Все реки петляют

Звался он Луи Второй звался он Луи Второй

Но впрочем песня не о нем, а о любви



В те времена жила красавица одна

У стен дворца она пасла гусей

Но для Луи была милее всех она

Решил Луи что женится на ней



Всё могут короли все могут короли

И судьбы всей земли вершат они порой

Но что ни говори жениться по любви

Не может ни один ни один король



Я женюсь я женюсь я женюсь Луи сказал

Но сбежались тут соседи короли

Ой какой же был скандал, ну какой же был скандал

Но впрочем песня не о нем, а о любви



И под венец Луи пошел совсем с другой

В родне у ней все были короли

Но если б видел кто портрет принцессы той

Не стал бы он завидовать Луи



Все могут короли все могут короли

И судьбы всей земли вершат они порой

Но что ни говори жениться по любви

Не может ни один ни один король





Вообще-то я думал, что споют про Марусю, которая весной под старою сосной с Ванюшею любимым прощается — нарочно ведь напел для подобных случаев. Но она больше в стрелецких полках в ходу. А сермяжникам полюбилась эта. Так государь не прогневался, но на капрала Уокер посмотрел пристально — Лиза ведь уже тоже дочку подарила своему походно-полевому супругу. Они вообще почти не разлучаются, отчего Петр всегда ухожен и обласкан. Да и ближники царя к Лизавете относятся с почтением — не перечесть, скольких она спасла он гнева скорого на расправу спутника жизни.

Да, на Лизу-рисовальщицу уже смотрят, как на царицу, хотя и без раболепства, но почтительно. Статус гвардейского капрала и фрейлины царевны Софьи Строгановой тоже, конечно, добавляют ей веса, но более всего, конечно, давняя и устойчивая приязнь первого парня на дере… царстве, конечно. И сама Лиза, что уж греха таить, в своего Петрушу по-прежнему влюблена.





* * *


Понятно, что для мамочек успехи детей всегда важны. Если дочурка пока только хорошо ест и вовремя пукает, то Чарли много чего делает и более осмысленного. Вокруг него образовалась разношёрстная компания местной близкой годами детворы, занятой рыбалками, плаваниями, как нагишом, так и на лодочках местной выделки — долблёнках и корянках. Ловлей птиц, бегом наперегонки… да не перечесть всего. Для себя я отметил, что Чарльз показал друзьям русские буквы, которые ребята попытались использовать и для записи слов родной речи — а для каждой нации они свои. Налицо попытка создания пяти национальных алфавитов на основе кириллицы. Два из них — китайский и корейский, то есть принадлежат странам, пользующимися иероглифами.

Чтобы осветить национальный вопрос, отмечу, что без каких-либо законодательных актов тихо по команде было пущено указание о введении в Приамурье свободы совести. Инициатива исходила от князя Василия Голицына — понимает человек, что крайне трудно заставить кого-то верить или не верить. А если заставлять верить во что-то определённое, дело это очень трудоёмкое и нам без надобности. Между тем иезуиты имеют в Китае собственную миссию — именно они и переводили с латыни и на латынь переговоры в Нерчинске в 1689 году. Среди русских знающие этот язык встречались, но не среди китайцев и маньчжур. Кроме того иезуиты и в Японии успели провести агитационную работу — теперь японцы собственных христиан перековывают в синтоизм… или это буддизм? Да ну их — не хватало ещё и над этим голову ломать.

За самовольство с совестью государь, естественно, привлёк к ответу и своего адмирала, и князя. И быстро признал — в его землях проживает множество магометан, попытки крестить которых могут обратиться восстаниями или внутренними войнами. Ещё я дал ему понять, что подрастающий в Швеции Карл за двенадцатым номером будет талантлив в военном деле и амбициозен по жизни. Пора готовиться к миру с турками и захвату Невы. Но делать это без особого шума — нам сейчас важно дождаться хлеба с Кубани, всячески укрепив её казаками и городками от набегов черкесов и иных кавказцев. А вот от захвата Риги отговорил — этот город штурмовали значительно чаще, чем брали. Он не всем по зубам.






