Корейский вариант

Пролог


Глухо застонав, я пошевелился и сел. Первое, что я услышал, очнувшись, весёлые трели пичуги, но почти сразу на меня обрушилось ещё одно, то, что смогло поразить, несмотря на моё не самое лучшее состояние. Болело всё, особенно голова. А поразило меня солнышко, что прогревало даже сквозь одежду, а одежда на мне вроде была, что-то такое ощущалось, а также запах, и главное, тактильное ощущение травы под руками. С учётом того что я просидел в тюрьме порядка двадцати четырёх лет, это было впервые, когда я чувствовал и ощущал траву. Снова на расстрел вывели? Хм, странно, когда был у литовцев, меня обычно расстреливали во внутреннем дворике. Причём не холостыми, боевыми палили, только стреляли мимо, чтобы каменная крошка била по мне. Литовская тюрьма не самое сладкое место. Оккупант я для них, что тут ещё скажешь? Сейчас же я на американской базе был, там расстрелами не баловались, бока намять, стресс снять, это одно, но не такими способами развлекаться. Хотя по развлечению и издевательствами над пленными американцы всё же впереди планеты всей. Ещё бы, потомки бандитов, шлюх, насильников, галерников и воров всех мастей. Кого свозили в Новый Свет, как раньше называли Америку? Их и свозили, и они стали костяком народа Северной Америки. Уничтожение коренного населения их работа. По-другому те не умеют и продолжают так же действовать. Теперь остальные народы и расплачиваются за действия этих потомков преступников.

Откуда-то со стороны послышались восклицания, всё это под мощный рёв движка, что заметно удалялся, поэтому я постарался побыстрее прийти в себя. Русские не сдаются, и эти сволочи ещё убедятся в этом. Пусть знают, как иметь дело с советским офицером, пусть и бывшим. Открыв один глаз, второй был чем-то заляпан, я провёл ладонью по голове, краем сознания подивившись, что нет, как обычно, наручников, их всегда надевали, когда выводили из моей камеры-одиночки, и посмотрел на кровь на ладони. На голове была рана, но не это поразило меня, а то, что рука была не восьмидесятилетнего старика, приближающегося к девяностолетнему юбилею, а чужая. Пока не скажу чья, но не моя точно. Молодая рука, хотя и изрядно грязная, с чёрной окантовкой под длинными нестрижеными ногтями. Приплыли. Однако это не помешало мне испытать радость, да я был счастлив, сбежал, ушёл от врагов, как не радоваться?

Тут голоса, что до этого звучали в отдалении, прозвучали совсем рядом, и меня, подхватив под локти, подняли на ноги, что позволило мне осмотреться, при этом проводя языком по зубам. С учётом того что у меня зубов совсем не было – какие выбили, какие сами выпали, вставную челюсть давно отобрали, а кормили сухарями, сволочи, – я только довольно скалился. Все зубы были на месте, вполне ровный частокол, ни одного просвета. В общем, что именно произошло, я начал догадываться, но об этом позже. Самое интересное, меня окружали… чурки. Все, кто не русские, для меня теперь назывались так – литовские чурки, американские… После двадцати четырёх лет в застенках любой станет закостенелым националистом. Хотя тут тоже дело сложное, но это не стирало мою память, и я всё-ё-ё помнил. При этом если зуб на литовцев у меня имелся, то не такой, как на гнид американских, которым меня передали четыре года назад. А что, я уже десять лет как был официально мёртв и даже похоронен, конвоиры и охранники глумились, с наслаждением об этом мне говоря, так что раз я всё равно мёртв, то отчего и не отдать меня американцам на их базу на опыты? Вот и отдали. Хм, а может, те опыты и сказались с этим моим перемещением? Если вспомнить, что мне удалось пережить за эти годы, удивления с перемещением моей души в чужое тело у меня не было нисколько. Это знак, это то, что позволит мне нести Кару.

Так вот, те, кто меня окружал, были одеты до неприличия бедно и рвано, и были они… да корейцами, и самое главное, я их отлично понимал, как будто этот язык мне был родной. И тут на меня обрушились знания, знания того парня, в тело которого я попал. Объём оказался для неподготовленного меня излишне большим, и я просто потерял сознание, обвиснув на руках тех, кто меня придерживал. И да, я вспомнил, что произошло, вся память бывшего хозяина этого тела стала мне доступна.





* * *


Очнулся я ночью, всё так же на природе, лежал на какой-то материи неподалёку от костра, что подогревал мне бок. Вокруг сидели в основном те же люди, коих я видел при первом осознании, где оказался и что тело чужое. Проведя языком по зубам, я криво ухмыльнулся. Есть бог на свете, точно скажу. Очень хотелось пить, поэтому я пошевелился, осознанно, чтобы привлечь внимание, и попросил пить. На корейском, при этом знание русского, литовского и английского у меня по-прежнему сохранилось. Конвоиры, суки, только на своих варварских языках говорили, вот и удалось со скуки выучить два языка, английский и литовский. Последние два с лёгким акцентом. Нужно лишь проверить вслух, по крайней мере мысленно выстраивать фразы получалось. Да что это, я и мыслил по привычке на русском.

Просьбу мою удовлетворили сразу. Слегка приподняли голову и дали напиться из плошки. Судя по вкусу, кипячёная, ещё тёплая вода. В Корее проблемы с чистой водой, отчего и приходится её разбавлять специями при приготовлении блюд, воду предпочитают кипятить, сырую пьют очень редко и только из проверенных источников. Видимо, рядом или колодец был, или родник. Скорее всего, второе, я слышал журчание неподалёку, но едва слышно, на грани слуха. Жадно выпив всю воду, я с облегчением откинулся на лежанку, под головой у меня что-то было, и вздохнул. Всё тело покрылось потом от этих движений, но я был доволен, главное жив, а остальное приложится. Сам я вообще атеистом был, коммунистом, пусть сдержанным, не оголтелым, встречались и такие, но всё же коммунистом, а сейчас мысленно забормотал молитву. Ну как молитву, её же ещё и знать нужно, так, обрывки, услышанные от покойной супруги, да что фантазия давала, благодаря Бога за данный мне шанс, и пусть поверит, уж я его не упущу. Слишком много у меня долгов собралось, стоило бы вернуть. Причём литовцы были не на первом месте. На втором или третьем точно, на первом американцы, эти гниды мне за четыре года мучений, которые я пережил по-настоящему чудом, своей волей и ненавистью, ответят за всё. И я не говорю про их правительство, это не оно ставило мне уколы, делало операции по живому и изгалялись в своих медицинских лабораториях. Это их молодые парни из охраны развлекались, избивая меня или издеваясь, вот их и буду убивать. И я даже знаю, как. А теперь можно описать и то, что я получил из знаний своего нового тела.

Для начала, звали паренька Пак Мун Хо, и было ему всего пятнадцать лет от роду. Приятно, конечно, но если вспомнить, что сейчас весна тысяча девятьсот сорок девятого года и я нахожусь в Корее, то можно поучаствовать в этой войне. На какой стороне, я даже и не думал, естественно на Северной, ведь американцы в составе войск ООН будут воевать за Южную Корею. Тут была лишь одна небольшая проблемка. В данный момент я находился на территории Южной Кореи и вроде как являлся её гражданином, пусть и несовершеннолетним. И согласно воспоминаниям Муна, шёл тот к портовому городу Пусан, до которого оставалось несколько километров, так что не дошёл тот не так и много. А причина получения травмы была банальна, кстати, пока я лежал и раздумывал, мои спасители и пояснили, что они видели, хотя воспоминания Муна мне и так были доступны. Тот шёл по обочине дороге, сзади нагонял тяжёлый американский грузовик с водителем одной из местных американских частей, которые как раз покидали Корею. Америка выводила свои войска из Южной Кореи. Почувствовав опасность, Мун прыгнул с обочины и покатился с обрыва, где его голова и повстречалась с камнем, это было единственное повреждение, не считая множества синяков, грузовик его не задел. А вот то, что чуйка была права, подтвердили другие свидетели, водитель специально вильнул на обочину, чтобы задеть Муна. К сожалению, это хоть и редкость, но случается. Кто считает бедняков, а Мун, как ни крути, не только круглый сирота, но и бродяга. Однако всё же лучше начать сначала, описывая жизненный путь Муна. Тут мне дали поесть, немного риса с рыбой, пища острая, и пока было время, я размышлял, прокручивая в памяти недавно появившиеся воспоминания совсем другого человека, а теперь уже ставшие родными, всё же я занял его тело. Непонятно только, куда делась личность настоящего Муна, но её не было, кроме воспоминаний никаких намёков. После некоторых размышлений, я решил, что тот умер, или покинул тело, когда моя душа вытеснила его. Как-то другого объяснения на ум не приходило.

