качество, которое востребовано в его новом окружении. Да и уродливый, словно гоблин, Кащей не вызывал симпатии. Зато вызывал подозрение. Потому что еще во время вчерашней беседы попытался копаться в мозгах Тимура.

Парень-то это сразу понял. Он имел дело с такими телепатами, по сравнению с которыми Кащей являлся жалким шарлатаном из цирка шапито. Один великий и ужасный трехглазый шам Руго чего стоил! А ведь даже его Тимур умудрился малость обмануть.

Псионик, кстати, некоторыми чертами своей уродливой личности и особенностями комплекции напоминал шамов. Разве что глаза были обычные в количестве двух штук безо всяких там хоботков-щупальцев вместо век. Но пронзительные!

Вот и сейчас, едва знахарь появился в камере, Тимур почувствовал в черепушке знакомый холодок – словно на мозг кто-то начал очень легко дуть. Это был верный признак того, что псионик прощупывает сознание. Тимур тут же стал напевать про себя песенку «В траве сидел кузнечик» – так научил его один старший товарищ. Дескать, подобное однообразное и монотонное мурлыканье повторяющихся слов создает в голове мысленный блок. В том, что прием работает, Тимур убедился на собственном опыте.

Сработал прием, кажется, и в этот раз. Потому что холодный ветерок в голове исчез, толком не разыгравшись. Видимо, поняв, что фокус не удался, Кащей приступил к нормальному человеческому общению.

– Я пришел поставить вам прививки от бешенства гипоталамуса, – заявил он, подходя к деревянному столу у стены.

– Это что еще за зверь? – удивился Тимур.

Термин показался ему знакомым, но деталей в памяти не всплыло. Имелись у Тимура некоторые проблемы с памятью, это следовало признать.

– Это не зверь, а важнейшая часть мозга. – Псионик до максимума открутил фитиль лампы, отчего в помещении заметно посветлело. – К сожалению, в Зоне сейчас свирепствует очень опасная инфекция, повреждающая гипоталамус. Если ее не предотвратить, то человек перерождается в вампира. Кровь, короче говоря, начинает сосать у всех кого ни попадя.