В тихом городке у моря

– Уйди. Не твое дело, моя жизнь. – И, скривившись, заплакала: – Плохо мне, Ваня. Помираю. Ну и хорошо, и слава богу.

Он беспомощно огляделся, сел на шаткий стул и, не понимая, что делать, в бессилии спросил:

– Может, все-таки в больницу, а, Люба? Ну, хоть как-то…

Она отчаянно замахала руками.

В те дни, отправив Асю в хижину, он ночевал в хозяйском доме.

Любка пила десять дней. На одиннадцатый, когда он открыл очередную поллитровку, сказала:

– Все, Ваня. Не надо. Теперь я… сама.

Он помог ей подняться, дотащил до дощатой будочки с душем, откуда она вышла спустя полчаса, налил тарелку густых горячих щей:

– Ешь, Люба. Ешь. Стразу станет полегче.

Он смотрел на нее, все еще опухшую, с отекшими веками, с мокрыми, раскиданными по плечам роскошными, блестящими волосами, смотрел на ее пухлые, гладкие, смуглые плечи и снова ничего не понимал. Откуда у этой красивой и ладной женщины такая невыносимая, нечеловеческая боль и тоска?

Он видел, с какой болью, страданием и надеждой смотрит на нее Ася:

– Все? Все закончилось? Ну наконец-то!

Через два дня Любка, свежая и красивая, с гордо поднятой головой, прошла мимо него, коротко бросив:

– Я на работу.



Она пришла к нему через три дня. Ночью, когда он беспробудно спал, с трудом приходя в себя от усталости и кошмара последних дней. Он услышал ее шаги, уловил ее запах: мыла и каких-то дешевых, невыносимо сладких духов. И давно позабытый запах женщины.

Он вздрогнул, не решаясь открыть глаза и обнаружить себя, мучительно думая, что ему делать. Сердце стучало как бешеное.

– Не прогоняй меня, – хрипло сказала она. – Прошу тебя, не прогоняй.

Иван чуть отодвинулся к стене, и Любка легла рядом – дрожащая, горячая, гладкая. Чужая. И – своя.



Утром ее рядом не было. Он услышал тянущиеся со двора знакомые запахи – пригорелой каши и сбежавшего молока.

И знакомые окрики:

– Аська! Где ты, зараза? Иди накрывай! Что я тебе, служанка?

Он долго не выходил из хижины, и мысли бестолково толкались и бились, как мухи о стекло. «Наверное, надо искать комнату, – подумал он, – потому что мне это точно не нужно. Но как лениво и как не хочется! И Ася… Не хочется с ней расставаться. Но, наверное, по-другому никак не получится, жизнь снова расставляла ловушку».

За завтраком было все по-прежнему, никаких изменений.

Любка ворчала, покрикивала на мать и на дочь, заваривала чай, ругалась на плиту:

– Опять все горит, зараза!

Гнала Асю за хлебом:

– Куда смотришь? Твоя обязанность. Я все должна помнить и напоминать?

Тыкала матери на гору нестираного белья:

– Живешь тут на халяву, совсем совесть потеряла.

Бабка шамкала черствой горбушкой и лениво отбрехивалась:

– Ага, сама шибко устала водку хлебать! Вот сама и стирай.

Любка присела на край стола и, поплевывая в коробочку с тушью, принялась жирно красить ресницы – собиралась на работу. Но на Ивана не смотрела – спасибо и на этом.

Жизнь снова вошла в свое русло. Все было как всегда, как обычно и буднично. И главное, как привычно.

Ася переглядывалась с Иваном, сверяясь глазами и подтверждая совместные планы – книги, прогулка, мороженое. И, поймав его легкий и почти незаметный кивок, успокаивалась: ну тогда все хорошо.

Бабка с грохотом принималась за мытье посуды, в который раз за день понося и проклиная дочь и внучку.

И он вдруг подумал, что это – его семья. Какая ни есть, а семья.


И еще что от Аси, от этой девочки, он никогда не уйдет. По крайней мере, в ближайшее время.

Асю надо было подготовить к школе. А кроме него это сделать некому.

Любка не смотрела на него, словно его и не было. «Ну и слава богу, – подумал он. – Баба с возу, как говорится».

