Все реки петляют

"В высокой политике я соображаю плохо. Вот когда бы по Донцу кто-то уголь отыскал! То-то было б здорово, то-то хорошо! Уж как-то сообразили бы способ выгнать из него смолу и получить кокс для металлургии. Или, может, в Англии это уже умеют? А то ты как-то всё о великом да величественном. Нам же нынче рудознатец потребен и купчина, который за это ухватится. Как прикажешь их найти и заинтересовать?"

"Скучный ты, — вздохнула Софочка. — А что это за мысль у тебя мелькнула насчёт выхода корабля в Персию?"

"Через Каспий и Волгу вполне удобно возить товары с востока в Европу. Нынче мореходы для этого огибают Африку. А тут из Персидского залива до моря Каспийского по суше не очень далеко. И, вроде, гор особо высоких преодолевать не требуется. Отсюда вопрос. Почему этот путь не работает? Возможно, османы с персами дерутся, или ещё какая пакость по дороге творится. Ведь Алексей Михайлович пинас Орёл не из прихоти строил. Может быть, сам желал в столь хитром вопросе разобраться? Опять же, в те поры Степан Разин персидский флот где-то на юге спалил весь. Я не самый знающий конспиролог, но совпадение места и времени меня напрягает. Поэтому, давай говорить об угле."





Глава 63. Письма и встречи




Увы нам — выезжать с Кукуя Пётр Софочке запретил, чтобы была под рукой. Сам-то он нынче много общается с сестрицей своей Софьей Алексеевной, перенимая из её рук заботы государственные. Оно и неплохо для нас, потому что вместо мотания по рекам следует разобраться с событиями, происходящими в обширном и постоянно прирастающем речном хозяйстве.

И прежде всего интересует нас новопоставленный лодочный двор в городе Брянске на реке Десне. Ставлен он по указу Петра людишками фрейлины Корн. По его же указанию с начала навигации проведено измерение глубин и сделано описание русла опять же людишками той же фрейлины. Эк государь нами раскомандовался! Сидит на том дворе неведомый нам Хватка Фёдоров и о делах своих исправно отписывает — поставлены сараи для сушки леса, казармы для работного люда да терем господский. Просит послать к нему от Степана Карачаровского Сеньку Конопатого ради выбора исправных брёвен и правильного их уложения. Да просит сто пятьдесят рублей, потому что доходов нет — одни расходы.

Удачно место выбрано. Десна впадает в Днепр, по которому нужно пускать наши стотонники — их даже разгруженные тягать через волок удовольствие сомнительное, поскольку брусовки строились в расчёте на перевоз двенадцатитонных плоскодонок, каковые на потребности днепровских перевозок маловаты. То есть пару штук их, больших да тяжёлых, перевезли с Оки к Смоленску, а потом дорогу ремонтировали. Теперь будем строить крупные суда прямо в бассейне той реки, по которой станем на них грузы возить. А на новый двор заглянем непременно.

Ага! Вот и связанные сообщения! В Карачарове готовят материал для волока из Оки в Десну. В Архангельске для нового двора собирают две машины Уатта, в Котласе изготавливают лесопилку и рейсмусный станок, а Билл с Дальних Вязов сооружает паровые котлы и отливает перегонные установки. Налицо признаки коллективного разума — речная империя воспринимает себя единым организмом.

Из Воронежа доложили, что в город прибыли иностранные специалисты-кораблестроители. И люда работного посгоняли со всей округи. На самом же дворе уже нашими силами, хоть и на виду у приезжих, строят новоманерные баржи шириной четыре метра и длиной тридцать, кои пустые имеют осадку в полтора вершка, а гружёные — один аршин, отчего везут четыре тысячи пудов, имея два вершка надводного борта. Шестидесятитонные, стало быть. Это в точности подходит для прохода в верховья Дона до самого волока с Иванова озера. Однако, на волоке подобное судно запросто сломается. Так что, несмотря на смешение мер длины в отчёте, построен транспорт, отвечающий местным условиям и соответствующий решаемым задачам.

Заменяемые им двенадцатитоннки постепенно перебрасывают на Днепр, где ставят на линию Смоленск-река Самара — снабжение оборонительной линии имени канцлера Голицына. Да, они маловаты, но других там у нас пока нет. Ещё на воронежском лодочном дворе готовят ремонтное судно для обслуживания постоянно избиваемых ядрами "Чижа" и "Стрижа". Третий артиллерийский корабль для действий в устье Дона постройкой завершают. Докладывают, что по указанию государя имя ему назначено "Ёж".

Из Казани пишут, что "Наяда" вернулась из Персии, куда возила булгарских купцов. Туда мёд, воск, меха. Оттуда ковры и лошадей. Ушла в новый рейс по тому же маршруту.

