Вперед, русичи!

– Чего тебе? – внезапно охрипшим голосом спросил он.

– Я за тобой уж давно наблюдаю. Ты чего здесь вынюхиваешь?

– А твое какое дело?

– Как разговариваешь, смерд! – Парнишка гневно топнул ногой. – Али плетей захотел? Сейчас стражу кликну.

– Я тебе кликну. – Павел постепенно приходил в себя. – Я тебе ноги выдерну, а спички вставлю.

Паренек, раскрыв рот, оторопел от такого нахальства.

– Ты только пикни, – продолжал наступать Павел, видя произведенное впечатление, – я тебя всю жизнь на аптеку работать заставлю.

Для того не все слова были понятны, но тон, каким они произносились, не оставлял никаких сомнений в намерениях противника.

– Стой! – взвизгнул он. – Попробуй только еще шаг сделай, я так заору, что вся стража сюда прибежит.

Такой поворот событий Павла никак не устраивал.

– Стою я, стою, – примирительно сказал он, – ты не ори только, говори потише. – Он и без того опасался, что громкий разговор за кустами привлечет чье-то внимание.

– Да ты знаешь, кто мой отец? – оправившись от испуга и постаравшись принять гордый вид, спросил парнишка. И, не дожидаясь ответа, со значением произнес: – Князь Иван Петрович Шуйский, – и победно уставился на Павла.

– Ну и что? – безразлично спросил тот.

От того, что громкое имя не произвело никакого впечатления, надменное выражение на лице паренька вновь сменилось удивлением.

– Что, что, – пробурчал он, – тронь только попробуй, сам знаешь, что с тобой будет.

– Да я и пальцем задевать тебя не собирался, – ответил Павел, – руки еще марать. Сидел тут, никого не трогал, ты же сам прицепился.

– А ты чего вынюхивал-то?

– Да, говорят, диковину одну в палаты притащили, – нашелся Павел, – трон какой-то чудной. Больно уж увидеть охота.

– А ты откуда об ентом знаешь? – еще больше насторожился княжич. – Про то еще никому не ведомо.

– Ты же знаешь.

– Мне-то батька доверяет, по секрету сказал, – многозначительно ответил княжич, не признаваясь, что узнал о чудо-троне, подслушав утром разговор взрослых. – А ты откуда прознал – непонятно.

– Сорока на хвосте принесла, – не найдя ничего лучшего, сказал Павел.

– Слушай, а не друг ли ты тому скомороху, что за ведуна себя выдавал и в подземелье остался? – Увидев, как парень вздрогнул от его догадки, княжич злорадно добавил: – Ага, угадал! Сейчас стражу кликну, то-то мне батюшка спасибо скажет.

Не надо было ему говорить этих слов. Подвела юного боярина привычка торжествовать над вроде бы поверженным соперником. Да и соперников у него, похоже, не было благодаря высокому роду и покровительству. Но Павлу-то на родство и титулы было наплевать. Услышав очередную угрозу, он молниеносно кинулся к княжичу и, повалив его на землю, зажал рукой рот. А потом, оседлав довольно хилого княжича в нарядной одежде, спокойно связал того его же поясом. Понимая, что он может закричать, и не найдя ничего подходящего для кляпа, Павел заткнул ему рот приличным куском мяса, который лежал в узелке.

– Лежи и не рыпайся, – отвесив для устрашения подзатыльник, сказал он на прощание.

А сам, отряхнувшись, спокойно, насколько мог, направился к ранее замеченному входу в палаты. Времени терять было больше нельзя. Ему казалось, что все смотрят только на него. И еле переставляя ставшие от волнения ватными ноги, он очень удивился, когда не только никем не остановленный подошел к двери, но и вошел в нее беспрепятственно. Это придало ему уверенности, и, спустившись по лестнице, он остановился, отдышался. Полуподвальный коридор утопал в полумраке.

– Чего расшаперился! – пришел он в себя от окрика мужика, который с мешком на плече вошел за ним следом.

Грубо оттолкнув его, тот прошел вперед, продолжая негромко ворчать. Павел пристроился вслед за ним. Никаких других ориентиров в этом лабиринте ходов все равно не было. Так за мешком он и пришел, как сам догадался, на кухню. Кругом все щипалось, разделывалось, варилось, жарилось, и к потолку поднимались благоухающие клубы пара. Спрятавшись за колонну, он понял, что, занятые каждый своим делом, на него никто не обращает внимания.

– Митька, – крикнул кто-то сверху, – зелень тащи! Требуют!

Он увидел, как молоденький подавальщик, схватив блюдо с зеленью, бросился вглубь помещения. Павел быстро пошел за ним. По-прежнему на него никто не обращал внимания.

