Тупо в синем и в кедах

– It’s ok, boy. It’s ok, bro! Не волнуйся!

И целует его в клюв. А потом ведущему предлагает:

– Хочешь поцеловать его? Поцелуй его, Джимми Феллон, я тебе разрешаю один разок. Что «нет»? Ты что, сдурел?! Не упускай такой возможности, Феллон! Этих орлов очень мало осталось на планете. Пожалеешь потом!

А рысь, прекрасная нежная молодая кошка? Ее привели на поводке. Она сидела, сидела на столе, водила своими кисточками на ушах, прислушивалась к беседе и вдруг резко повернулась к Джеффу и – ах! мордой тесно-тесно прижалась к его лицу: милый, мой милый, что мы тут делаем, зачем, пойдем домой.

И тот растаял, целует ее в звериный оскал:

– I love you too, honey, I love you too.

А когда ведущий Феллон испугался альбиноса-аллигатора, это же вообще! Вскочи-и-ил. Заора-а-ал. Джефф ахнул и кинулся утешать… аллигатора.

– Ты испугался, мой ненаглядный? Все ок, все нормально, не бойся, дорогой. Посмотри на меня, все ок? ок? Где наши глазки, где глазки? Джимми Феллон, – крикнул он Феллону в отчаянии, – зачем ты испугал малыша, зачем, Джимми?! Что он тебе сделал? Кто ты после этого?!

Однажды он вообще обиделся. Он ведь как – решил сделать очередной сюрприз, и знаете кого он привел?! Он привел слониху! Поднял ее на шестой этаж в студию. На лифте. Та волновалась, принарядилась специально, в красивой сверкающей шапочке пришла, браслеты звенящие на ногах, искупалась перед встречей в бассейне, чистенькая, душистая, прелесть же.

Джефф аж повизгивает от гордости:

– Это моя девочка. Рокси зовут. А?! А?!

И, вдруг заметив скептический взгляд Феллона, орет:

– Она что, недостаточно красива для тебя? Она для тебя не такая очаровательная, как ты ожидал? Посмотри, как она изящно давит яблоки своей ногой, прежде чем съесть. А? А?! А как она расколола арбуз и шик-к-карно насвинячила здесь на вашем полу?! Круто, правда? А? Посмотри на это, круто? Нет?! Пойдем, Рокси! Тут люди не понимают, что такое красота. Пойдем, моя богиня, пойдем. Арбуз нам дайте. Мы вам еще в лифте насвинячим.

На одну из передач он притащил быка буффало. Джефф прямо сиял от счастья, что познакомит людей и Феллона со своим новым приятелем. Вот какой у него есть прекрасный, шоколадный, злой бык, у которого при виде зрителей и ведущего глаза налились кровью, он принялся копытом высекать искры из коврового покрытия студии. Джефф всем, мол, не волнуйтесь, это он просто в плохом настроении. Он не привык ездить в лифте. А так он отличный парень.

А бывает, что он приходит на программу в одиночестве, сидит унылый без животных, немного растерянный, без огонька, трогательный, беззащитный, ерзает в кресле, стесняется этой телевизионной церемонности, возится, почесывается, дергает себя то за ухо, то за нос, укладывается животом на стол ведущего, хватает все – ручки, папки, планшет, потом выбрасывает куда попало за спину Феллона, наконец не выдерживает, говорит, ай ладно, принес я тут кое-кого, становится на колени в своем кресле пятой точкой к зрителю, копается там, бормочет что-то ласковое и наконец вытаскивает бережно откуда-то из-за кресла что-то склизкое, серо-зеленое и нежно курлычет:

– Ты ж моя бейби, ты же моя сладкая, иди к папе…

А склизкое зеленое – варан с холодными змеиным глазами, похожий на Годзиллу, – лезет к нему на колени, прижимается: папа… папочка… Ну или – мама, кто там знает, о чем говорит варан. Который курицу жрет целиком.

