Влюбляться лучше всего под музыку

Если не хотите, чтобы кофе моментально оказался у вас на столе. Или под столом. Кто ж знает, куда полетит моя рвота. Я этот процесс, знаете ли, плохо контролирую в последнее время. Мутить меня может долго, а вот рвет быстро. Фонтаном. И в разные стороны. Зона поражения метра два-три.

— Ты… выросла! — Донских качает головой.

Спасибо, что заметил. Скоро еще вырасту. Вперед и вширь. Но об этом умолчим.

— А вы остепенились, — улыбаюсь, кивая на кольцо на безымянном пальце.

— Да. — Он поглаживает указательным пальцем левой руки тоненький золотой ободок колечка. — Женился. Опять.

— Не знала, что вы когда-то были женаты.

Запускает в волосы всю пятерню. Теперь от приличной прически следователя ни следа.

— Был. Когда-то. До переезда в ваш дом. Так я на своей же бывшей жене недавно и женился. — Теперь он будто усмехается над самим собой.

— Ух ты, а чего расходились тогда?

— Молодые были, дураки.

— Значит, сейчас все хорошо?

— Да. — Томная улыбка расплывается по его лицу. Глаза прикрыты, Донских будто окунается в одному ему видимую дымку воспоминаний. — Зря только восемь лет из жизни выкинул.

Неумолимо вспоминаю про нас с Пашкой.

— Наверстаете еще. Рада за вас. — Барабаню пальцами по столу. — Всегда казалось, что вы в какой-то спячке находитесь. Одинокий и грустный, даже если с самой широкой улыбкой на лице.

Мужчина смахивает со стола крошки.

— Так и было. — Уголки губ нервно подергиваются. — Но теперь точно наверстаем. Что у тебя случилось, рассказывай?

Выпрямляю спину.

— Мне нужно узнать, где живет человек по имени Герман Новик.

— И все? — Его брови ползут вверх.

— Да. Но это очень важно.

— Так это ерунда, сейчас найдем. Фамилия редкая. Думал уж, не случилось ли чего.

— Нет.

Он забивает в компьютер имя и фамилию и прогоняет по базе. Минута ожидания, и готово. Сергей выписывает ручкой адрес на листок из блокнота, долго смотрит на него и хмурится.

— Я знаю этот дом. — Пожевывает губу. — У меня там знакомая жила. Хочешь, отвезу?

— Нет-нет, — тянусь за бумажкой. — Я сама.

— Да мне не сложно. Повезу сейчас жену к врачу, по дороге подкинем тебя к нужному дому.

— Ну, если вам не трудно.

— Совсем нет. — Он встает, выглядывает в окно, машет кому-то, а затем берет ключи. — Пойдем, она уже ждет.

— Кто? Ваша жена? — Встаю, хватаю бумажку и иду следом.

Донских закрывает кабинет на ключ.

— Да. Марьяна.

Спешу за ним по коридору.

— Красивое имя.

— Очень, — соглашается он, открывая передо мной двери.

Бросаю последний гневный взгляд на дежурного и выхожу на свежий воздух. Прищуриваюсь от избытка солнечного света, бросающегося мне в глаза. Пытаюсь отыскать взглядом его супругу и не вижу никого, кроме рыжей девушки с большим животом, стоящей возле черной иномарки. Надо же, раньше Донских только на мотоцикле и ездил. Точно остепенился. И точно наверстывает упущенное.

— Ужасно не хочется везти ее в больницу, — шепчет по дороге Сергей мне прямо в ухо, — она же у меня врач-реаниматолог. Как бросится кого-нибудь спасать прямо в приемном отделении, не остановишь. Готова до самых родов пахать в своей клинике, и у медиков это, похоже, диагноз.

— А зачем везете?


— Так у нее подруга в роддоме работает, Мари у нее наблюдается. Прекрасный врач, кстати, если нужны будут контакты, звони. — Протягивает мне свою визитку.

По мне что, уже заметно, что мне понадобятся знакомые в роддоме? Нервно одергиваю платье и облизываю пересохшие губы.

— Привет, — Сергей нежно обнимает девушку за плечи, с улыбкой кладет ладонь на живот.

Она позволяет поцеловать себя в щеку, но не сводит с меня глаз. А я не могу оторвать взгляда от ее живота. Он огромный. Нет, гигантский! Мамочки мои…

— Марьяна, это — Анна, моя бывшая соседка. — Представляет нас Донских. — Анна, это моя жена — Марьяна.

— Очень приятно, — ее глаза, не могу понять, синие или зеленые, они моментально загораются огоньками доброжелательности. Голос звучит тоненько, но уверенно. Вообще, в этой хрупкой девушке с кудрявыми красно-рыжими волосами чувствуется какая-то особая сила.

— И мне, — улыбаюсь, пожимая ее тонкую изящную ладонь, — приятно.

— Подвезем Аню? Это по пути. — Спрашивает Сергей.

И его глаза так ярко светятся при взгляде на жену, что у меня перехватывает дыхание. Только один человек смотрел на меня так. Всего один во всем мире.