Подавальщик быстро поднялся наверх, и, как ни спешил за ним Павел, когда добрался до коридора, в нем уже никого не было. Он решил не отступать и смело пошел вперед. Навстречу из-за поворота выскочил еще один «официант», как мысленно окрестил он этих ребят. Но и тот ничего не сказал, лишь удивленно поглядел на него. Конечно, в своей мешковатой одежде Павел никак не вписывался в эти расписные коридоры.

Услышав шум за одной из дверей, он приоткрыл ее. Похоже, именно сюда и шныряли подавальщики, так как здесь вовсю шумела какая-то гулянка. Не зная, что предпринять дальше, он, закрыв дверь, просто пошел по коридору дальше, понадеявшись на случай.

Коридор вывел его в широкий просторный зал. Парень осмотрелся и решился пересечь его, чтобы войти в одну из самых нарядных дверей. Он уже сделал несколько быстрых шагов вперед, как вдруг одна из дверей распахнулась, и с шумом в зал ввалилась целая группа стражников. Повинуясь знаку своего начальника, разгоряченные, они остановились, а затем вновь вышли из зала. А тот, оправив на себе мундир, направился именно к этой, облюбованной Павлом двери и вошел в нее.

Павел, решившись, быстро пробежал через зал. У нарядной двери висели тяжелые портьеры, за них он и юркнул, с облегчением переведя дух. И тут же вздрогнул, расслышав гневный голос Грозного. Когда же разобрал, о чем идет речь, затаил дыхание и прислушался.

– Нашел повод государя беспокоить! Бестолочь! Да этого недоумка все не любят. Ей-богу, ежели дворовая ребятня когда побьет – виновных искать не буду.

– Так… – начал было начальник стражи.

– Ну и что, что Шуйский, – не дав ему сказать, продолжал Грозный, – не в батюшку пошел. Недоумок, подлец и хитер, ако ехидна, и все себе на уме. Эка беда – связали да мясом пасть заткнули. Жив же, змееныш, оклемается.


– Негоже так, Иван Васильевич, – вставил кто-то третий, в ком по голосу Павел узнал знакомого уже боярина Никиту Романовича. – Негоже, а как сам Шуйский про то прознает?

Эти слова остудили пыл Грозного.

– А что, любезный, сильно побили княжича? – дружелюбно обратился боярин к стражнику.

– Дел боле у меня нет, – иронично и зло заметил Грозный, – коли по каждой дворовой драке к государю бегут разборки устраивать.

Павла удивило, что княжича уже нашли. Ведь и пяти минут не прошло, как спустился он в кухню. Кажется, везение отвернулось от него.

– Да больно речи он странные говорит, – еще не оправившись от испуга, но почувствовав поддержку боярина, пояснил стражник. – Про то, что какой-то дружок скомороха чудной трон ищет, который-де в царских палатах стоит, и что это он его и связал.

Павел слышал, как за дверью после этих слов повисла довольно долгая тишина.

– Вон что этот варнак измышляет. – Гнева в голосе Грозного уже не было. Скорее слышалось удивление. – Тащи-ка его сюда, да поживее!

Дверь распахнулась, и Павел услышал совсем рядом простучавшие по каменному полу шаги стражника, бросившегося выполнять распоряжение государя. Дверь так и осталась открытой. Даже негромкие голоса оставшихся слышно было теперь яснее.

– Что скажешь, Никита Романович?

– Ума не приложу, уж больно непонятно все.

– Наплести и измыслить-то он горазд, да вот откуда он про трон чудной узнать мог? Кто ему поведал? – Грозный сурово посмотрел на боярина. – Ужель и самые верные из стражи языки распускать начали? Али допрос им учинить?

– Ивана Петровича-то я сегодня по вашему распоряжению посвятил в событие. Он и трон осматривал, зело удивлялся нелепости его и мастерству неведомому… – задумчиво начал рассуждать боярин.

– Да не отец же ему поведал, – нетерпеливо перебил его царь, – ужо в это я никогда не поверю. Он и сам своего младшого не особо чтит.

Как раз в это время мимо спрятавшегося Павла к царю привели заплаканного княжича. Он жалобно протирал глаза, хитро поглядывая из-под рукавов на Грозного и боярина, стараясь угадать, как ему себя вести и какую выгоду из этого можно получить. Павел всего этого, конечно, не видел, но зато все хорошо слышал.

– Оставь нас, – сказал Грозный стражнику, – да побудь в зале, понадобишься еще. Гляди, чтобы к двери никто не приближался. Кругом измена.

Дверь снова затворилась. Павел замер, услышав рядом с собой шаги стражника. К счастью, тот в своем рвении, дабы и его не заподозрили в излишнем любопытстве, вышел почти на середину зала и принялся там мерно расхаживать, приглушая шаги. Павел снова прильнул к двери. А за ней происходило вот что.