А вот с другого конца охваченной территории докладывают — канал из Северной Кельтмы в Южную огородили плетнями, поставленными на расстоянии десять саженей друг от друга, и шлюзы с обоих концов возвели. Теперь этим путём могут и стотонники проходить — путь из среднего течения Камы в Северную Двину стал удобней. Да ещё и на Кельтме во многих местах промыли русла так, чтобы спрямить дорогу — водомётную баржу несколько раз перестраивали, совершенствуя. Она теперь берёт глубже.

Из города Самары пишет водитель стотонной баржи за нумером семнадцатым, что пришли к нему на пристани люди башкирские и обиду высказали, поелику судоходства по Белой реке ждут — не дождутся. Через это кошмы да иное из шерсти валяной имущество лошадьми возят на ярмарки дальние. А сами они в городке, что у впадения Уфы-реки в Белую сидят.

С реки Серёжи доносят, что хлеб нынче добре уродился и в цене невеликой.

Строганов интересуется — хочет зазвать мастера чугунного плавления на завод, что намерен ставить по реке Чусовой выше Чусовских городков. Так ему мы сразу и отписали — пусть насчёт этого у своего Билла спрашивает. А то сам в Европе поищет — нам и чужая наука лишней не будет, потому что металлургов я не готовил — сам только по вершкам в этом деле схватываю.

С Северского Донца доклад от атамана Зенобы о нахождении горючего камня — это копия послания в Разрядный приказ, переписанного по царскому распоряжению. Почему в Разрядный? Наверно, напутал атаман. Однако, Пётр Алексеевич дал понять подчинённым, что доносительства о любых находках должны быть до него доведены. А нам от этого новая забота — пора позаботиться об оборудовании для бурения. Хотя бы разведывательного на глубину в десяток метров. И людей к атаману послать за образцами, кои доставить в Котлас к нашим химикам.

Постепенно мы с Софи стали просматривать кучу бумаг скорее. Я действовал правой рукой, делая выписки, она левой переворачивала страницы, раскручивала и скручивала свитки, а информацию мы оба анализировали одну и ту же. Сами письма брали подряд по датам и нумеровали сквозным образом, соображая, как организовать архив. Тут ведь кроме писем нужно и ответы на них приложить, и отданные распоряжения под рукой оставить, чтобы не забыть спросить об исполнении.

Вообще-то я терпеть не могу бюрократию с её бесчисленными бумагами, но в нашем случае деваться некуда — пришлось заводить канцелярию. Не в смысле учреждения конторы, а чисто для себя и собственными силами. Зимой-то, когда реки встанут, можно будет привлечь мало-мальски грамотных людей, что зазимуют с нашими лодками на Кукуе. А пока человек писучий — редкость.





* * *


— А отвези меня на твой Муромский двор, — с такими словами нагрянул к нам Пётр Первый с Фёдором Пятым на плече и с Лизой Рисовальщицей под ручку. Ну ни дать, ни взять — семья собралась отдохнуть за городом.

— Сей момент, герр Питер, — отвяла от бумаг Софочка и, придавив их камнем — образцом медянистых песчаников, отворила окно и в рупор отдала распоряжения. — Не мешкай, государь! — повернулась она к самодержцу, — а то без тебя умчатся, кони застоявшиеся.

Шуточку Сонькину царь воспринял с улыбкой. Взглянул на то, как места в двух баржах деловито занимают сермяжники, а к третьей поспешают нянюшки с Чарликом и узлом детских одёжек. Когда мы подошли к судёнышкам, над казёнками дрожало марево от прогреваемых моторов. Оставалось только сесть и оттолкнуться от берега. Софи и Лиза — обе рослые и крепкие — взялись за вёсла и, подчиняясь командам капитана, вместе с двоими другими членами экипажа принялись выгребать в Яузу. Ещё две баржи неторопливо выполняли тот же маневр. Одна впереди, другая сзади. По берегу скакали конные семёновцы в своих лазоревых мундирах — видимо, эскорт прощался с нами. На замыкающей лоханке подняли сигнал готовности. Действительно, оттуда донёсся сдержанный звук работающего двигателя. Потом и наш мотор негромко заворчал. А там и передний запустился. Наш капитан поднял сигнал "Следую своим курсом", и мы шустро побежали к Москве-реке.

