Успеть до захода солнца

– А теперь она цитирует Священное Писание – Ветхий Завет – иногда дословно, иногда искаженно. Карающая десница Бога, превосходство и власть мужчины над женщиной. Первородный грех Евы. Опять же, я считаю, что эти взгляды – результат ее психической обработки. Регулярное физическое насилие, религиозный фанатизм, лишение свободы и, поскольку она упоминает только одного мужчину, которого называет «Сэр», вероятная изоляция.

– Пытки, – сказала Морин.

– Да, продолжительные, пока она не покорилась, пока не сломалась ее воля и она не покорилась воле ее мучителя. Он сексуальный садист, религиозный фанатик, психопат и женоненавистник. И он был ее кормильцем. Он дал ей кров, кормил и составлял хоть и ужасную, но компанию. Он бил ее, но и кормил. Он насиловал ее, но дал ей какую-то крышу над головой. Он лишил ее свободы, но поддерживал ее в том состоянии, в каком она сейчас, позволял ей соблюдать гигиену. Она полностью зависела от него. Она боится его и в то же время предана ему. Она верит, что он ее муж, а муж, пусть даже жестокий, поставлен Богом, чтобы повелевать.

– Раньше никто не мог командовать Элис. А мальчики… ей нравились мальчики, – сказала Морин. – Она знала о своей привлекательности и охотно пользовалась ею. Не в плохом смысле, нет. Она была беззаботной, может, даже черствой, бездушной. В то время она не стремилась выйти замуж и лишь твердила, что брак – просто западня для женщин. Она твердила это и мне, когда мы готовились к свадьбе. Еще она была одержима идеей стать когда-нибудь свободной, желанной и знаменитой. Селия, она всегда была уверенной в себе, импульсивной, упрямой.

– Она хотела помыть свою палату.

– Что?

– По-видимому, она мыла свой дом через день. И теперь волнуется, что ей надо помыть свою палату.

– Элис когда-то готова была остаться голодной, лишь бы не мыть посуду. Ее было невозможно заставить утром убрать кровать, каждый день она устраивала цирк. – Морин запустила пальцы в каштановые волосы и потерла висок. – Неужели кто-то может так изменить человека? Превратить его в свою полную противоположность?

– Ну, если бить каждое утро и заставлять что-то делать…

– Я бы изменилась быстрее, – договорила Морин.

– Можно задать вопрос?

– Конечно. – Селия направила взгляд темно-карих глаз на Бодин.

– Она несколько раз рожала. Она говорила что-нибудь про детей? Они никак не выходят у меня из головы.

– Она сказала, что Сэр забирал их, их отец забирал их. Когда мы затрагивали эту тему, она замыкалась, становилась подавленной. Я не хочу затрагивать этот предмет, пока у нас не наладятся более доверительные отношения. Она приняла вашу мать – но не как мать, а как компаньонку и как старшую. Еще она, кажется, доверяет шерифу Тейту, насколько вообще может кому-то доверять.

– Они с Бобом дружили, – сообщила Морин. – Может, какое-то время не только дружили, но и испытывали друг к другу нечто большее.

– Да, он говорил мне. Она приняла доктора Гроува, хоть по-прежнему нервничает во время осмотра и иногда боится сиделок. Но она послушная. Ест, когда приносят еду, спит, когда ей велят отдохнуть, моется, когда скажут. Кто догадался привезти ее матери вязание?

– Бо догадалась.

– Это превосходная терапия для обеих. Кора учит Элис вязать, и они спокойно проводят время. Большая польза для обеих. В общем, Морин, лечение требует времени, и я не могу сказать, сколько это продлится.

– Она не может вечно оставаться в этой палате. Да и моя мать тоже.

– Ты права, не может. Физически она уже достаточно окрепла, и ее можно выписывать. Мы с доктором Гроувом обсуждаем вариант реабилитационного центра.

– Селия, ей надо вернуться домой. Иначе в другой больнице моя мать будет спать в ее палате так же, как и тут. Мы позаботимся об Элис дома.

– Домашний уход, учитывая ее состояние, будет сложным и изматывающим. Ты просто должна понять, что это будет означать для Элис и для всех вас.

– Ты порекомендуешь нам сиделок, раз они ей нужны. Ты продолжишь ее лечить. Мы будем возить ее к тебе каждый день, если ты скажешь, что это необходимо. Я все обдумала. Может, что-то подтолкнет ее к выздоровлению. Ее комната, вид из окна, Клементина и Гек – они работали у нас тогда, когда мы с Элис были девчонками. Может, знакомая обстановка и нормальная жизнь помогут ей?

– При нынешнем состоянии рассудка Элис ее нельзя оставлять без присмотра. Морин, она может уйти. Ей надо принимать лекарства, и самое главное – ее ни в коем случае нельзя перегружать, на нее нельзя давить.

Кивнув, Морин снова потерла висок:

– Я прочитала о таком состоянии, как у сестры, все, что смогла найти, и думаю, что мы поступим следующим образом. Вы с доктором Гроувом скажете мне, что можно, необходимо и чего нельзя делать. Мы будем следовать вашим рекомендациям. Я знаю, что могу забрать ее домой без вашего позволения, но не хочу этого делать. Но я и не хочу отправлять сестру в психиатрическую лечебницу – ведь это как раз то, что вы называете реабилитационным центром. И я попробую обеспечить ей должный уход дома.