* * *


Для полноты картины добавлю, что стокилометровая брусовка от Ачинска до Енисея прослужила недолго — местные жители извлекли из неё все гвозди, отчего она просто расползлась. Зато наши разведчики водных путей отыскали мокрый болотистый волок по реке Кеть, ставший проходимым после доработки его водопромывочной баржей. Проходимым для двенадцатитонных барж, которым было достаточно ширины в три метра при глубине в один. Это, кстати, делало очень простой и постройку шлюзов, которых потребовалось немного. Так что управились малыми силами без привлечения государственных ресурсов. Четыре волока по Ангарским порогам и пятый — из Селенги в Шилку — тоже взяли под управление наши люди. И под охрану, ясное дело. Здесь брусовки содержались в порядке — это стратегическое направление, за которым бдит Ямской Приказ. Этим путём государь и убыл восвояси, везя немыслимо большой ясак — соболей мы заготовили много.

Из Пекина вернулись лазутчики. Они нашли в столице Поднебесной двор, где поселили пленных с Амура, взятых ещё при первом захвате Албазина. Те считались служащими богдыхана, как нынче русские именуют императора Китая. Успели разобраться в обстановке. Их, как христиан, приветили живущие в столице Поднебесной иезуиты. Наши бывшие соотечественники даже церковь православную оборудовали в одной из комнат здания, где их разместили. Так что новости из китайской столицы теперь поступали к нам регулярно, как и к ним подарки с дикой реки Амур в знак поддержки единоверцев, оказавшихся на чужбине. Икона там, свечи восковые, книги религиозного содержания, золотишко по мелочишке.

Так шли годы, рождались и росли дети, наши корабли ходили вокруг Африки, доставляя на Дальний Восток людей охотных и промышленную продукцию, а обратно возвращались в обход Южной Америки, загрузившись фарфором, чаем и шелками. Многое продавали в Европе, но и в Архангельск кое-что привозили из восточной роскоши, хотя главными видами груза были стекло и металлы — невольно приходилось использовать западных соседей в качестве сырьевого придатка, поскольку становление отечественной металлургии проходило не очень быстро.

Хитрая Софи постепенно перекладывала заботы и хлопоты организационные на плечи сестрицы Кэти, которая по младости и глупости охотно их принимала. Положение капитан-командора позволяло ей стать тут главной. Сама же моя реципиентка увлеклась идеей прорубить окно в Европу сквозь Неву. В этом они с Петром были тайными единомышленниками. Вообще-то государь планировал ещё и захват Очакова в последний момент перед заключением мира между османами и Великой Лигой австрийцев, поляков, Ватикана и разной европейской мелочи, заинтересованной в акватории Средиземного моря. Домой на Русь мы намеревались вернуться в обход Южной Америки с посещением Ямайки — кроме визита к дедушке и бабушке следовало уточнить вопросы поставок каучука и платины — использование этих материалов давало речной империи Корнов прорывные технологические возможности. Тугоплавкий химически устойчивый материал для аналитического оборудования и приводные ремни клиноремённых передач — это не мелочи в настоящий момент.





Глава 73. Обратно на Кукуй




Мужа и сына с дочкой Софи отправила в Архангельск морским путём вокруг Южной Америки. Дорога эта за последние годы стала привычной и занимала от четырёх до семи месяцев — погода и сила ветра плохо поддавались прогнозированию, да и у каждого капитана манера вождения корабля была своя. Случались и задержки из-за поломок. Кругосветку за семь месяцев, совершённую Софи, так никто и не сумел повторить, поскольку не поворачивал домой от Батавии, а непременно отправлялся на север к Сомольску.

Так вот — сын ехал не только с тятей-капитаном и сестрицей, но и с компанией сверстников — стрельчат, казачат, маленьких айнов, нанайцев, корейцев, японцев, китайцев и гиляков — вокруг него собрался полный интернационал товарищей детских игр, закончивших два класса Сомольской школы. Эта группа направлялась в Котласскую школу для продолжения образования. Разумеется, и некоторое количество взрослых следовало с ними — иначе эту ораву не утихомирить. Хотя, с другой стороны, детки не разнузданные — в прошлую навигацию ходили юнгами по морям и рекам. Уж как-нибудь доедут всего-то через пару океанов, не перевернув "Горгону".