– Поведай, – обратился Никита Романович к княжичу, – что за оказия с тобой приключилась и о чем ты там наплел страже.

Княжич негромко захныкал и вновь начал тереть глаза рукавом своего кафтана. Грозный, до этого молча и сурово поглядывавший на отрока, не выдержал и в раздражении прихлопнул ладонью о колено.

– Да в кого ты есть, мокрица ты эдакая, тьфу! Род высокий позоришь только.

– Я по двору прогуливался, за порядком присматривал, – заторопился рассказывать княжич, поняв, что ведет себя совсем не так, как хотел бы царь. На жалость тут рассчитывать совсем не приходилось. – Вижу, какой-то смерд за кустами супротив палат царских затаился на каменьях и выглядывает чего-то. Я за ним долго наблюдал. Он, почитай, цельный час прятался и вынюхивал. Гляжу, подниматься стал, идти куда-то собрался. Тут я его остановил, спужался он сильно. Говорит, мол, дюже хотелось взглянуть на чудной трон, что в палаты ноне доставили. – Княжич заговорил смелее, увереннее, видя, что его внимательно слушают. – Смекнул я тут, что дело нечисто. Про трон-то ентот еще никому не ведомо. Уж не друг ли ты, говорю, тому скомороху, что в подвале споймали. Тут уж он и вовсе перепужался. Я решил было его схватить, до стражи доставить, да конфуз вышел, споткнулся о камень, подвернул ногу, упал. Тут он меня лежачего и спутал.

Княжич, довольный, что так ловко вывернулся из затруднительного положения, уверенно посмотрел на царя.

– Уж что ловок, то ловок, – покачал головой Грозный, – супротив смерда постоять не мог. Куском мяса подавился, честь княжескую роняешь. На кого Русь оставим?! Помест того чтоб без дела по двору шастать да вынюхивать, лучше б науками или искусством воинским занялся. Глядишь, покрепче был, хошь не головой, так телом. Где нам прикажешь теперь того смерда для допросу брать, суд чинить? Может, он в палаты уже по твоей глупости проник, за дверями стоит, злое что замышляет, а?

Опустив глаза и всем своим видом выражая притворное раскаяние, выслушал Шуйский-младший речь государя, но на последние слова поднял взгляд и отрицательно замотал головой:

– Не, государь, он из Кремля побег. Сам видел. Говорю же, спужался сильно.

Павел в душе поблагодарил хвастливого отрока за то, что, желая себя возвысить в глазах царя, тот отвел от него беду. А то после слов Грозного о смерде, стоящем за дверью, он уже сам начал подумывать, куда бы бежать. Если бы Павел видел реакцию государя на последнее утверждение отрока, то бы не спешил с благодарностью. Иван Васильевич лишь с сомнением покачал головой и задумался.

– Так, говоришь, про трон спрашивал?

Княжич в ответ быстро закивал.

– А тебе откель про него ведомо? – вдруг быстро наклонившись к нему, сурово спросил Грозный. – Откель про скомороха слыхивал?

Не ожидавший такого вопроса, княжич опустил голову и засопел, лихорадочно размышляя, к месту или нет будет сейчас пустить слезу. И начал опять рукавом потирать глаза.

– Да отвечай ты, варнак! – взорвался гневно Никита Романович, с брезгливостью взглянув на парня. – Нечего сопли распускать.

– Я поутру ваш разговор с батюшкой ненароком слыхал, – не поднимая головы, пробурчал княжич.

– У, пакость, и здесь вынюхал, – задохнулся от возмущения боярин.

– Убирайся с глаз моих долой, дабы я тебя вовсе не видел близ палат! – раздраженно закричал Грозный. – Да прикуси язык про это дело! Отрежу! – И, топнув ногой, бросил: – Вон!

Княжич, распахнув дверь, опорометью бросился через зал.

– Что будем делать, Никита Романович? – спросил царь. – Что мыслишь? Сей хлюст хоть и мастак брехать, но неспокойно мне что-то от его слов стало.

– Может, послать кого в подземелье, скомороха того проведать?

– Вот и я о том же подумал. Только посылать никого нельзя. Возьми давешнего стражника да вдвоем и сходите. Мне спокойнее будет. Погоди, – остановил он направившегося к дверям боярина и тихо добавил: – Ты уж проход-то широко не открывай, а то греха не оберешься. Уж чего сделано, так тому и быть. Убедишься и назад, про этого смерда вести дознание будем. Чует мое сердце – проболтался кто-то. Всех на дыбу подниму, а дознаюсь. Ну, иди. Поспешай.