По поводу же Муна, то вся его жизнь может уложиться в пару строчек, но я постараюсь всё же более обширно описать, кто он и как стал бродягой, чтобы можно было понять всю глубину трагедии, произошедшей с ним. Для начала, семья паренька была не так и проста, всё же не в самое худшее тело меня подселили, что не могло не радовать. До тринадцати лет Мун жил вполне благополучно в пригороде Сеула, у него были родители и даже сестра. Отец служил в полиции, какой-то не самый малый чин, чуть ли не майором был, и в череде политических интриг с рядом других чиновников был объявлен предателем, приверженцем идеалов коммунизма, хотя тот даже сочувствующим не был. На самом же деле всё было по-другому. Тут всё решали клановые группировки, и клан, в котором состоял отец, попал под удар, вот их так и убрали, с концами, можно сказать. Захоронили в той же канаве, где и остальных расстрелянных, но где, Мун не знал, успел убежать с сестрой из дома, отец предупредил, встав на дороге у противника. Сестра долго не прожила, банальный аппендицит, который без быстрого медицинского вмешательства и привёл её к гибели. Так Мун и остался один. Что примечательно, отец Муна был мастером борьбы тхэквондо и учил детей с момента, как они начали ходить, он даже вёл небольшой кружок для молодёжи, поэтому в среде молодых корейцев имел заметную популярность. Видимо, по этой причине его и предупредили, да вот только слишком поздно. Сам Мун эту борьбу не забросил, учился яростно и иступленно. Два года бродяжничал, зачастую ел впроголодь, зимовал на шахтах. Таскал там корзины с углём, что помогло хорошо укрепить ноги и спину, так как тот всё делал правильно, по науке, организм не изнашивал, как говорится. Да и работал не за плату, а за еду, довольно сытную, надо признать, и за койку в тёплом бараке, что ему позволяло перезимовать. Многие так делали.

В данный момент Мун двигался к Пусану с планами завербоваться на одну из рыболовных лодок, поработать, всё же основная еда в Корее – это рис, овощи да рыба. Сытно будет, а это нужно, чтобы вырасти здоровым. Тут я Муна полностью поддерживал. Сам Мун до того, как уйти в бега, а его искали, имя сменил, волосы отрастил, изменил внешний вид как мог, учился в школе, и надо сказать, не без таланта. Я же говорю, отличное тело мне подобрал Бог. Учился хорошо, знал грамоту, письменность по четырём языкам изучил, корейскому, она называлась хангыль, китайскому, японскому и английскому. И знал Мун четыре языка, соответственно корейский, неплохо китайский и японский, и немного говорил на английском. Понимал всё хорошо, а говорил плохо, понять сложно. С другой стороны, у меня английский был точно подтянут, точнее его американский говор, учился-то говорить я у американцев на их базе, вот письменности не знал, поэтому знания Муна идеально укладывались в мою память.

Додумать я не успел, та немногая еда, что там – крохи, всё-таки заглушила бурчание в желудке, и сонливость, напавшая меня, отправила в сон. Я не стал этому противиться. Завтра всё додумаю, а пока стоит отдохнуть и набраться сил.



Проснулся я от шороха просыпающихся людей и запаха костра, ветерок дым на меня направил, отчего заслезились глаза и я дважды чихнул. Резко, сам от себя не ожидал. Сев, я потрогал грубую повязку на голове и осмотрелся. Вставшее солнце, что осветило всё вокруг, прогревая, вполне позволило это сделать. Находились мы в низине. За кустарником пряталось то гравийное шоссе, где Мун совершил свой кульбит и где я вселился в его тело, там было тихо, трасса пока была пуста. Дальше от низины начиналось засеянное поле, где виднелись залитые водой чеки, на которых зеленели ростки риса. Чуть ниже у трассы был каменный, явно старинный мост, под которым протекала речушка – так вот откуда шум реки! Мост был заброшен, рядом был построен новый, по которому и проходила трасса. С той стороны начинались высокие, поросшие лесом холмы, и особо посмотреть было не на что, но я всё равно поглядывал по сторонам, с удовольствием любуясь природой в яркой своей красоте весны. Давненько я этим не любовался. А то всё серые стены камер да белоснежные стены лабораторий.

Когда Мун полетел вниз со склона, то котомка осталась при нём, она у меня как раз и выполняла роль подушки, а вот дырявое одеяло, свёрнутое в скатку, отлетело, свидетели, что мне помогали, подобрали его и мне вернули, на этом всё, больше ничего у Муна не было. Только котомка, в которой съестного не имелось, так, личные вещи, одеяло да одежда. Рваные штаны, обрезанные чуть ниже колен, без обуви, и свободная рубаха, препоясанная коротким куском верёвки. Это всё, что было, ни белья, ничего остального. Собравшись, задерживать я не стал и, коротко поклонившись, поблагодарил моих спасителей за помощь, направился к трассе. Не думаю, что меня покормят, вчера это была помощь пострадавшему, а сейчас они видели, как я осторожно встал, как будто балансируя или учась ходить заново, и сделал несколько шагов, которые с каждым движением становились всё увереннее и увереннее. Даже небольшая пробежка была, кстати отдающаяся в рану. Однако телом я с каждой минутой владел всё лучше и лучше, можно сказать, окончательно укрепился в нём. А я думал, будет долгое привыкание. Пока ещё всё необычно, но управление телом стало как родным, что не могло не радовать. Так что, свернув одеяло в скатку и перекинув через котомку, что висела на правом плече, и придерживая лямку правой рукой, я неспешным шагом направился к дороге. Кстати, пока взбирался на обочину по крутому скату, успел подивиться. Насколько знал Мун, а мне стало известно из его воспоминаний, с провозглашением Республики Кореи, в Южной, где правил Ли Сын Ман, американцев стало совсем мало, советники, да и то не так много, не больше тысячи, и части, что уже заканчивали выводить. Техника осталась в некоторых их частях, что-то передали местной армии, но то, что Муна пытался задавить именно американский грузовик, можно считать редкостью. Ведь за рулём точно сидел американский солдат, Мун успел его рассмотреть в прыжке. Я тоже хорошо запомнил эту улыбающуюся рожу, тот радовался, пытаясь задавить тяжёлой техникой мальчонку. Упырь.