Сама же Софи уселась в самоходную двенадцатитоннку и отправилась на Москву реками, намереваясь инспектировать по дороге свои лодочные дворы — одно дело прочитать отчёт, другое — увидеть собственными глазами. Красивая река — Амур. И длинная. Селений по её берегам видно не много. В основном заметны решётчатые наблюдательные вышки, с которыми по пути проходил обмен сигналами. Непрерывной сигнальной цепи по всему Приамурью пока организовать не удалось, но локально по районам оповещение уже налажено, отчего местные смотрящие в курсе — Софья Джонатановна следует транзитом с заправкой жидким топливом в Албазине.

Афанасий Бейтон встретил адмирала-мэм на причале. Одет он был в добротный стрелецкий кафтан коричневого сукна, лишённый украшений — знает, что властительница этого края не привержена украшательству. Тут же почётный караул четырёх родов войск — стрельцы в русских шапках-колпаках с отворотами, казаки в папахах, сермяжники в серых треуголках и речники во всём чёрном.

— Здравы будьте, бойцы! — уставное приветствие.

— Здрав будь, а-дми-рал! — дружный рёв примерно сотни глоток.

— Вольно! Разойдись! Рада видеть тебя в добром здравии, Афанасий Иванович! Посеял ли хлеб, не озоруют ли маньчжуры?

— Рад тебе, Софья Джонатановна. Хлеб посеял, а маньчжурам ещё по снегу поведал, что ходить сюда им не след. Окажи честь — отобедай у меня, — в общении здесь и сейчас доминирует лаконичный стиль — о том, что разводить политесы двадцатитрёхлетняя властительница не любит — знают все.

— Спасибо, полковник. С удовольствием, — увидев, что телеги с бочками выстроились цепочкой к пирсу, моя реципиентка чисто по-дамски ухватывается за локоток коменданта укрепрайона и следует в его терем оказывать хозяину здешних земель почёт и уважение. Вкусно нас накормили, а вот в застольной беседе ничего примечательного не прозвучало — обычные рядовые заботы военно-хозяйственного образования.

Поселение вокруг укрепления — простые рубленные дома, выстроившиеся линиями — порадовало глаз чёткими противопожарными интервалами и отсыпанными песчано-гравийными улицами. Многочисленные огороды произвели хорошее впечатление обработанностью и первыми несмелыми всходами, а жердевые изгороди системы "тын" поведали о наличии у жителей домашней скотины. В селении не многолюдно — в этом самом густонаселённом районе Приамурья людей по-прежнему мало. Зато детвора радует глаз подвижностью и предприимчивостью. Ни один из них не помер при родах — здесь работает доктор в степени, на мой взгляд, фельдшера, разумеющий и дело повивальное, и прекрасно знающий о маленьких невидимых зверьках. Говорят, он несколько раз вырезал воспалившиеся аппендиксы — просто волшебник, на местном уровне медицины. А ещё — лучший друг шамана из ближнего стойбища. Тот к нему рожениц привозит и, пока длится процесс, сидит неподалеку у костра, постукивая в бубен и мелодично завывая в направлении Большой Медведицы. Поговаривают, будто этот доктор и сам язычник откуда-то с берегов Сухоны, потому что о духовном он не с батюшкой в церкви беседует, а прямиком обращается к силам природы, сверяясь с показаниями барометра и психрометра.

Одним словом чудак, но уважаемый. Софи его ещё по Котласу помнит. Он Герцогине какую-то кашицу в ступке растирал. От мозолей, кажется.





