Убегай!

Саймон вошел, прислонился к косяку. Ингрид повернулась к нему и заулыбалась.

– Привет, – сказала она.

– Привет.

– Как съездил?

– Хорошо, – ответил он. – Было очень грустно.

– Твой сын дома.

– Уже слышал. Что-то готовишь?

– Мой знаменитый рецепт азиатского лосося. Он это обожает.

– Я тебя люблю, – сказал он.

– Я тебя тоже люблю.

– Где Пейдж?

– У себя в комнате. Обед будет готов минут через пять, хорошо?

– Хорошо.

Саймон прошел по коридору и постучал в дверь Пейдж.

– Входите, – послышался ее голос.

Даже после реабилитации его дочь была еще бледной, исхудавшей и изможденной. Неужели она навсегда останется такой, подумал он. Ночами она плохо спала, много потела, ей снились кошмары, она часто плакала во сне. В организме шла страшная борьба, и он не знал, кто победит, и понимал все опасности – но, может быть, она справится. Он думал и о том влиянии, которое оказал на нее Аарон, об их неестественной, нездоровой связи. Может быть, и здесь все окажется очень просто, как говорил Фагбенл.

Ты убиваешь человека, чтобы защитить своего ребенка.

Ты убиваешь человека и спасаешь наркоманку.

– Я так и не понял, почему ты связалась с Аароном, – сказал он. – Никак не мог этого постичь. Елена Рамирес видела результаты теста ДНК Генри Торпа. Там был список всех его сводных братьев, включая Аарона. Но ты ведь тоже проходила тестирование ДНК, правда, Пейдж?

– Да.

– И я так и не понял: что у тебя общего с Аароном? Что заставило тебя привязаться к этому страшному человеку?

Пейдж как раз доставала из комода спортивную куртку с капюшоном. Она застыла и ждала, что он еще скажет.

– Ты знаешь, что поразило меня в твоей комнате в Бронксе? – продолжил он. – По обе стороны комнаты было два односпальных матраса. Разве так бывает, что молодые пары не спят вместе?

– Папа…

– Погоди, дай мне закончить, хорошо? Сегодня я заехал в Питсбург и навестил Дуга Малзера. В свое время нам надо будет поговорить о том, что он тебе сделал… впрочем, ты уже, наверное, говорила об этом на сеансах терапии.

– Да, говорила.

– Ну хорошо, но, видишь ли, на него было совершено нападение. Причем очень жестокое.

– Это было неправильно, – сказала Пейдж.

– Может, да, а может, и нет. Я не об этом хочу сказать. Дуг рассказал мне, что лицо человека, который на него напал, было закрыто маской. Это был Аарон, так?

– Да. Мне не надо было говорить ему, как со мной поступил Дуг.

– Почему же ты сказала?

Пейдж молчала.

– Я все никак не мог понять. Но потом Малзер рассказал мне, что Аарон кричал, когда избивал его.

В глазах Пейдж появились слезы. В глазах Саймона тоже.

– «Никто не смеет трогать мою сестру».

Плечи Пейдж опустились.

– Когда ты прошла тест ДНК, то обнаружила, что Аарон твой сводный брат, но только не со стороны отца. – Саймон говорил и чувствовал, что весь дрожит. – Что у вас общая мать.


Прошло несколько секунд, прежде чем Пейдж собралась с духом, подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– Да, – сказала она.

– Я пытался выяснить это с твоей тетей Ивонной. Это и есть великая тайна твоей мамы? Когда ей было семнадцать лет, она вовсе не работала манекенщицей на другом континенте. Она попала в секту. И забеременела от лидера этой секты. Но ей сказали… ей сказали, что ребенок родился мертвым. А она подумала, что, скорее всего, его просто убили. И хотела покончить с собой. Ее родители, твои дедушка с бабушкой, вырвали ее оттуда и отправили в центр реабилитации, где ее вылечили. В тот самый, где была и ты тоже.

Пейдж села на кровать. Саймон подошел и сел рядом с ней.

– Это был совсем исковерканный человек, – сказала Пейдж. – В самом юном возрасте над ним надругался приемный отец и продолжал это делать потом.

– Ты говоришь про Аарона?

Она кивнула.

