Убийство в Невском переулке
Часть 8 из 14 Информация о книге
— Не знаю, — признался пристав. КОГДА ЖУКОВ ЗАКОНЧИЛ докладывать, Путилин хотел подняться, но поморщился, почувствовав, как сильная боль пронзила правое колено. — Итак, мы имеем Афанасия Львовича и двух сотоварищей. — Как вы и предполагали. Иван Дмитриевич отмахнулся: — Тоже мне задача… Значит, ты предполагаешь, что искомый гражданин имеет своей специальностью вскрытие сейфов и железных ящиков? — Именно так я воспринимаю слова, высказанные Федькой начальнику станции Минцу. — Вполне может быть правдой, но почему такой мастер пошел на такое кровавое преступление? Вопрос повис в воздухе. — Душа человеческая — такая же тайна, как и он сам, — начал рассуждать Жуков, но был тут же перебит начальником: — О душе потом поговорим, а ныне о нашем убивце. Какие соображения? — Иван Дмитрич, с такими приметами я не припомню ни одного мастера по сейфам. — Ну, Миша, ты меня удивляешь, — с хитринкой в голосе сказал Путилин. — А если подумать? — Неужели на нашем горизонте попадалась эта личность? — искренне удивился Жуков. — Так и не вспомнил? Лошадиная физиономия с птичьим острым носом, всегда щеголевато одет, почти нет губ, Миша, я поражен твоей памятью. — Неужели… — и умолк, прикусив язык. — Сказал «аз», говори и «буки». — Прохор Кузмин? — то ли спросил, то ли утвердительно сказал помощник. — Не могу точно сказать, но больно уж похож, хотя… — поцокал языком Путилин. — Чем черт не шутит. Проверить надо Прохора, где был, что делал. — Ясненько, Иван Дмитрич. Разрешите приступить? — Ты еще здесь? — Иван Дмитрич, — уже взявшись за ручку двери, сказал Миша. — Где ж мне искать Кузмина-то? — Ты меня удивляешь, Михаил Силантьич! Конечно же на Сенной в известном тебе заведении. НА СЕННУЮ ПОМОЩНИК начальника сыскного отделения Жуков прямо-таки летел, подгоняя извозчика, нетерпение съедало более, нежели желание успеха. Хотя глаза блестели и хотелось побыстрее добраться до площади, но мысли возвращались к Прохору. Вроде бы портрет, описанный Минцем, похож, тот же длинный острый нос, лошадиная физиономия, вот губы… Но Кузмин носит усы, да и не замечен он в кровавых делах, сейф вскрыть, так не составит труда, одно удовольствие. А вот человека жизни лишить? Не похоже на его поведение, ой как не похоже. Столько трупов. Хотя в жизни всякое бывает, и человек становится зверем ни с того ни с сего. В голову бешенство ударило, как те преступления, когда «жена мужа убоится», ан нет, нож в грудь, и вся недолга. Только у дверей заведения Миша сообразил, что соваться в осиное гнездо не слишком разумно с его стороны, тем более что за несколько лет помощника Путилина начали узнавать не только в лицо, но и по делам. Отступать не хотелось, честь дворянина была выше всякой опасности, и Жуков ступил в полутемную залу с горящими кое-где масляными лампами, освещающими более себя, нежели близрасположенное пространство. Несколько минут глаза привыкали к полумраку, потом Миша огляделся и обратил внимание на то, что на него никто даже не взглянул… В обычае Прохора было сидеть в дальнем от входа углу, так спокойнее, и когда полиция вдруг нагрянет, можно было незаметно исчезнуть через черный ход, не привлекая ничьего внимания. Сейчас Кузмин сидел в благодушном состоянии, в застиранной рубахе, расстегнутой у ворота, и с темными пятнами пота под мышками, которые сразу бросались в глаза, стоило Прохору начать размахивать руками. На лице мастера по сейфам пролегли глубокие морщины, а осоловелые глаза показывали, что он пьянствует не первый день. Рядом сидели, лежали такие же осоловелые собутыльники-прилипалы, которые, как мухи на дерьмо, слетались в предчувствии дармовой выпивки и закуски. «Не он», — мелькнуло у Миши в голове, но он не уходил, а наоборот, пробрался к Прохору и, подвинув сидевшего рядом мужичка, примостился по правую руку. — Здравствуй, Прохор! — начал Миша. — Ба! — обрадовался Кузмин. — Какие люди посетили нас. — Потише, — поморщился сыскной агент. — Может, чарочку? — разбойник замахал рукой. — Эй! — крикнул громко, стараясь перекричать мерный гул заведения, делая попытку подозвать полового. — Я бы выпил, — наклонился Жуков к уху Прохора, чтобы не кричать, — да сам понимаешь, служба. — Эт мы понимам, — заулыбался Кузмин, — а в наши края как занесло? — По твою душу. — Михал Силантьич, я перед столичным сыском чист, аки ангел на небеси. А что гуляю, так в России городов не счесть, — и засмеялся задорным грудным смехом, кося осоловелые глаза на сыскного агента. — Давно сидишь? — не