Встав на обочине, мельком оглядевшись, я двинул в сторону порта Пусан, решив побывать там, осмотреться. Время ещё есть. Двигаясь по краю, чтобы если что просто спрыгнуть и уйти от таких лихих водителей, а движение по дороге стало оживлённым, уже четыре машины проехало, я продолжал размышлять. Было о чём, нужно собрать мысли в кучу, а то они разбегались от всего того, что произошло со мной за эти неполные сутки. Прежде чем продолжить, сначала представлюсь, а то столько времени прошло, а я об этом даже и не вспомнил. Уж извините мою невоспитанность, всё же столько времени в таких местах провёл, что всё человеческое сползает. Я вроде сохранил себя, но что-то потерял, думаю, это меня извиняет. Что ж, зовут меня Фёдор Геннадьевич Палкин, ветеран Великой Отечественно войны, Японской, и участник войны во Вьетнаме. Служил в авиационном полку, ИАП пилот, на Ла-7 и Ла-9 летал. Воевать начал не с начала, с конца сорок третьего, и воевал хорошо, двенадцать подтверждённых сбитых, Золотую Звезду не получил, там счёт до пятнадцати должен доходить, но наград получил немало, и всё было за что. Воевал так, что прошёл всю войну без царапинки, хотя сбивали дважды, один раз до своих смог дотянуть, за линей фронта на пузо сел, другой раз прыгать пришлось в немецком тылу, как раз когда штурм Берлина начался. Да уж, приключений хлебнул до предела, если учесть, что сел чуть ли не на головы эсэсовцам, занимающим часть здания. Там вообще слоёный пирог был, один этаж наши, другой немцы занимали. Причём наши ещё и в окружении сидели. Ладно, отстреливаясь, захватив ручной пулемёт, мне удалось перебраться на соседнее здание, где сидели артиллеристы с одной «сорокапяткой», поднятой на третий этаж, но без снарядов, и двух отделений бойцов пехотного батальона. Я оказался единственным офицером. Пришлось брать командование в свои руки, советуясь с опытным сержантом Ерёминым. Почти неделю воевал с ними, уникальный опыт городских боёв приобрёл, пока наши не освободили те места. Причём обо мне знали, немцы до такой степени ловили меня, получая по сопатке от бойцов, что окрестили «Белой смертью». Комбез в извёстке был, хорошая маскировка, не поймали. Синяков и ссадин в развалинах изрядно получил, но выжил с тремя бойцами и двумя артиллеристами. Там война моя и закончилась. Старшим лейтенантом продолжил службу, отвоевав ещё Японскую, став кадровым офицером. Только из-за того, что не смог поступить в Академию, что там несколько курсов повышения мастерства, на пенсию ушёл в начале восьмидесятых в звании подполковника. Одно могу сказать, технику я знал от и до и летал до самого выхода на пенсию, продолжая держать себя в форме. Во Вьетнаме провёл шесть лет советником, одиннадцать подтверждённых сбитых, летал на МиГ-17. За время службы изучил множество машин и могу сказать, что являюсь в них докой даже сейчас. Потом в Литве с супругой поселились, та оттуда родом была, из Клайпеды. Квартиру получили, двухкомнатную, вот так и жили. Детей вырастили, внуков. В середине восьмидесятых похоронил супругу, повезло ей, не видела, что будет дальше. С перестройкой грянула беда, меня объявили оккупантом, а когда я набил морду одному националисту, из тех, что служили немцам, те уже смело выползли на улицы, парады, суки, устраивали, то отправили в тюрьму. Тут ещё один местный подсуетился, отца я его сдал МГБ, было дело, встречал на фронте, тоже в СС служил, а тут ба, идёт такой мордатый по улице. Я его опознал, он тоже в розыске был как нацистский преступник, ну и расстрел после суда. А сынок, зная, кто тут постарался, сделал всё, чтобы я не вышел из тюрьмы. И у него это получилось. Откуда я это знаю? Да приходил он, хвалился. Меня тогда конвоиры хорошо отметелили, а тот наблюдал. Как я понял, с отделением Литвы тот занял высокий пост, мог себе позволить подобное. При этом отдал приказ дать мне нормальное содержание, чтобы я прожил подольше и помнил, помнил, за что он меня в тюрьму упёк. Так что у литовцев дальше более или менее нормально было, остальную жесть я от американцев получил.

Дальше тюрьму я не покидал, характера хватало, чтобы это всё пережить. Потом, как я уже говорил, меня отправили к американцам, и как я понял, не меня одного, было дело, не один раз встречал таких же подопытных в коридорах. Мужчины, женщины, были беременные, дети. Я в курсе, что за опыты над нами ставили, прививали и выводили новые вирусы гриппа для генома славян. Оттого и требовались разные поколения, от детей до стариков вроде меня. Так-то нас в одиночках держали, иногда удавалось перестукиваться. Постепенно соседние камеры пустели, пока я не остался один, повели на очередной опыт, помню, как положили на холодную лежанку из нержавейки, руки-ноги и торс пристегнули, подсоединяли к каким-то приборам. Датчики на теле крепили, а потом вспышка электроразряда. Первую я вытерпел, тяжело дыша наблюдал затуманенным взглядом, как лаборанты снимают показания с приборов, потом повторная вспышка, темнота, и вот я в теле Муна. Говорю же, это судьба.

Естественно, имея лётный навык, воевать я планировал в пилотском кресле истребителя, однако и тут есть множество препятствий, которые мне ещё нужно преодолеть. Для начала в Корейской войне я в своей прошлой жизни не участвовал, хотя заявление писал, чтобы отправили, отказали, однако после общения с лётчиками, что воевали тут, я знал разницу между нашими пилотами и корейскими. Если проще, как ни тренируйся, но уровня советских лётчиков мне никак не достичь. Тут в физиологии всё дело, наши просто покрепче, и корейские лётчики не тянули те перегрузки, что на них наваливались во время маневренных боёв в воздухе. В воздушных боях пилоты ВВС США быстро поняли, что, если МиГ-15 во время воздушного боя многократно выполняет манёвры с предельными перегрузками, то это советский лётчик. Если же он не идёт на такое, то это сильно ослабленный китайский или северокорейский пилот, которого можно не так сильно опасаться. Это правда жизни, расстраиваться не стоит и нужно принять это как данность. Для начала мне нужно набрать массу. А то натуральный дрищ, скелет скорее. Массу набрать не толстяка, есть много, но нарабатывать мышцы тренировками. Спасибо отцу Муна, тот знал, как это делать. Вестибулярный аппарат тренировать. Далее, избегать маневровых боёв, тактика «ударил-убежал» актуальна во все времена. Работать в основном не по самолётам, если только практиковать налёты на аэродромы, известных асов тут хватает и так, не выделяться, быть твёрдым середнячком, а работать в основном по земле, нанося удары по наземным частям, по противнику. По боевым кораблям, если позволит возможность. Поэтому желательно стать пилотом штурмовика, или истребителя-штурмовика. Последнее актуально больше всего. Помнится, в этой войне использовались Ил-10. Для меня то, что нужно, тем более я эту машину знал, имел возможность пилотировать её. Стояли со штурмовиками на одном аэродроме. Порядка пятидесяти часов налёта, на мой взгляд неплохо, хотя я и чисто истребитель. При этом опыт штурмовки наземных объектов имел изрядный. И «эрэсы» выпускал, и бомбы сбрасывал, у моего «лавочкина» были как направляющие, так и держатели. Это была редкая модификация Ла-7 с дополнительными топливными баками. Справлюсь.

По поводу того, как вообще попасть в лётные силы северокорейской армии, это я ещё буду думать, а остальные проблемы заключались в возрасте, моём местонахождении и отсутствии документов. Возраст ладно, можно натянуть, например, сказать, что мне семнадцать, к началу войны будет восемнадцать. Тут почему-то память Муна сбоила, я не знаю, когда становятся совершеннолетним в Корее, считая обе области, то ли в восемнадцать, то ли в двадцать, память его мне помочь не могла. Ладно, спрошу у кого. Проведя рукой по гладкой коже подбородка, я решил спуститься к реке, что протекла метрах в ста от дороги, и посмотреть на своё изображение. Из воспоминаний Муна я знал, как выглядит это тело, но хочу посмотреть сам, теперь уже своими глазами. Кстати, зрение было просто отличным, в самый раз для лётчиков и снайперов. У меня-то зрение изрядно подсело, очки не давали, всё размыто, так что я с удовольствием любовался природой, пока шёл к городу, что уже показался вдали. Окраины были видны и часть мачт стоявших в порту судов. При этом любование природой, наслаждение новым телом и новыми возможностями не мешали мне размышлять.

Ну да, всё верно, симпатичная мордашка с характерным разрезом глаз и довольно длинными волосами до плеч. Нужно будет постричься. Дальше, раздевшись и дрожа от холода, я залез в ледяную воду и стал мыться. Всё-таки холодна весенняя водица. Голову не мочил, повязка осталась сухая. Потом выбрался и, пока обсыхал на лёгком ветерке, осторожно развязал материю – это было полотенце Муна, достали из его котомки, чтобы сделать перевязку, – и с шипением отодрав, осмотрел рану. Надо шить, это было сразу видно. Вернув полотенце на место – снова кровотечение открылось, лучше грязной материей рану закрою, чем заполучить пыль и грязь – и завязав повязку, оделся и, собрав вещи, направился дальше. А там, спускаясь в низину – Пусан скрылся с глаз за холмом, – я заметил, как большой грузовик, спускающийся со встречного холма, свернул к обочине и встал. Не веря своим глазам, я рассмотрел, как знакомый американский солдат, да и грузовик был тот же, на ходу торопливо расстёгивая форменные штаны, рванул к кустарнику. Это судьба. Одно плохо, в кабине остался пассажир. Вчера водитель был один, я это точно помню из воспоминаний Муна. Ничего, я злой, кое-что умею, надеюсь, это поможет.