— Конечно, — кивает она и открывает мне заднюю дверь.

Перед тем, как сесть, замечаю маленькую татуировку на ее щиколотке. Совсем крошечную. Кардиограмма со скачущими на ней резцами и сердечком посередине. Когда дверь закрывается, вдруг вспоминаю, что видел у Сергея точно такую же: он садился на свой байк у подъезда. Мне было лет пятнадцать. Он в джинсовых шортах, майке и белых кедах на голую ногу. Всклокоченный такой, сонный. Раннее утро. Уехал, оставив за собой облако пыли и мысли о том, что когда-нибудь меня мой парень тоже прокатит на таком мотоцикле. И пусть наша с Пашей поездка была на квадроцикле… И мы были не совсем трезвы… Но мечта-то, она, получается, сбылась.

Забавная штука — жизнь.

Донских помогает своей жене забраться в машину. Марьяна влезает неуклюже, как уточка, устраивается на своем месте и складывает руки на животе. Поворачивается и улыбается мне еще раз. Я смущенно приподнимаю уголки губ. Мне тоже предстоит стать вот такой тумбочкой. Неповоротливой, большой. Тонкий ручки, тонкие ножки и огромный, как шар, живот. Прощай, моя талия… А, может, и не только талия. Кто знает, как меня разбабахает?

От этих мыслей меня отвлекает Сергей, садящийся на водительское сидение, и… что-то ощутимо шевельнувшееся вдруг у его жены в животе. Маленький бугорок. Появился и исчез. Потом еще раз. И еще. Видимо, я побледнела и вытаращила глаза, потому что девушка сразу поспешила меня успокоить:

— Это всего лишь ее ножка.

Как ножка? Чья ножка? Ребенка?! Вы уверены, что все нормально?! Что вот это у вас в животе — это нормально?! Да я в последний раз такое в фильме «Чужой» видела!

Но через секунду сквозь туго натянутую на живот ткань платья снова показываются очертания чего-то округлого. Я вздрагиваю.

— Да, — подхватывает Сергей, — думаю, это ее пяточка.

Девушка заливисто хохочет, поглаживая живот, и подмигивает мне. Нет. Не надо смотреть на меня так, будто выгляжу, как увидевшая привидение. Примерно что-то такое я сейчас и ощущаю. У меня сознание переворачивается. Это нереально. Ее живот двигается, шевелится и будто живет своей жизнью. Спасите…

— То ли было у Мурзи, помнишь, Серег? — Марьяна тронула его за локоть.

Он смеется и заводит мотор.

— Да! — Покачал головой. — У них с Ильей близнецы! Она с огромным пузом расхаживала по магазину с детскими товарами и выбирала шапочки. Когда прикладывала очередной чепчик к головке ребенка, показавшейся где-то сбоку, продавцы чуть не падали в обморок! Не живот, а просто мешок с детьми какой-то!

Машина трогается с места, а они, по очереди оглядываясь на меня, продолжают хохотать.

— Нет, Серег, у нее был нереально огромный живот. — Продолжает Марьяна. — Когда она подходила к столу, с него валились все ложки, кружки, вся посуда.

Эти двое берутся за руки и радостно переглядываются. В их глазах столько света, что меня сейчас ослепит. Гораздо легче воспринимать беременность, пока ты не похожа на бочку. Гораздо.

Мне дурно. Я будто теряюсь в пространстве. Не может быть, что подобное произойдет и со мной. Ох… Ребенка же еще и рожать надо. Вот это, наверное, больно. Нужно погуглить, почитать, видео там всякое посмотреть.

«Лучше бы ты про контрацепцию погуглила», — издевается надо мной мой внутренний голос.

«Отстань уже!», — ворчу ему в ответ.

И всю дорогу до нужного дома прикидываю, каким родится их ребенок. Рыженькая, очень кудрявая озорная девчонка. Или черноволосая кареглазая смугляночка? Совершенно не важно, какая. Она точно будет расти в любви.

Потом мои мысли опять возвращаются к фото мамы и Германа. Если он — мой отец, почему я темненькая? И каким родится мой ребенок? От слова «родится» у меня по спине опять бегут мурашки.



Паша



— Все хорошо, точно?

— Да. — Отвечает она, но голос в трубке звучит неуверенно.

— Все нормально, Ань? Ты будто охрипшая.

— Нет. Просто захожу в кафе, говорю тише.

— Понятно. Я говорю, что вчера писали всех на студии одновременно. Приезжал саксофонист, а наш Ярик играл на рояле. Прикинь! На рояле! Я даже не думал, что он так умеет. Черт, мне до сих пор не по себе. Все в наушниках, идет длинный проигрыш, звуки клавишных заставляют все внутри трепетать, а мы просто стоим и ждем своей очереди. Так завораживающе тихо! Потом вступает Леська. Она поет под рояль первый куплет, затем припев, и даже женщины на бэках замирают, высчитывая секунды, чтобы вступить.