Пётр отдал сына Лизе и пробрался в рубку, где занял место рулевого. Одна из нянь разожгла спиртовку — варить деткам кашу. Вторая показывала мелюзге деревянные игрушки, сделанные искусными резчиками. Софи и рисовальщица принялись пощипывать струны гитар — я не понял, кто и когда их притащил. Хотя, видела же как Алексашка Меншиков — царский денщик — суетился у причала, но на борт приглашён не был. Мы неторопливо шли вниз по течению, поглядывая на берега и гадая, в какую сторону приведёт следующий загибон русла. До Коломны, где Москва-река впадает в Оку, не меньше десяти часов хода — до темноты не добежим. А насколько светлой окажется эта августовская ночь — да кто же скажет заранее?

— Луна нынче покажется через час после заката, — словно отвечая на так и не прозвучавший вопрос, сообщил моторист, выбравшийся в пассажирскую кабину и за чем-то забравшийся в рундук. — Коломну пройдём утром на зорьке. Через два часа повечеряем, а там и спать будет пора, гости дорогие.

— Членам экипажей заботиться об удобствах пассажиров, их довольстве и сытости. Но к порядку призывать, — продекларировал Пётр из рубки. — Сама сей артикул сочиняла, фрейлина Корн?

— Виновна, государь, — сверкнула улыбкой Сонька.

— Всё-то я понять никак не могу, отчего людишки твои, даже самого подлого сословия, столь ревностно служат тебе, хоть бы и безо всякого догляду. А мне или палкой гнать приходится, или на горло наступать. Вон Фёдор Юрьевич сколь ни доглядывал за тобой, а не уяснил. Ты не ведьма ли ненароком?

— Если слово "ведьма" выводить из понятия ведать, то истинно ведаю. Нет в этом тайны, и тебе она тоже известна. Что бы я тебе ни объяснила, ничего нового ты не услышишь, — попытался я уйти от неудобного разговора.

— Не зря ведь слух идёт, будто ты — профессор — умеешь объяснять доходчиво. Уж постарайся, растолкуй мне недогадливому, — и скалится насмешливо.

— Ну, про то, что любому надобна пища, кров и одежонка, ты и без меня знаешь. А то или сбегут, и бунтовать станут. Сверх того нужно людям с другими людьми общаться. Хоть в трудах общих, хоть на жизнь свою товарищам жалуясь, хоть в церкви батюшку вместе с соседями слушая. Иначе озвереют. А ещё любому потребно уважение. И вот тут-то зарыта собака. Потому что бояре твои не уважают тех, кто не богат, не окутан роскошью, не окружён угодливой челядью. Они не аскеты. Им хочется всего и побольше. Но и без них с такой огромной страной не совладать.

— Воры кругом, — вздохнул царь. Он уже отдал штурвал рулевому и присоединился к нам. — И нет других — все одинаковые. Вот как тут быть? Как это переиначить на правильный лад?


— Да никак. Так было, есть и будет. Пусть их ловят да наказывают. Про тех, кто в измене виновен, ничего не скажу — не моего ума дело. А лукавых да непослушных лишай волостей и переводи в казну. Волости переводи. У тебя денег станет прибавляться на содержание войска. Стрельцов-то, как я понимаю, проще в поход направить, чем ту же боярскую конницу собрать.

— Хочу стрельцов полками нового строя заменить, — вскинулся государь.

— О том с воеводами совет держи, — поспешил я отбояриться от советования на столь скользкую тему. — Мне вопросы содержания войска не близки.





* * *


С одной стороны Пётр явно вознамерился познакомиться с собственной страной, путешествуя по ней неторопливо и поглядывая на городки и сёла, следуя по главной улице России, каковой нынче является река Ока. С другой — желает прикоснуться к знаниям, расхваленным Лизаветой — его неофициальной походно-полевой женой. Дело в том, что и сам он, насколько припоминаю, был походно-полевым царём. В военных походах и в деловых поездках прошла значительная часть его жизни. Нынче в застеклённой кабине небольшой речной баржи он не капризничая уснул вместе со всеми с тем, чтобы утром проснуться как и остальные.

— На пристани в Коломне висит сигнал о наличии груза до Мурома, — доложил из рубки третий член экипажа, который не капитан и не моторист. — Так будем брать, герр Питер?

— Будем, — ухмыльнулся царь.

Парень выставился вверх из крыши рубки и отдал распоряжения флажковым семафором. Передняя баржа направилась к причалу и вскоре ошвартовалась — наши охранники пообщались с парнями, принявшими концы, и подали сигнал приставать остальным. Работнички в речном порту Коломны носили треуголки с известной бляхой на левом прищепе, полотняные порты до колен и того же материала рубахи без рукавов. Обуви по случаю летнего времени на них не наблюдалось. Три юнца учтиво поклонились. Не уверен, признали ли они государя, но мою реципиентку определённо идентифицировали — взгляды выдали узнавание.

— Двести пудов кудели в тюках, — доложил один из них. — Куда прикажете складывать?