Да вообще они все, млекопитающие, земноводные, птицы, на всяких случай держатся одной лапой, когтем или клешней за плечо Джеффа, чтобы понадежней. И все лезут к нему на колени и прижимаются к его груди. Честно скажу – я бы тоже залезла бы и прижалась. Но он признает только животных. Вон девушка в желтой униформе в облипочку выносит обезьянку, и Джефф оглушительно орет на всю студию в восхищении:

– Ты только посмотри на эту прелестную девочку! – и широко раскрывает объятья.

Ведущий, конечно, с любопытством рассматривает девушку в желтом, которую, по всему, сейчас начнет тискать Джефф, а тот, даже не взглянув на девушку, хватает обезьянку в ярком памперсе, обнимает ее бережно и говорит ей:

– Красотка моя! Ву-уп! Ву-уп! Ву-уп!

Обезьяна швыряет в Феллона банановую кожуру, Джефф швыряет туда же остатки банана, и эти двое прижимаются лбами, глядят друг другу в глаза и радостно верещат:

– Ву-уп! ву-уп! ву-уп!

Вообще Джефф часто сам демонстрирует, как говорят, кричат, поют и ворчат его питомцы. Придет и давай горланить, выть, лаять, мурлыкать, свистеть, булькать, стрекотать или пищать. И знаете что? Тут же откуда-то из далеких лесов, прерий, джунглей, пустынь откликаются на его призыв братья его меньшие.

Со всеми, поверьте, со всеми Джефф находит общий язык. Даже иногда с людьми. С такими полоумными, например, как я, – точно. Ох я бы с ним дружила. Ох, мы бы орали дружно: ву-уп! ву-уп! ву-уп!

Но добила меня история, когда Джефф пришел на эфир с ленивцем. Вот тогда я поняла, что жизнь моя никчемна, что прошла она в бесполезной глупой суете. А там как было. Джефф заявился с чем-то меховым на груди и ведущего Феллона (повторяю: самого известного в Америке, самого популярного в Америке ведущего, актера, музыканта, к тому же еще и друга президента Обамы) заставил лечь на стол, отцепил меховое от себя и положил сверху на грудь лежащего Джимми, на его дорогущий пиджак и галстук по цене квартиры в пригороде Киева. Ленивец – боже мой, какое же у него безмятежное счастливое лицо – блаженно вздохнул, облапил длинными мшистыми лапами Феллона и затих. Задремал. И так они – знаменитый шоумен Феллон и рядовой, никому до той поры неизвестный ленивец – провалялись на столе все эфирное время, грея друг друга, ласково переглядываясь и лениво пережевывая какие-то корешки. Невероятно энергичный, невероятно креативный, очень занятой шоумен Джимми Феллон почувствовал наконец, что мечта его сбылась: лежать и ни-че-го не делать в самый что ни на есть прайм-тайм!

Как же я тогда позавидовала Джеффу! Вот же человек: добился всего! А я? У меня – всего-то ничего: парочка котов, собак… Майские жуки у нас жили, копались жизнерадостно, даже не заснули зимой, вывели потомство. И весной, выпустив их на волю, мы с ними внесли свою посильную лепту в энергичное пожирание корней клубники, клубней картошки на огородах наших соседей. Крыс белых однажды сыну Дане подарили. Мои нервы тогда сдали. И был Даниил поставлен перед выбором: или крысы, или я. Даня долго колебался, но захотел есть. Крысы не умели жарить курицу. Победила я. Я разрешила оставить их до утра, но на восходе солнца и не позже отнести туда, где их хитростью всучили моему доверчивому ребенку. Я пошла на кухню готовить ужин и только спустя час или два поняла, что могу проворонить свое счастье в виде этих прелестных голохвостых хитрых созданий. И крысы остались у нас, в чем никто и не сомневался.

Паук Еремей. То ли десятый, то ли пятнадцатый. Со счету сбились. Живет в одном и том же месте, в углу террасы. Гоняет мух и комаров. Служит. Жилец. А может, дама. Жиличка. Крольчиха Петрович недавно почила, старушка наша милая. То, что Петрович дама, мы узнали буквально на десятом году ее жизни. И то случайно.