– Надо, чтобы она дала согласие. Надо, чтобы она чувствовала, что может как-то контролировать свою жизнь.

– Ладно.

– Постоянно возить ее на сеансы будет опасно для психики и приведет к перевозбуждению. Если она и доктор Гроув согласятся, я тоже дам согласие, чтобы вы неделю подержали ее дома. Мне нужно будет приезжать к ней каждый день. И необходимо, чтобы возле нее круглосуточно дежурили сиделки с соответствующей квалификацией, пока я не увижу, что она достаточно восстановилась и не причинит себе вреда.

– Себе вреда?

– Речь не о суициде, – сказала Селия. – Но она может что-то сделать случайно. Ваша мать должна постоянно быть рядом.

– Она и бабушка переберутся на ранчо и будут жить там столько, сколько надо.

– Давайте сейчас и начнем. – Селия встала. – Пойдем со мной, ты увидишь ее и поговоришь.

– Я… я думала, что мне пока нельзя.

– Уже можно.

– О, я… Дай мне секундочку. – Морин выставила ладонь вперед. – Все слишком быстро для меня.

– Рядом с ней все пойдет еще быстрее.

– Знаю. Поэтому я сейчас немного и растерялась. – Но Морин встала. – Бодин.


– Я посижу здесь. Позвоню Клементине и попрошу приготовить для Элис комнату. Она будет готова, когда мы привезем ее домой.

– Бодин, ты моя опора. Хорошо, Селия.

Путь по больничному коридору показался ей бесконечным, но закончился слишком быстро.

– Я нервничаю.

– Естественно.

– Я хочу спросить, нормально ли выгляжу, но понимаю, что вопрос дурацкий.

– Это тоже естественно, Морин. Ты будешь потрясена, увидев ее. Постарайся не показать этого.

– Мне уже говорили.

– Слышать от кого-то и увидеть самой – разные вещи. Говори спокойно, называй ее Элис и скажи ей, кто ты. Она, скорее всего, не помнит тебя. Морин, там глубокий блок.

– И это пройдет не скоро. Я слышала. – Тяжело вздохнув, Морин ждала, когда Селия откроет дверь и она войдет к Элис.

Ей могли говорить об этом сотню раз, но ничто не могло подготовить ее к перемене в облике сестры. Ее словно ударили кулаком под дых, но она удержалась и не вскрикнула.

У нее задрожали руки, и она спрятала их в карманы, стараясь держаться непринужденно.

Элис сидела на кровати, ее длинные седеющие волосы были аккуратно заплетены. На коленях лежал зеленый клубок. Прикусив нижнюю губу, она старательно работала крючком.

Их мать сидела в кресле и трудилась над более сложным узором с разными оттенками синей шерсти.

Они вязали в уютном молчании.

– Элис, Кора.

При звуках голоса Селии пальцы Элис замерли и согнулись. Глаза остановились на лице Морин.

Ее плечи сгорбились, челюсть отвисла.

– Я привела вам посетительницу.

– Я вяжу шарф. Я вяжу зеленый шарф. Никаких посещений.

– Сейчас уже можно.

– Мне нравится зеленый цвет. – Морин услышала свой голос словно со стороны и, прогнав из него дрожь, сделала несколько шагов. – И я тоже люблю вязать крючком. Мама научила меня. – Морин нагнулась, поцеловала Кору в щеку и, положив руку на ее плечо, улыбнулась женщине, вытаращившей на нее глаза. – Как я рада тебя видеть, Элис. Я Морин, твоя сестра. Я изменилась и выгляжу не так, как раньше.

– Мне надо вязать шарф.

– Ты работай, вяжи. Это ма заплела твои волосы, да? Очень красиво.

– Женщины пустые создания, они рисуют себе фальшивые лица, чтобы соблазнять мужчин похотливыми мыслями.

– Мы созданы по Божьему подобию, – спокойно произнесла Кора, продолжая вязать. – Я думаю, что Господь не против, если мы можем предстать пред ним в приятном виде. И он сказал «плодитесь и размножайтесь», а похоть как раз помогает этому, правда? Какие у тебя ровные и красивые петли, Элис.

Элис посмотрела на них; ее губы чуть дрогнули.

– Это хорошо?

– Очень хорошо. Ты быстро учишься, ты всегда быстро училась. Когда ты была маленькой, я не могла тебя заставить посидеть на одном месте даже десять минут, чтобы ты поучилась вязать.

– Я была плохая. Бережешь ремень – портишь ребенка.

– Не говори глупости. Ты просто была непоседа. Зато ты любила сажать цветы и вообще была творческой натурой. Мне нравилось, как вы с Рин сажали ваш сестринский садик.

– Герани и бальзамины… – начала было Морин.

– Рин, Рин, Рин, – пробормотала Элис. – Командирша, всегда она лучше всех.

– Элис, Элис, Элис, – отозвалась Морин, и ее сердце застучало быстрее. – Злючка и нахалка.

Прищурив глаза, Элис подняла лицо. Морин выдержала ее взгляд, хоть у нее и пересохло в горле, и улыбнулась:

– Я рада тебя видеть, Элис.

– Рин никогда не любила Элис.