Первые дни он с ужасом ждал ее прихода, не спал, прислушиваясь к шагам. Но Любка не приходила. Пришла к нему она на четвертый день, точнее, в четвертую ночь, когда он почти успокоился и перестал опасаться ее визита. Села на край кровати и провела рукой по его плечу.

– Не надо, Люба, – взмолился он, – пожалуйста, не надо! Не нужно все это ни тебе, ни мне. Никому это не принесет радости, поверь. Только проблемы. Иди, Люба. Иди, умоляю. Я же живой человек!

– Не гони меня, – как и в первый раз, хрипло прошептала она. – Не гони, прошу тебя! Мне и так хреново. – Часто задышав, она замолчала.

– Люба, – он привстал на локте, – сейчас хреново, а дальше будет еще хуже!

Любка порывисто встала и быстро вышла из комнатки.

– Ну как знаешь. Хозяин – барин! – со злой усмешкой бросила она.

Иван с облегчением выдохнул.



Пришло письмо от сестры. У нее все хорошо, только вот с квартирой сложности – наступили новые времена, и бесплатной квартиры не будет. Жить в центре культурной столицы, конечно же, замечательно, только вот все-таки хочется свою, отдельную. Да и соседи достают: один – алкаш, к тому же скандальный. «Порежу и порешу», – обычная песня.



Петрович, – писала Лена, – как ты понимаешь, в этом деле не помощник: когда сосед начинает бузить, у него становится плохо с сердцем. Усмиряет нашего алкаша милиция и иногда я, если бываю дома. Вторая соседка тоже не подарок – дама она взглядов вольных, таскает в дом кого ни попадя, любит горячих восточных мужчин и всяких сомнительных личностей. Теперь их называют бандитами. А девочки часто дома одни, я на сутках, Петрович в вечернюю смену. Есть еще бабушка Колесова, женщина набожная, добрая и безобидная. Но до поры – может и газ не закрыть, и воду пустить. В общем, Ванечка, надо что-то срочно решать. Думала, думала, всю голову сломала, а тут – боженька решеньице и подкинул! Словом, предложили мне командировку длительную, двухгодичную. Главным хирургом госпиталя. Деньги огромные – ух! И квартиру кооперативную потянем, и на машину останется. Правда, страна неспокойная, за курорт у нас денег не платят. Я долго думала и решила – поеду! Другого-то выхода нет. Два года пролетят как мгновение. А жизнь изменится к лучшему. Ты знаешь, я за деньгами никогда не гналась. Но выхода нет, иначе из коммуналки не вылезти.

Петрович, конечно, рад не был. Куда там! Скандал устроил дикий, я его таким впервые видела. Но убедила, уговорила, ты меня знаешь. Кое-как согласился. И у него теперь, как понимаешь, жизнь осложнится, один на хозяйстве да плюс девчонки. Но ничего, как-нибудь справимся, нам не впервой. Если в Печенге выжили, уж тут-то тем более. Да, еще один аргумент – ты не представляешь, какой там бесценнейший опыт!

У меня аж руки дрожат, как представлю! Девчонкам пока не говорили, что огорчать раньше времени? Только, думаю, переживут они это спокойно – какая я мать, ты знаешь. Мать у нас Петрович, дай бог ему сил и здоровья! А я, выходит, отец… Ну уж как есть. Лично я своей судьбой довольна. А представляешь, если бы муж мой был другим? Если бы требовал от меня всю эту домашнюю чушь: борщи, утюг и веник. Тогда бы мы точно развелись. Шуткую, конечно. Нервничаю, не скрою. Дома держусь, веселюсь, а на деле страдаю. Права ли? Могу ли оставить на такой долгий срок девочек и мужа? Какая-никакая, а все же я мать.

С тобой поделилась, Ванечка, и стало полегче. Братик, родной! Как ты там, на своем море? Не надоело? Не хочешь вернуться в родные столицы? Я не уговариваю, ни-ни. Просто интересуюсь. Неужели прижился и совсем не скучаешь по большому городу – по театрам, по выставкам, по всему остальному? По работе? Ну и слава богу, если нет! Ваня, хватает ли тебе денег? Как ты питаешься? Как нога? Реагирует на погоду? Делаешь ли ты рентген? Я тебе говорила, что раз в год нужно точно! Но, зная тебя, что-то я сомневаюсь.

