Во всем виновата книга

– Есть ограничения на вынос?

– Есть. Не больше десяти зараз. Но вы ведь больше и не унесете?

На довольно причудливом сайте «Бук тинг» устанавливалось ограничение в сто пятьдесят тысяч экземпляров, но Тэсс решила, что ее тетя права: люди больше ценят то, что не падает в руки само. Если внушить Уильяму, что еженедельно можно уносить лишь десять книг, он станет больше ценить их.

Уильям шагал вдоль рядов книг, не сводя глаз с переплетов.

– Как же я спасу их все? – спросил он.

– Приходите раз в неделю, – ответила Тэсс. – Но вы должны пообещать, что отныне это место… станет единственным источником книг для вас. Начнете брать из других мест – сюда больше не придете. Уильям, вы понимаете? Вы согласны?

– Согласен, – ответил Кемпер. – Я нужен этим книгам.

Первую книгу, «Многоликая судьба», рассказывающую о том, как готовить на автомобильном двигателе, Уильям выбирал сорок пять минут.

– Вы и вправду считаете, что эту книгу нужно спасать? – спросила Тэсс.

Уильям взглянул на нее с жалостью, как на безнадежно узколобую мещанку.



– Он выбирал книги пять часов, – рассказывала Тэсс Ворону в тот вечер за ранним ужином. Субботними вечерами Ворон работал, и они ужинали пораньше, чтобы подольше побыть вместе.

– И ты вообще не чувствуешь себя виноватой? Он ведь изорвет книги, испортит их.

– Неужели? В смысле, неужели испортит? Или, как считает его младший брат, Уильям творит нечто прекрасное? Я не могу определиться.

– Эмоционально нестабильный мужчина, кромсающий дома книги, гулял по городу с тобой и с нашей дочкой, второе имя которой – Скаут. Во время прогулки ты хоть раз пошутила насчет Бу Рэдли?[58]

– Ни разу, – ответила Тэсс. – Иди мыться, я уберу со стола.

Но Тэсс не убрала – по крайней мере, не сразу. Она отправилась в собственную библиотеку, уютную солнечную комнату, заставленную полками. Во время беременности Тэсс частенько сидела здесь, но за три месяца затворничества море непрочитанного уменьшилось буквально на каплю. Тэсс всегда казалось, что это здо́рово – иметь столько непрочитанных книг, но, с точки зрения Уильяма, она не давала им свободы. Кроме нее и Ворона, никто их не видел. Чем ее библиотека отличается от библиотеки Уильяма Кемпера?

Разумеется, за свои книги Тэсс заплатила – за большинство из них. Как почти все книголюбы в мире, Тэсс брала кое-что у друзей и не возвращала. И наоборот, часть ее любимых книг навсегда осела в их домашних библиотеках.

Тэсс взяла свой айпад. В него было загружено только семьдесят книг. Только! В основном издания, необходимые для работы, но попадались и пособия, обещавшие раскрыть тайны детской психики. Тэсс побрела в комнату Карлы Скаут, где появился новый постер с бородачом, живущим среди книжных гор. Тот самый постер Арнольда Лобела из «Детского книжного» – не то подарок, не то вознаграждение от вспыльчивой Октавии, которая не знала, как Тэсс остановила пропажу книг из ее магазина, и тем более не знала, что в этом деле замешан предмет ее обожания. Укладывая Карлу Скаут спать, Тэсс теперь останавливалась у постера, читала стишок на нем и прибавляла куплет собственного сочинения: «Каждый день – как волшебный миг для живущего в доме из книг!»

«В книге главное – содержание». Тэсс стояла в комнате дочери, тоже заставленной книжными полками, и вдруг вспомнила эту фразу. Так сказала героиня одной хорошей книги, когда ее упрекнули за то, что в жару она обмахивалась Библией, как веером. Но Тэсс никак не могла вспомнить, откуда это.

Получается, та книга перестала для нее существовать? Тэсс лихорадочно пыталась вспомнить название. Эта повесть – или рассказ – могла оказаться здесь, среди любимых детских книг Тэсс, ожидающих, что Карла Скаут рано или поздно откроет их. Или, как предрекла Октавия, девочка отвергнет все это ради собственных мифов и легенд? Сколько любимых книг Тэсс уже не будут переиздавать через пять-десять лет? И что означают слова «уже не будут переиздавать» в мире, где книги живут в гаджетах, сияют, как джинны в бутылках, страстно желающие вырваться на свободу и выполнять людские желания?

Влажные волосы блестят, щечки порозовели – в комнату влетела Карла Скаут.