обращая внимания на смех Кузмина, спросил Миша. — Не знаю, — пожал широкими плечами Прохор. — Деньги есть, — и похлопал себя по груди. — Значит, давно сидишь. — Сегодня число-то какое? — Двенадцатое. — Двенадцатое, двенадцатое, — начал загибать пальцы Кузмин, но так и не смог посчитать, махнул рукой. — Даже и не припомнить мне. Давай по чарке, — вдруг предложил он. — Служба, — Миша присмотрелся к мастеру по сейфам, тот в самом деле был давно пьян, разило от него и перегаром, и потом, и табачным духом. Видимо, дня три, как деньги просаживает, надо ждать новостей о том, что в Киеве, Варшаве, а может, и в Сибири раскрыт, как шкалик в обед, очередной железный ящик, о котором кричат со страниц газет и журналов, что невскрываем. — Ах, Миша Силантьич, нет чтобы составить мне компанию, — Кузмин поднял полуштоф. — Выпить за мое здравие, за свободу, эх, Михаил Силантьич. Жуков поднялся и вновь повторил: — Служба. — Та ну ее, такую службу, — Прохор наливал в чарку водку, большую часть ее расплескивая на стол. — А чего заходил-то? Но вопрос повис в воздухе. МИША ВОЗВРАЩАЛСЯ В сыскное отделение в упавшем настроении, предположение не подтвердилось: Прохор Кузмин не мог так сыграть, не по артистической части он мастак, а в другой области. Да и видно, что не просыхает несколько дней, притом помощник Путилина у своих агентов, которых он имел среди завсегдатаев трактира, подтвердил, что мастер по сейфам третьего дня заявился в медвежьей шубе, бобровой шапке, пиджачной паре, с бумажником, не закрывающимся от денег, вот с той минуты угощает, кто за стол присядет. Подозрение не подтвердилось, пусть лучше сейфы вскрывает да водку пьет, чем руки кровянить и чужие жизни на свой счет записывать. Дежурный чиновник кивнул, что Иван Дмитриевич, как пришел в отделение, так из кабинета и носа не казал, хотя утверждать не может, ибо на второй этаж не поднимался. КОГДА ВОШЕЛ ЖУКОВ к Путилину, тот сидел за столом, перед ним лежали разложенные в ряд шесть фотографических карточек. Одной рукой Иван Дмитриевич подпирал щеку, отсутствующим взглядом скользнул по помощнику и снова устремил взор на столешницу. — Разрешите? Начальник сыскной полиции не повел бровью. Миша без позволения присел на краешек стула, зная по опыту, что мешать Путилину не стоит, тот занят важным и, наверное, уже догадался, что Прохор не имеет отношения к убийству Веселого. Через несколько минут Иван Дмитриевич наконец обратил внимание на помощника. — По лицу вижу, что Прохор отношения к нашему злодейству не имеет. — Воистину так, Кузмин третий день пьянствует на Сенной после удачного дела. — Говоришь, третий. — Да, сведения абсолютно верны, подтверждены тремя разными людьми, которые интереса к нашему сейфовому мастеру не питают. — Значит, в столице есть двойник Прохора, либо, что самое невероятное, кто-то хочет, чтобы мы шли по следу Кузмина и вели следствие вкруг него. — Может быть. — Миша сел поудобнее, даже закинул ногу на ногу. — Но к чему такие сложности, ведь мы же можем предъявить Прохора для опознания начальнику станции? — Вот, — указательный палец нацелился на Жукова. — Приметы нам известны от… как ты его называл, Минц? — Миша кивнул. — Приметы известны от Минца. Тебя это не наводит на определенные мысли? — Минц? — удивлению помощника не было предела. — Минц? — повторил он. — Вы бы видели его, он не то, что ножа побоится в руки взять, я уж не говорю, чтобы смерти такое количество народа отдать. Нет, Иван Дмитрич, такого быть не может, притом он не мог отлучиться со станции. — Не мог, это правда, но ты же сам знаешь, что не всегда человек самолично участвует в злодеянии. — Так вы подозреваете Минца? — Я высказываю один из возможных вариантов нашего дела. — Но как… — Жуков старался подобрать слова, но никак не удавалось. — Миша, имеешь возражение? — Да, — сыскной агент как-то подобрался и вроде бы стал выше. — Имею. Начальник станции Минц, на мой взгляд, человек пугливый и смотрящий в рот начальству, ради места готов на унижения, но чтобы организовать, — Миша сжал губы и продолжил, — такое дело… Вы простите, Иван Дмитрич, но у него, как говорят наши подопечные, кишка тонка. — Не кажи «гоп», как говорят в Малороссии, в каждом где-то там, — Путилин приложил правую руку к груди, — на полочке пребывает в сонном состоянии бес, но не у всех он прорывается что-то сквозь глянцевую оболочку. Этот Минц назвал тех, кому утром продал билеты и кто направился с Ланской в столицу. Вот их и расспроси о нашей троице, тем более что они ехали разным классом. Смекаешь?