– Вспомни, где я была. Дуг Малзер изнасиловал меня в колледже, и потом я сделала тест ДНК, и мне вдруг стало ясно, что вся моя жизнь – это огромная ложь. Мне казалось, что я погибаю, мне было страшно, я растерялась, не знала, что делать. И вдруг у меня появился еще один брат. Мы с ним много разговаривали, часами. И я призналась ему, рассказала про то, что со мной случилось в колледже. И он принял свои меры. Это было ужасно, конечно, но, с другой стороны, я стала чувствовать себя, не знаю… защищенной, что ли. А потом Аарон научил меня ширяться. И это было как… в общем, мне понравилось. Даже нет, я пришла в полный восторг. У меня появилась возможность забыться, уйти от всех проблем. Аарон доставал мне дозы, снова и снова, и… – Она замолчала, вытерла слезы. – Мне кажется, он намеренно это делал.

– Что ты имеешь в виду?

– Кажется, Аарону очень нравилось, что у него появилась сестра. Он не хотел меня терять. И ему нужно было приучить меня к наркотикам, тогда я никогда бы не ушла от него. И может быть… может быть, он хотел отомстить своей родной матери. Он с детства чувствовал себя брошенным, так почему бы не поломать жизнь и ребенку, которого она не бросила?

– И ты никогда не говорила об этом с матерью?

– Нет, говорила, – сказала она и глубоко вздохнула. – Однажды я пришла домой и спросила маму, были ли у нее еще дети. Она ответила, что не было. Я умоляла ее сказать правду. И она наконец сдалась. Рассказала про секту. Сказала, что забеременела от одного очень плохого человека и что ребенок умер.

Судя по тому, что рассказывала ему Ивонна, Ингрид до сих пор в это верит.

– Я думала тогда, что она меня обманывает. Но ты понимаешь, мне уже было на все наплевать. К тому времени я была наркоманкой. Меня волновала только одна проблема: где достать дозу. Поэтому я стащила у нее драгоценности и вернулась к брату.

Так вот какова она, эта нездоровая, извращенная связь – она замешана на общей крови.

– Ты как-то говорила о том, что значит опуститься до самого дна, – сказал Саймон с таким тяжелым камнем на сердце, что ему было трудно дышать, – о том, что ты фактически заставила мать убить человека…

Пейдж крепко зажмурилась, так крепко, будто не хотела ничего ни видеть, ни слышать.

– …но выходит, она убила не просто человека…

Оба знали, какие слова за этим последуют. Пейдж сидела с закрытыми глазами, напряженно ожидая удара.

– …она убила собственного сына.

– Папа, ей ни в коем случае нельзя говорить об этом.

Саймон покачал головой, вспоминая, что́ они с Ингрид говорили друг другу, сидя на скамейке в Центральном парке.

– Больше не будет никаких тайн, слышишь, Пейдж?

– Папа…

– Твоя мать сама призналась мне, что это она убила Аарона.

Пейдж медленно повернулась к нему лицом, и Саймон подумал, что еще никогда не видел у нее такого ясного взгляда.

– Но это же не простая тайна, – сказала она. – Ведь это убьет ее.

Сквозь дверь до них донесся радостный, певучий голос Ингрид.

– Обед готов! Всем мыть руки!

– Ей нельзя говорить об этом, папа.

– Это все равно может открыться. Возможно даже, она уже знает.

– Не знает, – сказала Пейдж. – В агентстве по опекунству документации нет. Правду знаем только мы.

Они встали и пошли обедать. Все пятеро, Саймон, Ингрид, Пейдж, Сэм и Аня, уселись за круглый стол. Сэм стал рассказывать про своего нового бестолкового товарища, с которым он делает лабораторную работу по психологии. Было очень смешно. Ингрид весело смеялась, прямо до слез. Она поймала взгляд Саймона, и этот взгляд говорил о том, что она счастлива, и еще этот взгляд говорил: «Помнишь, как мы с тобой сидели рядом на скамейке в парке? Там мы были с тобой так же счастливы, как и сегодня. Но сейчас наше счастье еще полнее, потому что рядом с нами наши дети. Вот она, эта минута чистого блаженства, и как хорошо, что мы с тобой это понимаем».

Саймон посмотрел на сидящую напротив Пейдж. Пейдж ответила ему понимающим взглядом.

Их тайна тоже присутствовала за этим столом.

Если Саймон будет молчать, тайна так и останется навсегда с ними.

И что хуже, думал он, жить вместе с этой постоянно терзающей душу тайной или поделиться ею с женщиной, которую он любит, сказать ей, что она убила собственного сына?

Казалось, ответ на этот вопрос ясен. Может быть, завтра что-то изменится. Но что делать сегодня, Саймон знал.