* * *


У слияния Шилки и Аргуни встретили пост нерчинцев — крошечную крепостицу с гарнизоном из полутора десятков людей служилых. Выяснили, что граница нынче считается по Аргуни и патрулируется тремя моторными баржами, несущими по одной пушке и по плутонгу десанта. Пока река жидкая — всё хорошо. А вот по льду через неё кто только не шастает. Тунгусы то и дело докладывают о нарушителях. Однако, вникать в проблему Софья не стала — проследовала своим курсом. Шли мы теперь преимущественно под парусом, потому что горючим в этих краях нигде не разжиться до самого волока. В сам Нерчинск тоже заглядывать не стали — пока вода высокая нужно перетащиться в Селенгу. В малых реках верховий иногда переходили на бечеву, упираясь в дно шестами. Хорошо, что принятый с самого начала стандарт мелкосидящих тупоносых корыт позволяет проходить и не в самых удобных фарватерах.

На волоке, который на самом деле брусовка, несколько задержались, поскольку нужно было перекатить все три двенадцатитонки каравана аж на сорок километров лошадьми, которых хватало лишь на одну подобную упряжку. Дальше вниз по течению дело пошло веселее. В Селенге увидели встречный караван, в котором кроме грузов находились и пассажиры. Остановились, побеседовали. Пятеро сермяжников возвращалось на Амур с семьями. Столько же направлялось к новому месту службы слаженной боевой пятёркой. Плюс трое беглых. Вернее — два одиночных беглеца и молодая беглая семья.

За разговором выяснилось, что лодочные дворы работают ещё и на манер аболиционистской подземной железной дороги, которая в годы рабства в Северной Америке переправляла рабов на север, где те становились свободными. Так и у нас нынче эта система сложилась. А платил за проезд новых поселенцев тот хозяин местности, которому они доставались. Понятно, что дальше Албазина они следовали нечасто, а уж до Сомольска не добирался ни один.

Что их ожидало? Казарма, выдача обмундирования, питание в столовой и принудительное обучение грамоте, за которое приходилось трудиться на хозяйственных работах. Выучившиеся счёту и письму и немного разобравшиеся в местных реалиях, люди сами устраивались, как хотели. Крестьянские дети, в основном, садились на землю, обязуясь половину урожая продать по закупочным ценам, с выручки от чего в подать уходила двадцатая часть и подушный сбор. Платы за землю с пахарей не брали. Кроме того те, кто записывался в ополчение, не платил подушного, зато регулярно призывался на военные сборы для обучения и ходил в стражу. От двадцатины они не освобождались

Эта система сложилась не сразу — Софи несколько раз поправляла заведённые ею порядки, пока не добилась более-менее приемлемого варианта. С другой стороны достигнутое положение вряд ли сохранится навсегда — многие жители продолжают обучение в школе, соседствуя зимами с ребятишками, годными им в дети. Находясь на довольствии школ они могут себе это позволить. Тогда летами эти люди начинают ходить по реке, а зимами после уроков заняты на поправлении плавсредств и обустройстве причалов. То есть становятся Софочкиными людишками, везущими шёлк, фарфор, чай и иные товары с Востока в европейскую часть России. Сами-то эти грузы перебрасываются на суда Селенгинско-Байкальского бассейна как раз на том самом волоке-брусовке — баржи таскать через сушу мы предпочитаем по-возможности реже.

Вообще, налаживание успешного функционирования больших людских масс на огромных территориях — дело зубодробительно сложное. До сей поры властители предпочитали унифицировать народ за счёт единой религии. Но время мелких курфюшеств уходит в прошлое, а пример Чингисхана, который не занимаясь подобной унификацией, создал самую большую империю в нашей истории, подсказывает — религиозный вариант себя изжил. Люди могут верить во что угодно, но лучше, когда они знают. Знают, чего хотят и как этого добиться.





* * *


Байкал был спокоен, так что до Иркутска мы добрались быстро и без проблем. Визит вежливости к воеводе, заправка на лодочном дворе и снова в дорогу. Двор этот ближайший к нашему Хабаровскому устроен по привычной схеме — огромные навесы для леса, рядок казарм, столовая и пара цехов — кузнечный и плотницкий. Питаться Софи предпочитает с народом. Так и качество пищи проверяется объективно, и настроение работников как на ладони, и реальные проблемы никакие самые искусные докладчики не смогут вывернуть нужным им образом — моя реципиентка не любит недостоверных сведений.