Котята, щенки. Хомяки. Рыбки. Однажды по дому расползлись вьюны. Вообще-то они жили в глубоком тазу. (Каким путем они к нам попали? Кто их принес?) Но кот Тяпа опрокинул на себя таз и пошел гонять вьюнов по дому. Та еще история. Потом Тяпа долго еще играл мышцами, рассказывал соседским курам и котятам: «А я такой его – цап… А он же скользкий… А я – когтем… А он на меня…»

Еще кто у меня есть: голубь Шарль, гулящий как не знаю кто. Не в смысле, что гулит, а в смысле, что гуляет. Охотник до белых голубиц. Хотя не пропускает и других птиц. Отплясывает свои журавлиные танцы даже перед курами, даже перед кошками. Ходок. Летун.

Короче, по мелочи всё. Все любимые, но все равно – маловато. А мне бы хотелось еще маленькую собачку с глазками навыкате, чтоб трусилась и писалась от всего – от радости, от страха, от любопытства… Еще мне бы хотелось попугая жако. Говорливого остроумного собеседника, наглого матерщинника, исполнителя романсов и уличного фольклора. Но это же просто нереально, они – эти собачки, эти попугаи, ленивцы – стоят целое состояние. И как покупать, если по улицам бесплатно бегают несчастные бездомные животные, для которых я бы хотела создать приют. Не такой, как у Джеффа, но что-то вроде. Ну и много чего еще я бы хотела. Ягуара, например, еще с детства мечтала иметь. Причем двоих сразу. Чтобы одному не скучно было. Еще хочу мини-ослика из Сардинии. Он бы мне помогал в приюте для бездомных животных. Развозил бы еду два раза в день. А котятам и щенкам – четыре. И еще хочу птицу кукабарру. Просто чтобы любить. Но главное – приют. И туда уже напихать всех, кто плохо себя чувствует рядом с людьми. Для этого нужно время, силы, выдержка, крепкие нервы, отчаянная ошеломительная любовь ко всему живому, верные друзья-ветеринары и чтоб они были счастливы работать день и ночь бесплатно. И немного (а лучше много, очень много) лишних денег.

Короче, когда я виртуально познакомилась с Джеффом, я приуныла. Я не давала покоя никому и рассказывала всем, какой парень замечательный этот Animal guy, этот Джефф. И попутчикам в поезде «Черновцы – Киев», и тележурналистке, практически такой же популярной в нашей стране, как Джимми в Америке. Она брала у меня интервью, а я протащила-таки в разговор тему животных. В финале задала ей вопрос в лоб: что мы говорим о ерунде, политика-шмалитика, вы мне, положа руку на сердце, честно ответьте, у вас есть какое-нибудь животное, хотя бы утка или пони? В глаза смотрите и отвечайте. И ведущая, деловая, жесткая, бескомпромиссная железная леди, приуныла, как-то осела в кресле печально и, всхлипнув, призналась как на духу, что у нее есть дома только муж. И всё. А она хочет собаку.

– И вам не стыдно? – воскликнула я. – Чего ж вы ждете?!

Признаться, я тогда и сама расстроилась. А я-то сама хороша…





2



Но свершилось, друзья мои! Свершилось! Кто услышал мои стенания, кто узнал о том, что я завидую Джеффу Мюзиэлу, эксперту по животным, судьба преподнесла мне сюрприз руками друзей моих Леши Курилко и жены его Анны.

После концерта в киевском Доме актера они в гримерную пришли. Мы, говорит, приготовили тебе сюрприз. Нам сказали, что ты не любишь срезанные цветы, поэтому мы решили подарить тебе это… Они оба, Леша и Анна, стояли передо мной, как посаженные родители на свадьбе, только лент через плечо не хватало, возвышенные, ликующие и растроганные, мол, вот-вот эта мечтательница станет счастливей всех на свете благодаря нам. Перед собой, как хлеб-соль на рушнике, они осторожно держали что-то большое упакованное в подарочную бумагу и обвязанное ленточками.

– Это что? – прошептала я, по-кошачьи повела носом, насторожилась и спрятала руки за спину…

– Это… – начал Леша, – это не кот, – правильно поняв мою растерянную улыбку, сказал Леша.