Второй парень полез на вышку, а третий принялся распоряжаться погрузкой — подошли мужики от ближайших домов и принялись таскать не особо тяжёлые рогожные кули в баржи охраны. Петр же придирчиво осмотрел немудрёное оборудование крошечной пристани — сарай для товаров, бытовку с нарами внутри и уже упомянутую вышку — наблюдательный пункт. Первый, тем временем записал в учетную книгу чего, сколько и кому он погрузил.

— Ноль сорок второй из Орла следует транзитом на Москву, — доложил наблюдатель с вышки. — Велит почту принять, — идущий с верховьев стотонник левым поворотом вошел в приток. Грамотей и это записал.

— А что, куделю эту хозяин будет сопровождать? — поинтересовался царь.

— Нет, — ответил расплатившийся с грузчиками третий, — он указал, кому груз предназначен и добавил копейку для посыльного, который разыщет получателя. Ты не тревожься, герр Питер, всё будет чики-пуки.

— Я велел только капитанам так к себе обращаться, — сделал замечание государь.

— Как ты велел, так я и исполнил, потому что капитан над портом.

Тем временем паренёк, слезший с вышки, оттолкнул от берега челнок, на котором удалился от берега напересечку транзитной барже, откуда принял сумку.

— Экие тут все серьёзные, — хмыхнул государь.

— С низов коломенка идёт под парусом, — доложил с вышки грамотей. — Цекалы Рязанца, кажись.

— Снидать будете, огольцы? — с горшком в верёвочной сетке на причал взошла одна из здешних баб. — Ой, а це хто?

— Романов это. Пётр Алексеевич, — пояснила расшалившаяся Софочка. — Он царём работает.

— Замри! — воскликнул государь, обращаясь к бабе. Подошёл, забрал у неё сетку с горшком, передал капитану над портом и произнёс: — вот теперь можешь кланяться. Тебе позволительно, — ситуация его откровенно забавляла. По-существу он всё ещё мальчишка.





Глава 64. Речной круиз




Верховой посыльный или отряд лёгкой кавалерии, наверное, движутся быстрее, чем неторопливый караван наших барж. Хотя бы потому, что сухопутные дороги всяко прямее, чем вьющиеся русла рек. Так что разъезды лазоревых семёновцев или бордовых коломенцев мы на берегах примечали не раз. А в Муроме и наряд преображенцев нас поджидал, удерживая любопытных горожан поодаль от пристани. Воеводу тутошнего с лучшими людьми, ясное дело, пропустили. Шубы меховые, золотое шитьё, поклоны, речи высокопарные про верноподданничество — всё по правильному обряду.

К нам на борт проскочил Алексашка Меншиков, получил от Лизы узелок, да и был таков. Тем временем государю, одетому по-русски, подвели коня, на котором тот и проследовал в центр города под радостный перезвон колоколов. Мы же с Лизаветой облачились в мундиры, кроеные по-мужски. Она оделась капралом-преображенцем, а мы — капитаном. Треуголки, шпаги, всё такое. Пятёрка сермяжников в охране — в большом городе без этих признаков статуса нынче никак нельзя. Мы же не просто так, а фрейлины самодержицы.

Вообще-то Софи просто хотела провести подругу по торговым рядам. Дело в том, что Муром — очень ремесленный город. Красот деревянных, изысков металлических или тканых, вышивок, резьбы, канители блестящей, посуды, клинков, сбруи… да не перечесть даже наименований. Рукастость тутошнего населения радовала глаз. Народец-то бездельный нынче у собора, где местное "обчество" приветствует дорогого гостя, но лавки открыты, а мастерские работают — люди деловитые ценят время, назначенное для трудов.

Прошли торговыми рядами. Лиза купила горшочек мёда — этот был липовый нынешнего года — и послала с ним мальчонку, что был при продавце, отнести покупку на пристань.

— Это ты, чтоль, с караваном царским пришла? — заинтересовалась баба у соседнего прилавка. Прислушалась, видимо, и сообразила, какие суда нынче у пристани причалены.

— А не ты ли от государя дитёнка во блуде прижила? — послышалось с другой стороны. Ещё одна догадливая бабёнка.

— Это он, стало быть, подрастёт, станет нами править, а ты ему нашёптывать будешь! — вызверился "наш" продавец.

— Увянь, дядя, — поспешил вмешаться я. — Царица пред тобою, хоть и не венчанная. Так с чьих слов ты поёшь?

— Так все о том ведают, — изумился "дядя".

— Придётся вспомнить конкретного исполнителя, — негромко добавил я. — Колонок, — повернул я голову к одному из сермяжников, — проводи господина к дыбе. Она пробудит в нём ясность памяти.