У Нонны и Марины все хорошо, внучка подрастает, живут мирно и складно. Нонна прибаливает, но это нормально, возраст, куда денешься. Марина дочь трепетная, следит за ней хорошо. Я как-то к ним заезжала, передавала, уж извини за самодеятельность, от тебя привет. Ванечка! Если все получится, я уеду месяца через три. Пока сдам дела, оформлюсь и т. д.

Может, все-таки вырвешься к нам в это время? Мы будем счастливы! Да и надо нам повидаться перед моим отъездом.

Очень скучаю по тебе, и Петрович скучает, и девочки. У Томки большие успехи на танцевальном поприще, ну просто звезда наша Томка! Берет призы, занимает первые места в конкурсах и по-прежнему очень увлечена. И в школе, умница, успевает. У Светланки тоже все хорошо. Но эта та еще штучка! Уже ухажеры, как тебе, а? В ее-то возрасте уже кавалеры! А что будет дальше? Хочет в медицинский. Я, если честно, против. Знаю, какой это тяжелый и не всегда чистый труд. Но отговаривать не буду, не имею на это права. У всех должен быть выбор. В конце концов, надеюсь, что не пойдет в хирургию.

Ванечка, про переписку оттуда узнавала – можно. Буду писать тебе, не возражаешь?

Да. Звонила Алене, хотела повидать Илью. Но все никак не срастается – то Илья, по ее словам, «невозможно занят», то, прости, занята я. Надеюсь, перед отъездом все-таки с ним повидаемся. Алена разговаривает со мной нехотя, через губу, словно делает одолжение. Да так оно, собственно, и есть – одолжение. Спасибо, что хоть как-то общается. Но информация об Илюше очень скудная – в школе все прилично, занимается какой-то борьбой и плаванием, учится играть на гитаре. Словом, обычный, нормальный парень. И слава богу.

Она на мои звонки раздражается, но мне наплевать – звонила и буду звонить, он мой племянник.

Ванечка! Кажется, все, отчиталась. С нетерпением буду ждать твоего ответа! Если получится – дозвонись! Хотя помню, со связью у вас неважно, и все-таки. Очень хочу услышать твой голос. Но и письма жду подробного! Слышишь? Очень за тебя болит сердце. Очень.

Обнимаю тебя, твоя Ленка.



В какую страну Ленка едет, она не написала. Иван стал разглядывать карту, пытаясь дотумкать. Было понятно одно – страна, куда направляли его сестру начальником госпиталя, вряд ли была спокойной и мирной.

Спустя много лет от узнал: почти перед самым концом командировки Ленка получила тяжелое ранение. Слава богу, обошлось. Но много лет оно давало о себе знать: сестра мучилась от страшных болей в спине.

Перед Ленкиным отъездом Иван думал сорваться в Питер, обнять сестру, возможно – отговорить, но не сложилось, заболела Аська, следом свалилась Изергиль, и снова совсем сорвалась с катушек Любка. По ночам она пропадала из дому. Он обнаружил это не сразу, через пару дней, когда заболела Ася.

Девочка горела, задыхалась и страшно, надрывно кашляла.

– Где мать? – закричал он, увидев все это.

– Да гуляет, – с трудом ответила Ася. – Гулянка у нее, так бабушка говорит.

– И это с ней часто бывает? – осторожно спросил Иван.

Девочка зашлась в кашле.

– Бывает, – равнодушно ответила она. – Но не часто.

Он побежал в поликлинику. Пришел врач, тут же диагностировал воспаление легких и стал настаивать на больнице, но Ася горько плакала и умоляла ее оставить дома. Скрепя сердце согласился, побежал в аптеку, к вечеру пришла медсестра и сделала девочке первый укол. После второго, утреннего, шестичасового, температура стала спадать.

А Любки все не было. Иван рванул на вокзал, но там ему сказали, что не объявляется она уже несколько дней, прогуливает и с ней такое бывало.