Я по-собачьи склонила голову и подняла брови…

– И не собака, – добавила Анна, чтобы я уже не строила иллюзий.

– Тебе понравится. Они… – сказал Леша, – не будут царапать твою мебель. Они не воруют со стола. Они не оставляют шерсть повсюду.

– Они не полезут к тебе в кровать, – подхватила Анна, – не будут по тебе топтаться и будить тебя по утрам, хватать тебя за нос или пальцы ног.

– Нет, – возразил Леша Ане, – конечно, их можно взять в постель…

– А, ну да, взять в постель, конечно, можно… – Анна.

– Но вряд ли тебе это понравится, им так уж точно не понравится, – завершил презентацию Леша и с этими словами вытащил из пакета большой прозрачный контейнер и вручил мне. В контейнере был небольшой пластиковый домик, какой-то грунт уложен на дне, в уголке на крышечке из-под банки лежали кусочки огурца, листик зеленого салата и ломтик яблока. Надкусанный. Больше в пакете не было ничего. И никого. Я вопросительно посмотрела на дарителей.

– А! Это они закопались. От страха.

– Кто?! – у меня подкосились колени, я хлопнулась в кресло и подумала, та-а-ак, Маруся, намечтала, поздравляю. Но кто это? Маленький варан? Американский таракан? Тарантул? Ящерица? Кто?

– Ахатины. Улитки, – невинно хлопая ресничками, улыбнулась Аня.

– Ахатины!

– Аха, – утвердительно кивнула Анна, – большие африканские улитки.

– Ск… сколько?

– Две, – соврали мои друзья, честно и преданно глядя перед собой, избегая встречаться со мной глазами.

Это потом уже я поняла, почему. Это потом я узнала, что ахатины не ленятся, не бьют баклуши, а при хорошем уходе не мешкая начинают увеличивать численность популяции, то есть размножаться. И не шатаются с печальными лицами по миру в поисках – тьфу, какая пошлость – своей половинки. Ахатины – гермафродиты. Так что, для того чтобы снести улиточьи яйца, ахатина оглядывается вокруг, беззастенчиво хватает первого попавшегося сородича, они договариваются или бросают на пальцах, кто из них двоих будет жених, а кто невеста, женятся по-быстрому и вуаля! – гроздь яиц, из которых бойко вылупляются маленькие нежные ахатины. И вслед за родителями давай размножаться с бешеной скоростью.

Вот уж подарили так подарили.

– А они хоть засыпают на зиму?

– Ну-у-у, бывает, конечно. Но, если в доме тепло, то – нет, – беззаботно отмахнулась Анна.

– Как?! Каждое уважающее себя земноводное обязано впасть в спячку в ноябре. В декабре ненадолго проснуться, сделать покупки, убрать свой дом, отпраздновать Новый год, опять уснуть 31 декабря сразу после полуночи и проснуться уже в марте, потому что у дочери день рождения.

– Это ты о чем? – насторожился Леша.

– А, нет. Это я о своем. Короче, спасибо большое, ребята! Спасибо. Спасибо.

Вернувшись с концерта домой, я послала запрос в вездесущий Гугл и прочла: «Ахатина гигантская – сухопутный брюхоногий моллюск из подкласса легочных улиток. Широко распространен в странах с тропическим климатом, высокоинвазивный вид, является вредителем сельскохозяйственных растений, особенно сахарного тростника».

– Высокоинвазивный… – подумала я. Высокоинвазивных, черт его знает что это такое, у меня в доме еще не было. Ну так будет! Главное, подготовить родственников. А также котов, собак и других членов семьи.

В номере я поставила контейнер под лампу, и от тепла улитки повыбирались из компоста наружу. Их было не две. Их было… три… пять… семь. Их было семь. Одна, самая крупная и самая смелая, пошевелила рожками и давай бродить по стенке контейнера. Ну как бродить – висеть. Дежурная горничная, добрая девушка, принесла из ресторана нарезанный огурец. Мы обе склонились над контейнером:

– Дивіться, дивіться, які в неї ріжки. Які милі, – воскликнула горничная, романтичная девушка, – а ротик який, а ротик!