Я сразу понял: это то, что мне нужно. Во-первых, впереди враги, которых я сам же себе поклялся уничтожать. Во-вторых, при полном отсутствии средств к существованию – вот они, которые можно добыть. Трофеи, добытые с тел врагов, слаще во сто крат. И третье, как ни странно, полная уверенность в себе и в своих силах, несмотря на не самое лучшее физическое состояние. Казалось бы, такое количество лет в заключении, да ещё с шестью попытками побега, именно шестью, должны сделать из меня боящееся своей тени нечто, но такого не произошло. Злобы у меня на всех хватит, она и помогла мне выжить и не сойти с ума. Так что эта злоба и придавала мне сил. Вот как сейчас.

Быстро осмотревшись, прикинул шансы на успех. Дорога была пуста в обе стороны, хотя со спины меня нагонял звук мотора, скоро машина появится, судя по звуку движка, что-то легковое вездеходное, вроде «Виллиса». Так что единственным свидетелем, как я сделал вид, что тоже захотел в туалет, был здоровенный негр в военной форме, что оставался сидеть в кабине грузовика, пока водитель отсутствовал. Скатившись с обочины, я спрятался за корпусом расстрелянного артиллерией японского лёгкого танка, что перевёрнутый лежал в кювете. В нём было множество отверстий разного диаметра, как будто эту машину использовали как мишень, ну а потом при расчистке дороги просто сбросили вниз бульдозером, и с тех пор тот тут так и лежал. Это была пока единственная находка, свидетельствующая о действиях американцев четыре года назад, хотя Муну свидетельства той войны встречались куда чаще. Видимо, тут у города всё было подчищено, а до корпуса этой бронемашины пока просто руки не дошли. Странно, рядом с дорогой, можно поднять и отвезти на пункт приёма металла. Однако сейчас мне этот корпус неплохо пригодился, укрытие отличное. Хм, а вон там дальше вроде хвостовое оперение истребителя торчит, с ещё видным опознавательным знаком. Японский истребитель в землю вошёл, точно говорю. Это уже второе свидетельство прошлой войны.

Поверху проехал армейский внедорожник, как я и думал, только сидели там южнокорейские военные, офицеры. Не останавливаясь, те проследовали дальше мимо американцев, лишь покосившись на машину, а я за это время сайгаком нёсся через кустарник, чтобы успеть перехватить водителя до того, как он закончит свои дела. Успел, тот ещё сидел в позе атакующего орла, как говорил один мой сослуживец капитан Горгадзе, держа в руках подсумки с магазинами или обоймами. Не знаю, чем тот был вооружён, оружие своё солдат, к сожалению, оставил в машине. На ремне был только штык-нож, а вот фляги не имелось.

Устроившись неподалёку в кустах, морщась от вони, похоже, у солдата была серьёзная диарея, я стал вытряхивать всё лишнее из котомки. Память ясно подсказывала, что тут должен быть обломок ножа с острозаточенным лезвием, и он действительно был. Старый нож с уже рассохшейся, но ещё крепко сидящей рукояткой. Сам нож обломан, однако Мун смог хорошо его наточить. Водитель, глухо ругаясь, ещё раз звонко выпустил газы и, дотянувшись, достал пачку сигарет и стал чиркать кремнем зажигалки, чтобы прикурить, при этом продолжая делать свои не самые приятные дела. Пользуясь тем, что тот особо не смотрел по сторонам, я возник у него со спины и одним ударом вогнал клинок в глаз. Хотел шею перерезать первоначально, но крови много будет, а мне трофеи нужны, рана в глазу самая чистая. Тем более я её запер, оставив нож в ране. Прихватив тело за плечи – тот продолжал дёргаться, – я положил солдата на бок, отложив в сторону ремень с подсумками. Только после этого я всмотрелся в силуэт грузовика за кустарником. Похоже, негр так ничего и не заметил. Отлично. Оставив свой нож в ране, я вытащил штык из ножен и стал подкрадываться к грузовику, стараясь заходить с заднего борта, чтобы тот не засёк.

Мне это удалось, даже смог спрятаться между задними колёсами. К сожалению, под машиной укрыться не удастся. Высокий клиренс. От пассажира возможно, но водители и пассажиры машин, что нет-нет да проезжают по трассе, легко меня там засекут, так что укрытие из двух осей колёс самое то. Хорошо, я маленький, смог залезть. Ждать пришлось минут десять, пока наконец здоровяк в кабине не выдержал и не воскликнул:

– Рядовой, ты скоро?

Меня несколько удивило, что тот столько ждал, но видимо, водитель успел предупредить пассажира, что он надолго засядет, вот особо тот и не волновался. Окликнув водилу во второй раз, негр забеспокоился, я же, переждав, когда мимо проедет автобус, скользнул под грузовик, трасса пуста была, и, стараясь не шуршать камешками, перебрался к кабине. Поэтому когда пассажир, держа в руке пистолет, спрыгнул с подножки на пыльную обочину, я с ходу подрезал ему сухожилия под коленкой правой ноги, и когда тот начал падать, сделав непроизвольный выстрел из пистолета – чёрт, нашумел всё же, – я в прыжке, разгибаясь, вогнал ему лезвие под основание черепа. Готов.

Мне от того адреналина, что удалось получить, откровенно стало плохо на несколько секунд, тут и усталость, и слабость от голода – всё сказалось, однако мешкать я не собирался, потом приведу себя в порядок, поэтому сразу, ухватив негра за ноги, сбросил его вниз, помогая себе. Переваливая тело, скатил его ниже, чтобы было не видно с дороги. Успел едва-едва, сначала проехал трактор с сеном в телеге, потом несколько машин, включая пару военных. Дверь в грузовик я закрыл, чтобы не привлекать внимания. Дальше быстро обыскал сержанта, негр оказался сержантом, заслуженным, с медалью «За отличную службу» и ещё несколькими боевыми. Снял ремень с кобурой, пистолет я раньше подобрал, тот самый «кольт», с какими у нас, бывало, ходили среди лётчиков, редкость, всегда мечтал, а тут смог получить трофеем. Только что-то сейчас он не особо радовал, мечты изменились, разве что вообще появлением оружия на руках. Все трофеи из карманов я убирал в котомку. Потом и с водителем поработал, тщательно, даже зажигалку с сигаретами забрал, хотя не курил – ни тогда, ни сейчас не собирался. Забрал свои вещи, аккуратно оба ножа извлёк и оттёр о форменные брюки, не собираясь оставлять улики, подсумки с магазинами не забыл, ну и вернулся к грузовику. Перед тем как уйти, я завалил оба тела срезанными ветками. А с водителя так ещё и форменную куртку снял, не забыв кепи. Сделал это до того, как нож из глазницы извлёк, чтобы не испачкать. Надо же как-то мне маскироваться, сидя в кабине грузовика. По самой машине я бы не знал, что делать, если бы не память Муна. Тут недалеко старые шахты находились, где вполне можно спрятать машину, на первое время по крайней мере. Не тут же её бросать, чтобы внимание привлекала и помогла найти тела. Нет, пусть они там в кустарнике подольше полежат, пока не завоняют. Я за это время далеко уйду.

У дороги, дождавшись просвета в движении, сел в кабину и запустил движок – всё знакомо, такие грузовики под конец войны были, нам по ленд-лизу они не приходили, но парочку мы у немцев отбили, а те у американцев, так что на таком грузовике я пару раз ездил в ознакомительных целях. Да и ничего сложного тут. Модель машины была GMC CCKW, вполне себе пристойный, крытый тентом двух с половиной тонн грузовик. Мотор мощный, легко тянул машину в гору, где мне навстречу попалась та группа беженцев, кои мне и помогли, я лишь кепи на лоб натянул и проехал мимо, обдав их бензиновым выхлопом. Отлично, у перекрёстка на месте съезда никого не было, я свернул и покатил дальше по узкой дороге, рядом с краем глубокого оврага, потом покрутился между холмами и, сбив бампером деревянное ограждение, загнал машину в туннель заброшенной шахты. Тут вроде как раньше медь добывали, пока руда не иссякла. Часть туннелей и шахт обвалились, но такие входы ещё встречались. Этот хоть облагороженный был, со входом, заделанным щитом.

Заглушив движок, я открыл дверцу и, осторожно ступив на холодную землю туннеля, осмотрелся и выбежал наружу, вслушиваясь в стоявшую тишину. Осторожно выбегал, чтобы не пропороть на разбитых досках гвоздями босые ноги. Обувь с солдат снимать я не стал, не мой размер, к тому же заметный след. Деньги есть среди трофеев, в городе всё, что нужно, куплю. Главное, грузовик спрятал, отъехав километров на семь, на время увёл поиски в сторону, в городе меня искать не будут, так что можно посмотреть, что есть в машине, забрать нужное и поскорее покинуть шахту. Сам грузовик дальше загнать не получится, хотя я об этом думал, крыша кабины и так уже касалась свода, ещё немного, и всё, заклинит между верхом и низом.

Убедившись, что вокруг никого, если кто что заметил, то затаился и не показывается, я, так же осторожно ступая по доскам – старые полусгнившие, – вернулся к машине, прислушиваясь. Вроде звук какой-то был. На сипение похоже было. В кузове пусто, я в этом был уверен, иначе при остановке вылезли бы наружу ноги размять и подымить, да и тент плотно завязан был, чтобы груз не потерять и не пропылить, точно людей нет, груз имелся, какой не знаю, а солдат не было. Подойдя к переднему колесу, я прислушался. Ну точно, прокол, вот и шипел, выходя, воздух. Наверняка на досках пропорол, там в некоторых местах ржавые гвозди торчат. Медлить я не стал. Котомка в кабине, пистолет в руках, я его прихватил, когда спешил осмотреться у входа, так что сразу направился к заднему борту. Кабину потом изучу. Размотав верёвку, я откинул тент и только выругался. Мебель, причём качественная и дорогая. Видимо, какой-то американский офицер-советник переезжал и вёз на новое место службы мебель. Я проверил, только она, и ничего более. Плохо, я надеялся на трофеи. Например, полный кузов продовольствия. Теперь кабина, и у меня была вся надежда на съестное, а то от голода ноги подкашивались. У водителей всегда заначки были, я это точно знаю и не думаю, что американский водитель чем-то отличался от советских шофёров.

Так и оказалось. Правда, сначала я из зажимов за спинкой водителя вытащил винтовку. Знакомая, была у нас в полку такая, у старлея Егорова, он собирал коллекцию, пострелять я успел, пока тот не отбыл на новое место службы. Генеральский сын, насколько я помню, коллекцию у него так и не отобрали, он её даже увеличил, было дело, встречались в конце семидесятых. В руках я держал самозарядный карабин «М-1», причём той же модификации, что был у Егорова. На ходу вспоминая, что и как делать, проверил его – снаряжён. Поставив оружие у подножки, я продолжил обыскивать кабину и почти сразу вытащил из-под сиденья пассажира рюкзак, армейский, явно уставной, имя было нашито. Закопался в нём, откладывая всё, что было сверху, быстро нашёл две крупные банки с консервами, чуть позже нащупал третью, такую же. Судя по этикеткам, свиная тушёнка, это я удачно зашёл. Потом нашёл вскрытую упаковку галет. Медлить я не стал, тем более к рюкзаку была прицеплена фляга с водой, уже проверил, отпив. Тщательно вытерев штык, даже помыв его водой из фляги, я вскрыл одну банку и, заедая галетами, жадно работая ножом вместо ложки.

Осилил треть банки, но несмотря на то что всё равно хотелось, много есть не стал, сразу стало тяжело, а ещё в сон бросило, поэтому пока хватит. Мун голодал, и такая калорийная пища в больших количествах может только навредить. Так что я осмотрел весь рюкзак, нашивку с именем прошлого хозяина срезал. Содержимое частью бросил, зачем мне нательное солдатское бельё со штампами на нём, зато деньги нашёл, видимо заначку. И стал укладывать в рюкзак всё, что мне нужно. Вниз свёрнутое одеяло, что нашёл тут же в кабине, потом продовольствие, обе банки с консервами и половину галет, несколько штук я отложил, через часок ещё поем. Сверху легли подсумки с магазинами к карабину. Причём все магазины я доставал и по очереди вылущивал патроны, ссыпая в рюкзак. Оружие и рюкзак я решил спрятать, и вот, чтобы пружины не ослабли, так сделал. Пистолет убрал в кобуру, разрядив предварительно, патроны ссыпал в тот же рюкзак. Три магазина к «кольту» было. В кабине грузовика я нашёл три гранаты, один тип, на наши «лимонки» похожи, судя по маркировке, называются МК-2. Две разряженные убрал туда же, в рюкзак. Одну отложил, решив заминировать машину. В принципе всё. Разве что слегка потрёпанный, но чистый рабочий комбинезон водителя, также найденный в кабине, свернул и убрал сверху. Ну, и нательную рубаху, если что, как перевязочный материал пойдёт, хотя аптечки в машине я не нашёл, как и бинты. В инструментальном ящике машины были разные инструменты, я отобрал моток тонкой медной проволоки, монтажку, отвёртку, пассатижи и кусачки тоже прибрал, и только после этого завязал шнуры рюкзака. Набил доверху.

Убрав недоеденное в котомку, я поставил растяжку, благо граната была понятная, с запалом, и оставил машину – граната на топливном баке была прицеплена, между ним и рамой, использовал кусок тонкого медного провода, прицепил я его к двери, кто откроет, через несколько секунд будет бабах. После этого, забросив лямки рюкзака на правое плечо, причём меня перекосило от тяжести, висевшая на другом боку котомка не очень служила противовесом, делая мелкие шажки, я вышел из шахты и, осмотревшись, побрёл дальше, старательно наращивая темп, благо тут был уклон. Перебравшись в два захода через овраг, вещи переносил в два этапа, я добрался до другой шахты. Сигареты пригодились, табаком следы посыпал. Тут в этой шахте Мун в прошлом году полторы недели жил и успел изучить окрестности. В этой пещере под потолком хитрая ниша была, снизу не видно, тот там прятался от облав, вот в этой нише я и спрятал рюкзак с винтовкой и остальными трофеями. В котомке только деньги оставил, завёрнутые в несколько слоёв грязной тряпицы. Надеюсь, если меня остановят, то поленятся всё это разворачивать. Нож свой оставил, остальное спрятал. Вот так, покинув пещеру, я вернулся на дорогу и спокойно пошёл к Пусану.


За время пути останавливался я дважды – да поесть, закончил-таки в несколько заходов банку и отложенные галеты, после чего спрятал её, прикопав с помощью ножа. Ну, вот теперь точно всё, одни деньги из трофеев остались. Замечу, по местным меркам очень значительная сумма. Местных денег не было, сразу скажу, только американские в количестве сорока семи долларов и семидесяти двух центов. А вообще шагалось легко, я прошёл мимо того места, где в кустарнике лежало два тела, приятно ощущать, что это моих рук дело, и двинул дальше. Вместе с сытостью пришли и силы продолжать движение, энергия стала бурлить. Вот где-то к часу или двум дня пройдя окраины, я и оказался в Пусане. Часы у обоих солдат были, но я их оставил в рюкзаке, тоже след, который мне был не нужен. Ну какие у бедняка часы? Так что сначала нужно переодеться, сменить облик, а потом можно думать, что можно иметь при себе, чтобы меня не разоблачили. Хотя на самом деле я просто побоялся брать часы, вдруг всё же остановят, сам видел один подвижный патруль и один стационарный пост, вполне могли, но по счастью, на меня просто не обратили внимания, отчего я с облегчением вздохнул. Главное, я в городе, теперь можно дальше импровизировать. Где тут цирюльня и рынок? Хотелось бы состричь эти космы, постричь ногти да сменить одежду на более подходящую и приобрести наконец нормальную обувь. Но главное, найти врача, чтобы посмотрел и зашил рану. И вот сейчас думаю, с чего начать?

Это я к чему всё, просто, встав на перекрёстке одной из улиц, отмечал боковым зрением, как на меня косятся прохожие, особенно на голову, повязку-то я убрал, слишком демаскирует, как тюрбан, и придерживал кровь с помощью того же полотенца, но аккуратно сложенного. Вот так я стоял, размышлял, и мне вдруг попался на глаза красный крест над входом в одно из зданий. Только эта медчасть находилась за воротами, которые охранял часовой, причём в форме южнокорейской армии, а на территории ходили как корейские солдаты, так и пара американских офицеров, видимо советники. Хм, почему и нет, больше ничего похожего на больницу я не вижу, а кровь всё течёт. Побеспокоил я рану, когда снова снял повязку. Мысленно пожав плечами и включив наглость, я попёр прямо к воротам.

– Стой! Куда? – остановил меня часовой, что прохаживался у ворот.

– Меня американский солдат сбил, на грузовике, сказал идти к вам в часть, чтобы рану зашили, – ответил я. – Он случайно, не заметил меня.

– Случайно, как же, – пробурчал рядовой. – Жди.

Подёргал за верёвку, где-то вдали зазвенело, мы дождались, когда выйдет старший наряда, и я повторил ему то, что сказал часовому. Принять правильное решение помогла однодолларовая бумажка, которую я сунул сержанту в ладонь. В памяти Муна были воспоминания о большой коррупции среди военных. Тот мельком глянул на подношение и, кивнув, повёл меня за собой. А что, на соджу заработал, это такая местная водка, национальный напиток, особо ничего не нарушает, нормально. Тот завёл меня в медчасть, где сидел слегка вдатый американец, причём судя по тужурке, висевшей на спинке стула, сержант медицинской службы. Не офицер.

– Что вам? – хмуро спросил тот, убирая стакан со спиртом, который, видимо, хлебал. Явно разбавленным.

Старший наряда, сильно коверкая речь на английском, пояснил тому причину моего прихода, на что сержант скривился и рявкнул:

– Пошли отсюда! Мне по хрен, если какой мудозвон какую макаку придавит.

Причём судя по виду моего сопровождающего, тот этого и ждал, наблюдая, как меня отшивают в грубой форме. Развлекался, сволочь.

– Господин офицер, – взял я слово, говоря достаточно правильно. – Господин водитель, что на меня наехал, дал десять долларов, чтобы я передал их вам и вы меня полечили.

Сопровождающий скривился, а вот сержант подобрел, взмахом руки отправил прочь местного корейца, а мне велел садиться на стул. Отложив котомку, я сел – деньги я заранее приготовил, – и тот стал осматривать рану.

– Ну ты и зарос. Ладно хоть в чистоте волосы держишь, вшей не вижу. Будем брить. Давай деньги.

– Господин водитель сказал, деньги не давать, пока всё не будет сделано.

– Умные все слишком стали, – проворчал медик и, достав из ящика машинку, стал остригать всё вокруг раны, там тоже кровь была, тот не промывал, да ещё не стриг, а рвал частично, больно было. Я шипел, но терпел.

Причём остригал волосы только у раны, остальное его, похоже, нисколько не волновало. Жаль, я надеялся, он меня забесплатно обреет, мне эти космы не нравились, косички можно носить, я как привык к полубоксу, так ничего другого и не признавал. Закончив, тот осмотрел рану, промокая тампоном, после чего, приготовив инструменты в тазике, сначала почистил рану, по живому и также без анестезии, и, пропитав нить спиртом, стал шить. Восемь швов наложил. Потом не стал накладывать повязку, а наклеил пластырь, пропитав его какой-то жёлтой мазью, видимо для заживления.

– Всё, готово. Давай мои деньги и убирайся.

– Спасибо, сэр.

Низко поклонившись, я передал две пятидолларовые купюры, которые тот с подозрением проверил и убрал в карманы брюк, и поспешил выйти. В воротах я едва увернулся от пинка старшего наряда и, придерживая котомку, припустил прочь. Одно дело сделано, осталось сделать другое. То, что сержант-медик меня принял, конечно, удивительно, но в принципе объяснимо. Одетых, как я, на окраине хватало, вот меня за такого местного босяка и приняли. Да и вообще, видимо, поразвлечься над недотёпой планировали, а тут вон как оказалось, у меня деньги были, а у кого деньги, тот и прав, потому я и получил медицинские услуги. Пусть у заклятых врагов, но главное, качественные. Всё же я отслеживал всё, что делал тот медик. Рана тупо ныла, хотя недавно подёргивалась, так что терпимо.

Поспрашивав, я узнал, где находятся местные открытые торговые ряды. Как и ожидалось, они были рядом с портом, и направился туда. Добрался без проблем и задержек, там на месте стал ходить и поглядывать, выбирая одежду. Мне удалось найти неплохие брюки моего размера, потом нательное бельё, две рубахи, одна запасной будет, лёгкую куртку и широкополую шляпу, её я сразу надел, чтобы скрыть пластырь, слишком много внимания к нему, чистый и белоснежный. Тут же у одного торговца в примерочной и переоделся. Старую одежду убрал в котомку, едва вместилась, и продолжил прогуливаться. Приметив сидор, самый обычный такой советский сидор, я приобрёл его и направился дальше. Всё же хорошо, что многие торговцы принимают доллары, хотя я мог и поменять их, меняла тут работал, я подходил, такие грабительские расценки были. Нет уж, лучше напрямую с продавцами работать. Найдя неплохие ботинки, те, что раньше примечал, не по размеру были, эти тоже померил и понял – то, что надо, отлично сидят. Купил также к ним пять пар носков, потом взял чистое новенькое полотенце, одеяло, а всё, что при себе имел из старого имущества, продал. Котомку тоже, приметная, с заплатой на боку. Откровенно скажу, даже не за деньги, что там копейки, а просто обменял на отличный нож с ножнами, крепкий, лезвие двадцатисантиметровое с односторонней заточкой. К нему и ремень купил, сразу опоясался, только нож не вешал, в сидор убрал.

Все покупки уместились в сидоре. Придерживая его на правом плече, я покинул эти торговые ряды. Денег мало осталось, а траты ещё были. Пока я совершал покупки, то как бы между делом уточнил, где ближайшая парикмахерская, вот туда и направился. Цирюльник работал на открытом воздухе под навесом. А вообще, корейцы довольно щепетильно относятся к внутреннему убранству зданий или домов, предпочитая минимум мебели. Для них пол священен, зайти в дом или квартиру можно только сняв обувь. Если этого не сделать, то это неуважение к хозяевам и дурной тон. Варварство. На полу спят, на полу сидя едят, пол для них всегда должен быть девственно чист, и они к этому относятся очень серьёзно. Оттого я особо и не удивился, что парикмахер предпочитает работать под навесом, это правильно. Размышляя о национальных традициях корейцев, я подождал свою очередь, сел в кресло и пояснил, как стричь – да налысо. Деньги местные были, один из торговцев пару долларов разменял, по нормальному курсу. После бритья мне ещё и голову помыли, с мылом, при этом не намочив пластырь и рану, губкой работали. Ещё в парикмахерской мне постригли ногти и даже прошлись пилочкой, убирая зазубрины. Потом, расплатившись, я снова надел шляпу, маскируясь и перейдя на другую сторону улицы, зашел в местную столовую, или скорее лапшичную, не знаю, как правильно называть. Запах приятный доносился, пока я в очереди в парикмахерской сидел, с ума сводил, так что сразу, как постригся, и покушать решил. Шляпу не снимал, купил китайских пельменей, а закусочная китайской оказалась, да мясного бульону. Пельмени тоже на мясе были. Два ломтика хлеба ещё взял. Поел с удовольствием. Причём как взял обе палочки, тут не было привычных мне вилок и ложек, так стал как само собой разумеющееся есть, как будто всю жизнь это делал. Опыт Муна сказывался, так что внимания не привлекал. А мяса мне было нужно много, оттого и выбор мясных блюд, массу пора наращивать.

Приём пищи нисколько не мешал мне размышлять, чтобы строить дальнейшие планы. Вроде пока мне удаётся не привлекать внимания, но долго это не продлится, нужно что-то решать дальше. Когда я переберусь на сторону Северной Кореи? Как это сделаю? Что там говорить? Всё это нужно тщательно обдумать и проанализировать, а пока я нахожусь тут, в южной части Кореи, продолжу заниматься по методикам отца Муна, ну и вес подниму. Полдничая, несмотря на задумчивость, я не забывал поглядывать вокруг и особенно на вещмешок, что стоял под ногой. Я опытный, лямки ногой прижал, поэтому, когда его дёрнуло, успел ухватить за загривок мальчонку. Ему крепкого леща, сидор на место, и снова продолжаю размышлять. Так вот, сообщать, кто я в действительности, я никому не буду, это просто глупо. Конечно, мелькала мысль отправиться к нашим и всё выложить, но останавливало несколько моментов. Для начала я не уверен, что смогу поучаствовать в этой войне, а я собираюсь это сделать. Посадят в какую «шарашку», сиди, вспоминай, какой будет в будущем авиация. Схемы рисуй. Помня, что на мой запрос правительство России ответило отказом предоставить мне российское гражданство и защиту, это я уже в тюрьме сидел, поступлю так же, отвечу, как мне тот посол. Хрен вам, а не гражданство. То есть хрен вам, а не моя память о будущем. Я вообще злопамятным бываю, особенно в такие моменты. В будущем, после Корейской войны, я, скорее всего, переберусь в Союз, в тот же Казахстан, и устроюсь там, всё же менталитет ближе. Но сейчас нет, Корею до конца лета пятьдесят третьего года я не покину. Значит, нужен план. Надо подумать.

Хорошо поев, я прихватил полупустой сидор, что там рубаха, полотенце, запасные носки да нож, одеяло сверху было закреплено как скатка, и направился обратно на рынок. Я, конечно, у американских солдат взял трофеями по местным меркам очень приличную сумму, но всё равно она шла на убыль, осталось двадцать два доллара двенадцать центов. Закуплю-ка я продовольствие, особенно то, что долго хранится, ну и посуду нужно взять, раз я бродяга, что спит и ест под открытым небом. Однако по пути к рынку, тут недалеко было, я приметил двух парней лет двадцати, что, смеясь, шли по улице. Это корейцы были, и одеты они в военную форму, курсанты военного лётного училища, судя по лётным крылышкам на воротниках. Как интересно. А ведь это идеальное прикрытие, побег курсанта к северянам. Надо подумать. Проверки, конечно, будут, наверняка особый отдел жёстко будет работать, чтобы выяснить, настоящий я перебежчик или шпион, а потом примут решение… Вот только сомневаюсь, что перебежчикам доверят штурвал боевого самолёта. Да, надо подумать.

Придерживая сидор, а потом вообще накинув лямки, чтобы тот за спиной висел, я спокойным шагом направился за курсантами. Нужно выяснить, где у них находится училище. Оказалось, можно и не следить, сделал умильную мордашку, наговорил прохожему, как мечтаю летать, ха, кто даст, небо в Корее для избранных, и не с моим лицом в это влезть, как мне попутно объяснили, но хоть сообщили, где находится это лётное училище. Бывший аэроклуб, переквалифицированный в военное учебное заведение. Так что я развернулся и снова направился на рынок. Посуду удалось купить в магазине рядом с рынком, он на этом и специализировался. Был бы я не один, купил бы чайник, а так взял литровую кружку, двухлитровый котелок, небольшую сковороду, глубокую тарелку, ложку, вилку, две качественно выделанных палочки, ну и столовый нож. Кстати, в этом магазине доллары не принимали, пришлось сбегать к тому торговцу и наменять необходимую сумму. Купил, что нужно, а приметив флягу знакомого вида – японская, явно не на литр, ненамного, но чуть больше, – осмотрел и тоже купил, пробка понравилась, крепкая, винтовая, не проливает, я проверил. У нас были в полку такие фляги, когда мы в Японской войне участвовали. Кстати, мне удалось поучаствовать в воздушном прикрытии захвата бывшего Порт-Артура. Это так, к сведенью.

Сидор полный, и я решил купить котомку, только поновее и чуть больше, оценив нужность и незаменимость такой тары. Продал котомку, и теперь без неё как без рук. Нашёл подходящую и приобрёл, дальше стал покупать продовольствие, благо всё, что нужно, тут имелось, были бы деньги. Взял две пачки галет, в походе пригодятся, два килограмма риса, от Муна мне досталась любовь к корейским блюдам, и к рису в том числе, потом несколько кусков вяленой рыбы, её долго можно хранить, кочан капусты, узелок с солью, тут же купил перец и перемешал с солью. Меня этому один боец из БАО научил, чукча, между прочим. Я часто так мешал и ни разу не жалел, очень действенная и неплохая приправа. Взял немного и местной приправы, ох и жгучая, но мне теперь благодаря пристрастиям Муна они были привычны. Один торговец предложил консервы. От рыбных я пока отказался, но у того было шесть банок с американской тушёнкой. Той самой, что я сегодня ел. Взял все шесть, долго торговались, я старался сбить цену за опт, но взял. Пять утрамбовал в сидор, одна в котомку ушла к остальному продовольствию. Подумав, и две с рыбой взял, пусть будут как НЗ, тем более цену за них торговец не драл, ходовой товар. Ещё я взял немного чаю, тут он не такой и дорогой, китайский, и на этом всё. Взял бы крупы, той же картошки, но товар дефицитный и стоил ну очень дорого. Кстати, обнаружил, что один мужик продаёт сухари, ржаные, на развес. Я даже приметил на боку знакомый штамп. Да наши сухари, советские, явно контрабанда. Денег не оставалось, взял на всё полкило, завернул в тряпицу и убрал в котомку. Ну, вот и всё, и сидор и котомка полны, даже внимание привлекаю, раз есть, что хранить, значит богат.

Покинув рынок, я направился к училищу. Вскоре стемнеет, стоит обустроиться неподалёку, найдя подходящее место для ночёвки и начать разведывать. А шагая, достал из кармана куртки сухарик – я один отложил – и с удовольствием понюхал. Родной же запах, аж слюнки потекли. Есть не стал, его размочить нужно, зубы поберегу, убрал обратно. По пути, побренчав мелочью – деньги трофейные закончились, те, что американские, это то, что на сдачу получил – и подсчитав, сколько осталось, зашёл в лапшичную. Поел я недавно, и двух часов не прошло, а до заката, по моим прикидкам, часа три осталась, и хотя пельмени сытными были, молодой растущий организм снова требовал есть. Протерев тряпицей котелок, местная прислуга сжалилась и помыла его кипятком и положила туда холодной лапши, называемой куксу, с овощами на рыбном бульоне. А в тарелку положили ещё одно национальное блюдо под названием кимчхи. Это такой салат. В данный момент состоявший из квашеных овощей, приправленных красным перцем. Впрочем, в лапше перец тоже был. Одну порцию взял, на более денег не было. Этот котелок я и понёс дальше, крышки не было, так я сверху тряпицей накрыл. Это чтобы не запылить. А тарелку в руках держал, её полотенцем накрыл. Готовить вечером не хотелось, деньги были, вот и купил. Не хотел продовольствие тратить, как НЗ оно у меня. Лучше поберечь, мало ли придётся быстро уходить из города. У меня тут всё на волоске висит, тоже понимать надо. А по поводу лапши и салата, хотелось самому попробовать, а не просматривать воспоминания Муна, например, по его вкусу пельмени были пресноваты, да и харчевня та была китайской, и подавали там именно китайские блюда, а тут лапшичная чисто корейская была, и чего только в эту лапшу не напихали, не только рыбу, но и мясо крабов, осьминогов и разного такого, я уж не говорю про специи и перец, острая пища в Корее норма, традиция, а попробовать всё равно хотелось, вот и купил.

Лавируя мимо хмурых прохожих – ни одного улыбающегося корейца пока не видел, да и не принято это у нас, – ещё не хватало расплескать мою ценную ношу, я ушёл от порта в сторону лётного училища. Найти его удалось, только вот я не обнаружил ни лётного поля, ни ангаров, ни самолётов. Поспрашивал у местных и выяснил, что тут только училище, летают курсанты в другом месте, аэродром километрах в двадцати. Плохо, но пока планы это мои не меняет. Устроился я довольно далеко от училища в развалинах дома, его явно бомбой накрыло, судя по воронке. Никто не восстанавливал, видимо место не особо престижное. А я ничего, сделал лежанку и ближе к темноте поел сначала салата, на удивление понравилось, а потом и холодной лапшицы. Причём, протянув руку за вилкой, стал есть и не сразу обнаружил, что делаю это палочками. Вот что значит привычка прошлого тела. Бульон с края котелка выхлебал. Да, остро, но вкусно. Интересно, как я с такими вкусовыми качествами на картошку с котлетой по-киевски и подливой отреагирую?.. Чёрт, слюной чуть не захлебнулся. Потом, отмыв котелок и тарелку, травой почистил и у колодца помыл, вернулся и стал размышлять, лёжа на одеяле и рассматривая звёзды.

Пока я был у колодца, там женщин хватало, то постарался разговорить некоторых. С одной повезло, её муж работал в училище, как я понял, завхозом. Та была любопытной в делах мужа и с охоткой стала мне сообщать всё, что знает, я лишь небольшими вопросами выводил её на нужную мне тему. Хм, я и не знал, что после разделения Кореи вся авиация Японии, заводы и инфраструктура достались Южной Корее, Северной мизер, фактически пшик, и, как я понимаю, ВВС Северной Кореи нужно создавать практически с нуля. Да и лётчиков тоже обучать, так как те корейские лётчики, что служили японцам, подверглись гонениям. Информированная дамочка, это даже хорошо, та просто не поняла, как порадовала меня. Если с авиацией у северян так плохо, то мне уже легче влезть туда, опытный пилот им пригодится. После проверки, конечно же.

Дождавшись темноты, я прокрался к забору, за которым находилось училище, и, прыжком взобравшись наверх – часовой был дальше у ворот, тут пусто, – мягко спрыгнул с той стороны и тихо направился к подсобным строениям. Со второго этажа того почти завалившегося здания мне удалось рассмотреть, как в этот сарай местный служащий закатил велосипед, а мне нужен был транспорт, его тут охраняли, на замки закрывали, а этот велосипед мне показался неплохой добычей, вот я и решил рискнуть. Вскрыть замок удалось без проблем. Да по сути я его и не вскрывал, куском арматуры, подобранной у развалин, просто отжал щеколду, вырвав её из петель, и тихо, чтобы стальная полоса не звякнула, положил на землю. Потом приоткрыл дверь, чтобы не потревожить щеколду, и шмыгнул внутрь. Дальше пришлось действовать на ощупь. Ничего кроме спичек у меня не было, да и те в котомке остались, были бы, всё равно не стал зажигать, не хватало ещё привлечь внимание отсветом из-за двери. Тем более отбоя ещё не было, вон, несколько курсантов прогуливалось. Найдя велосипед, сразу проверил шины, накачаны хорошо, остальное тоже было в порядке. Нормальный велосипед, да обычный, у нас тоже такие были. Вот только звонок на руле, он может выдать меня в любой момент случайным звяком, так что я нашёл инструмент в бардачке велосипеда и на ощупь его скрутил и убрал в карман. Пока было время, пошарил по полкам и по стенам, ища что интересное.

Дождавшись отбоя, я вывел велосипед и докатил до забора, там запрыгнул наверх, поднял велосипед на верёвке. Тут аккуратно перевалил его и спустил с другой стороны, потом спустился сам, не забыв смотать так хорошо пригодившуюся и попавшуюся мне при поиске в сарае верёвку, и докатил велосипед до развалин, где оставил вещи. Забрав их, я покатил прочь из города. Не по дороге, рисовыми полями, закатав брюки до колен и сняв обувь, это и позволило мне обойти посты. Катил я к тому самому аэродрому, где проходят лётную практику местные курсанты. Есть у меня одна идея. Помнится, в сорок четвёртом в соседнем полку «як» угнали, и это при хорошо организованной охране. Немецкий агент снял часового, спокойно сел в заправленную машину и, не обращая внимания на ночь, улетел. А что ему, задание выполнил, транспорт таким вот способом добыл, вот и отправился к своим докладывать о выполнении. Наглости его можно было только позавидовать. Тревогу подняли, конечно, но куда там, улетел. У них тогда комполка сняли и особиста, под трибунал попали, а вот замполит и начштаба удержались на своих местах. Оправдывались своим отсутствием, их действительно тогда не было, в штаб дивизии уезжали. Раз тот диверсант смог, то и я смогу. Где находится аэродром, я знаю. Точнее, нашёл в памяти Муна. Когда женщина о нём говорила, я мысленно сразу нашёл нужные координаты и самую лучшую дорогу. Не прямую, скорее незаметную. Она для меня лучше. Мун там бывал, издали наблюдал за аэродром, но не приближался. Так что разведать всё придётся самому.



За ночь я действительно смог добраться до нужного места, счастливо избежав патрулей, думаю, они были, а может, и нет, война же пока не объявлена, так, приграничные стычки и конфликты, не более. А тут глубокий тыл. Да, думаю, охрана если и есть, то сильно ослаблена. Добрался до аэродрома я ближе к утру и, найдя подходящее место, заросший кустарником овражек, замаскировался и, завернувшись в одеяло, спокойно уснул.

Разбудил меня рёв авиационного мотора, что взревел неподалёку и, немного поработав на разных режимах, заглох. Завозившись, я потянулся, потом сел, сонно осмотрелся. После этого, не вставая, больше по-пластунски, подобрался к краю кустарника и всмотрелся в сторону ангаров вдали, где стояло несколько самолётов. Увиденное заставило меня разочарованно поджать губы. Я думал, что стоящее будет, а там одни связные, наблюдательные да учебные, да и то наверняка заезженные до предела. Так не вижу, но уверен, раз их используют как учебные. Боевых не было, видимо на другом аэродроме держат. Ладно, посмотрим позже, может, что стоящее подберу? Тем более два ангара стояли, может, внутри что есть? А так по конфигурации, сборно-щитовым домикам и вышке, это явно бывший американский аэродром, переданный местным. По поводу же моего недовольства, на то были причины, а всё дело в том, что все эти учебные самолёты, может, и обладали отменными лётными качествами, для лётной практики курсантам самое то, но были тихоходными, а мне нужно что побыстрее. На этих машинах меня мигом перехватят… Хм, если только лететь ночью. Да, ночью шансов куда больше, тут лишь одна проблема, не взлёт, это легко, опыт ночных полётов у меня изрядный, я имел в лётной книжке отметку о том, что являюсь «ночником», а дело в посадке. Да и карта нужна, хоть какая-нибудь, чтобы сориентироваться и не заблудиться. Так-так-так. Если угонять такой учебный самолёт ночью, то это лучше делать под утро, чтобы быть у северян утром и спокойно при свете солнца совершить посадку. Дальше сориентируюсь. План составлять смысла не вижу, всё равно импровизирую, а там всё до первого выстрела. Да и что тут планировать, приземляюсь, если никого вокруг, вещи в руки, и бегом от места посадки. Если будет возможность, заберу с собой велосипед, он мне понравился плавным ходом. Если заметят, окружат, что ж, придётся играть перебежчика. Думаю, выкручусь.

Ночью лагерь я разбил слишком близко к аэродрому, так что, свернув всё, нагрузил на велосипед и покатил его подальше. Отличное место для скрытой стоянки я нашёл под вечер, всего в трёх километрах от аэродрома. Нормально, будем обустраиваться.





* * *