– Киика! – попросила девочка. Это слово переводилось как «книга» или, возможно, «игрушечная киска». – Мама, киика!

Карла Скаут даже пижаму не надела – прибежала к маме в памперсе и в полотенце с капюшоном. Лишь пообещав книгу, Тэсс могла уговорить девочку надеть пижамный комбинезон и собрать игрушки. Долго еще книги будут считаться хорошей взяткой? Или девочка забросит их, как Плюшевого Кролика[59], по мере появления новых ярких игрушек? Захочет ли Карла Скаут читать про Плюшевого Кролика? Тэсс вдруг подумала, что Уильям Кемпер – само здравомыслие по сравнению с людьми, у которых книг нет вообще.

– Три книги, – объявила Тэсс. – Выбери три книги. Только три, Карла Скаут. Одна, две, три. Можешь выбрать три.

В итоге они прочитали пять.





От автора


«Бук тинг» – реально существующая организация. Часы и принципы ее работы таковы, как описано в рассказе. «Детский книжный» на Двадцать пятой улице Северного Балтимора и все персонажи – плоды моего вымысла.





Энн Перри

Свиток




Декабрьский вечер клонился к ночи. Монти Данфорт сидел в подсобке букинистического магазина далеко от центра Кембриджа и распаковывал коробки с книгами и бумагами Гревилла, после чего заносил все в каталог. Оставалась последняя коробка. Полные собрания Диккенса и Теккерея, Вальтера Скотта и Джейн Остин, все в кожаных переплетах, многие русские авторы в таких же переплетах, «Закат и падение Римской империи» Гиббона, «История англоязычных народов» Черчилля – примерно этого и ожидал Монти. Плюс обычные справочники и энциклопедии и не совсем обычные книги, которые выглядели интереснее, – мемуары и путевые заметки, большей частью о Средиземноморье. Такое вмиг не расхватают, придется подыскать для них свободное место на полках.


Владелец магазина Роджер Уильямс заболел и остался дома – он жил северо-восточнее города, у болотистых низин. Возможно, на аукционе он захочет выставить все содержимое коробки одним лотом.

Монти заглянул на дно коробки, проверяя, все ли он вытащил, и обнаружил нечто вроде жестянки из-под печенья. Монти взял ее в руки: судя по весу, банка не была пустой. Он снял крышку и заглянул внутрь. Там лежало что-то непонятное.

Он поднес жестянку к лампе и щелкнул выключателем. Подсобку залил желтый свет, тени в углах сделались еще темнее. Стало ясно, что в жестянку положили какой-то старый свиток. Монти аккуратно вытащил его из футляра, положил на стол прямо под лампой и принялся потихоньку, дюйм за дюймом, распрямлять. Закончив, он изумленно уставился на свою находку. На испещренном пятнами свитке имелись письмена – расплывшиеся, неразборчивые. Монти попробовал разобрать слова, но это точно был не английский, даже не древнеанглийский. Скорее, древнееврейский. Монти видел несколько таких текстов.

Интересно, каков он на ощупь? Монти дотронулся до свитка кончиками пальцев. Мягкий, гладкий, никакой хрупкости, свойственной бумаге, – больше похоже на велень. Кое-где попадались пустые места, а некоторые слова были наполовину заляпаны кляксами или вообще стерты.

Рассказывали, что члены семейства Гревилл в девятнадцатом веке и в начале двадцатого много путешествовали по Ближнему Востоку. Они могли привезти свиток откуда угодно – из Египта, Месопотамии, Иордании, из земель, позднее ставших частью Израиля.

А вдруг свиток окажется ценным? Надо бы сделать копию и отдать ее переводчику, а оригинал оставить у себя.

Монти поднялся, подошел к принтеру и включил его. Действуя очень осторожно, он развернул первую половину свитка, разложил на стекле, прикрыл крышкой, затем нажал кнопку «один». Лист бумаги съехал в лоток.

Ну-ка посмотрим, как там с четкостью изображения. Монти взял листок в руки и обнаружил, что на бумаге не отпечаталось ни слова – только несколько клякс.

Бред какой-то. Попробуем еще разок. И снова почти чистый лист. Монти проверил наличие бумаги, чернила, настройки и запустил аппарат в третий раз. Опять ничего.

Может, что-то не так с машиной? Монти вытащил свиток и положил на его место старое письмо от клиента.

Отлично, каждая буковка как новенькая. С аппаратом все в порядке. Ладно, в конце концов, у него же есть мобильный с вполне приличной камерой. Цифровой, понятное дело, так что результат будет виден сразу. А потом, если понадобится, можно перебросить на компьютер и распечатать.

Монти сфотографировал письмо от клиента и полюбовался результатом на экране. Идеальное фото. Прижав концы свитка двумя книгами, чтобы распрямить его, он сделал снимок. В видоискателе все тоже выглядело идеально: каждая строчка и клякса на месте. Монти навел камеру так, чтобы свиток попал в кадр целиком, и щелкнул раз, другой, третий. Сам пергамент неизменно выходил прекрасно – даже тени, которые отбрасывали загнутые или оторванные края. Но ни единой буквы на снимках не было.

Монти поморгал и потер глаза. Как это вообще возможно? Что он делает не так?

Он все сидел, уставившись на свиток, когда раздался звонок в дверь. С ума сойти, подумал он. Нет, конечно, есть любители редких книг или гравюр, которые заявляются в магазин на ночь глядя. Кто-то не может днем уйти с работы. Кто-то хочет изучить предмет в приватной обстановке, чтобы ему не мешали. Это понятно. Но такие клиенты всегда договариваются заранее. Или он просто забыл, что кому-то из них назначено?

Снова звонок. Монти спрятал свиток назад в жестянку – подальше от посторонних глаз – и пошел открывать. Сквозь стеклянную дверь он увидел на пороге старика – сутулого, седого, с лицом, изборожденным морщинами, то ли от возраста, то ли от печали. Рядом стояла девочка лет восьми со светлым, чистым лицом и пушистыми волосами: золотистые, в свете лампы они казались нимбом. Девочка внимательно разглядывала Монти через стекло.

Он открыл дверь.

– Чем могу служить? – спросил он.

Девочка застенчиво улыбнулась и придвинулась поближе к дедушке, или кем он ей приходился.

– Добрый вечер, сэр, – произнес старик. – Меня зовут Джадсон Гарретт. Я коллекционирую редкие книги и рукописи. Если не ошибаюсь, к вам только что поступили книги из собрания Гревилла. Я пришел по адресу?

– Да, конечно, – ответил Монти. – Но они только что получены. В каталог еще не вносились, цены пока не назначены. Книги в очень хорошем состоянии. Сказать по правде, многие, похоже, ни разу не открывали.

Гарретт улыбнулся, но его темные глаза смотрели с грустью.

– Боюсь, такое нередко случается с книгами. Старая кожа, тонкая бумага – все это прекрасно, но ведь главное в книге – слова. Слово – вот истинное сокровище ума и сердца.

Монти шагнул назад, придерживая дверь и впуская посетителей:

– Заходите. Обсудим, что можно сделать.

– Благодарю.

Гарретт вошел в магазин; девочка не отставала от него ни на шаг. Монти запер дверь и повел посетителей в кабинет Роджера Уильямса, где решались все деловые вопросы. Там он зажег лампу. В ее свете книжные полки и мягкие кресла излучали тепло и уют.

– Присаживайтесь, мистер Гарретт. Расскажите о своих пожеланиях, и я передам их мистеру Уильямсу. Мы узнаем, что именно к нам поступило, и уже тогда поговорим о ценах.

Но старик не стал садиться. Он застыл в дверях, девочка по-прежнему держала его за руку. На лице Гарретта, остававшемся в тени, лежал отпечаток усталости, словно старик проделал долгий путь без сна и отдыха.

– Меня интересует лишь один предмет, – негромко произнес он. – Все прочие мне безразличны, делайте с ними что заблагорассудится.

– Правда? – Монти был удивлен. Ничего особо ценного он не заметил. – И что же это?

Взгляд старика точно был прикован к чему-то бесконечно далекому, к иному миру или прошлому – к тому, что выходило за пределы разумения Монти.

– Свиток, – наконец ответил он. – Очень старый. Скорее всего, завернутый во что-нибудь для сохранности. С арамейским текстом.

У Монти мороз прошел по коже, будто от ледяного прикосновения. Девочка не сводила с него своих ясных, небесно-голубых глаз. Казалось, она совсем не моргает.

Сперва Монти решил соврать, сказать, что он слыхом не слыхивал ни о каком свитке. Но старик явно все знал. Врать было бы глупо, а может быть, даже опасно. Монти набрал в легкие побольше воздуха.

– Я не имею права продавать свиток, мистер Гарретт, но передам ваше пожелание мистеру Уильямсу, как только он будет здесь. Не могли бы вы оставить свой номер телефона или электронный адрес?

– Я вернусь, мистер Данфорт, – объявил старик. – Прошу не продавать свиток никому, пока я не предложу свою цену.

Он в упор смотрел на Монти: темные, почти черные глаза на непроницаемом лице.

Девочка потянула старика за руку, вцепившись в нее, казалось, еще крепче.