– Может, ты хочешь парочку улиток? – обрадовалась я.

– Ой, нєє… Я ж в селі живу. В нас там оцих слимаків!.. Мы – навпаки – з ними боримося. Вони в нас усю капусту в підвалі зжерли.

Улитка – прочла я в планшете – имеет сердце. Сердце, представляете? Я сразу представила это маленькое сердечко, размером с семечку, как оно тук-тук, тук-тук неслышно. И еще улитка имеет почку, два глаза, мозг (мозг!) и легкое. При этом, как оказалось, улитка абсолютно ничего не слышит, ну так разве это беда? Главное – сердце и мозг. Значит, она соображает и любит. Вот поэтому если улитке что-нибудь не нравится, погода, температура воздуха, настроение хозяйки, еда или она поссорилась с соседями по контейнеру, например, то она обижается, закупоривает вход в раковину и уходит в себя. То есть впадает в спячку.

Отлично, – думала я, прочитав в интернете про ахатин следующее: «Своими крупными размерами улитка вас будет радовать». Замечательно, – воскликнула я, читая дальше: «чтобы развлечь ваших улиток…» – сыграйте им на баяне, подумала я.

Спасибо, дорогие Леша и Анна, теперь для меня дело чести не новую книгу написать, не студента подготовить по-английскому к учебе за границей, не на концерты ездить и выступать перед моими читателями, а бросить все и приложить мои способности и усилия, чтобы эти червяки с раковинами на спинах не скучали, не замерзли, не обиделись и не впали в спячку, потому что если впадут, значит, что-то я делала не так. А спросить будет уже не у кого – во-первых, они глухие как пни, во-вторых, они уже надуются на меня, запечатаются и будут там в своих раковинах перебирать свои обиды. Ну или спать.

Вечером я уезжала домой. Собрала вещи, за мной приехал водитель, хороший добрый парень Саша на ярко-желтом авто. Приехал заранее, как я люблю. Потому что пробки в Киеве, то да се, понятно же. Словом, я проверила свои документы, вещи, шапку (я всегда забываю шапку, по всему миру можно собрать коллекцию шапок, которые я оставила в гостиницах, в концертных залах, в кафе, в самолетах). И мы поехали. В центре Киеве ожидаемо остановились в пробке, и я вдруг поняла, что забыла в отеле контейнер с улитками. А мы в пробке. И скоро поезд. И мы стоим и стоим. По направлению к вокзалу.

– Они выбросят их! Мои улитки!

А мы стоим. Я представила, как мои брюхоногие сиротки растерянно вглядываются сквозь стенки контейнера, тянут свои нежные балетные шеи в ожидании свежего огурца, а их и не собираются ни кормить, ни поить, мало того – еще и бросили на произвол судьбы. А возможно, – о улиткин бог, – не просто бросили, а выбрасывают. Эти самые симпатичные сельские девушки, которые борются со «слымакамы» на своих огородах. И мои ахатиночки, беззащитные, на морозе заламывают руки, вспоминая уютный дом Анны и Алексея, где они жили себе спокойно и сыто…

А мы стоим. А улитки… Все это я выла сквозь слезы, и Саша – выдержка как у космонавта – протиснулся по сантиметру к обочине, нашел переулок, развернул автомобиль, и мы… принялись стоять в обратном направлении. Саша старался меня отвлечь от горьких дум, он рассказал о своей жене Юле, красавице, о своих прелестных маленьких дочках, о рыбе «вотакой!», которую он поймал на рыбалке. Слово за слово, мы поползли к отелю. И – о Саша, Саша, воспою я сейчас вас и прославлю тут ваше умение и высокую квалификацию водителя транспортных средств категории А, B, C, D, М и специальных категорий управления автомобилем с прицепом. Я влетела в отель, вместе с менеджером поднялась на лифте, подпрыгивая от нетерпения и приговаривая «быстрей, быстрей», влетела в номер, схватила контейнер и заголосила: