Я тебя рисую

— Быстро во дворец, — резко приказала она, обшаривая прищуренным взглядом кромку леса и безмятежное озеро. — Живо!

Люк хотел было возразить, но один взгляд на Тару убедил его этого не делать. Впрочем, и сама наставница не собиралась оставаться на холме и, развернувшись, пошла в сторону здания.

— Люкреций, Антарея, не отставайте!

Мы слаженно скривились от упоминания наших полных имен, схватили мои краски и холст, и бросились вслед за Тарой. Лишь на миг задержавшись, я окинула взглядом пейзаж. Но ничего пугающего или настораживающего не заметила. И птицы снова пели…





* * *


По тревоге были подняты крылатые стражи, а нам с Люком запретили покидать пределы дворца. Целую неделю. Так что мы уже изнывали от скуки! Но ослушаться батюшку, конечно, не посмели. К тому же, если брат и сомневался в том, что мне не привиделось, то я-то была твердо уверена! Арманец точно был, живой, а не воображаемый, как уверял меня и окружающих Люк. Я слишком хорошо помнила его мокрое тело и руку, прижимающую меня, не дающую двигаться. И лицо в воде, и длинные белые волосы, плывущие за ним. И глаза. Эти глаза снились мне, и я просыпалась с воплем ужаса, так что Кармели, моя кормилица, всерьез за меня переживала и оставалась ночевать в моей спальне. И это при том, что я уже давно взрослая! Но, побухтев для вида, я вздохнула с облегчением, зная, что кормилица рядом.

Стражи никого не нашли. Я была благодарна отцу за то, что он не усомнился в моих словах и ни разу не позволил себе посмотреть с недоверием, как Люк, и пробурчать «а может, тебе снова померещилось, Ева?»

Нет, отец воспринял мое сообщение не только с доверием, но и с глубокой тревогой, которую он столь тщательно скрывал от нас, своих детей. Но мы все равно ее замечали. Я не лезла в политические дела, у меня была совсем другая жизненная задача, это Люк когда-нибудь должен будет надеть корону и взять в руки жезл управления королевством. Но я была принцессой и, конечно, знала, о чем шепчутся придворные. В коридорах нашего летнего поместья, как и во дворце столицы, было слишком много закоулков и тайных ходов, а я всегда была слишком любопытным ребенком. И частенько сидела за гобеленом в кабинете короля, прислушиваясь к разговорам, которые решали судьбы наших рас. Конечно, отец знал о моем присутствии, но не возражал. Во-первых, он считал, что наследники должны быть в курсе происходящего в мире, во-вторых, понимал, что мы никогда и ни при каких обстоятельствах не сможем ничего рассказать врагам или просто сболтнуть по глупости. Наша кровь не позволит нам это сделать.

Так что я знала, насколько неспокойно на границах с миром арманцев. Стена стояла прочно, крылатые стражи несли свою службу исправно, контролируя подступы в наш мир, но все же то здесь, то там случались набеги и локальные вторжения. Это было похоже на укусы змеи — стремительные, неожиданные, болезненные, но пока не смертельные. Словно ядовитая кобра вздумала бы поиграть со своей жертвой, и жалила бы, насмехаясь. К тому же все чаще стали пропадать люди. Когда я слушала доклады первого советника о вторжениях демонов, мой мир окрашивался в тревожные цвета лилового и багряного. Такие же, как на моих картинах…

Но за неделю стражи так и не нашли никаких следов арманца. Словно он просто испарился. Или почудился мне. И вот эта невидимость, и столь дерзкое проникновение на территорию королевства испугали меня до колик. Ведь демон не только не боялся, он чувствовал себя спокойно и даже вольготно, он собирался развлечься… кем же надо быть, чтобы так вести себя в самом сердце вражеской территории? Кем?

Ответ на этот вопрос я не нашла, но воспоминания сильно портили настроение. И тревога не отпускала. Я даже ничего не рисовала, словно не могла взять в руки кисть. Прошла еще неделя, и нам с Люком разрешили покидать дворец, правда, теперь рядом находились крылатые стражи, так что о купании голышом в озере можно было забыть. Впрочем, мне и не хотелось лезть в воду, каждый раз я с содроганием вспоминала лицо арманца и нервничала.

Но постепенно я успокоилась. Через месяц уже не вскакивала среди ночи с воплем, и кошмары почти перестали меня мучить.

К нам собиралась делегация фойров, и поместье украсилось цветами циана и ультрамарина в честь гостей. Всюду развесили голубые и лазурные шелка, имитируя волны, украсили помещения колбами с рыбками и морскими звездами, а дорожку — ракушками и белым песком. Приготовления в поместье шли полным ходом, и это отвлекало от воспоминаний и тревожных мыслей. Я нарисовала морской пейзаж, и его тоже повесили в главном зале.

Конечно, летняя резиденция была значительно скромнее, чем наш дворец в столице, но и она поражала красотой и гармонией. И если честно, я любила поместье на Озере Жизни гораздо больше помпезного и роскошного дворца.

Фойры были уже на подъезде к порталу, а я все никак не могла выбрать платье. Впрочем, это для меня обычная проблема. Мои служанки устали предлагать мне наряды и уже, кажется, перетаскали сюда весь гардероб, который был далеко не маленький! Я почти потерялась в бесконечном ворохе кружев, шелков, батиста, рюшей и оборок! Кармели возлежала на кресле, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень утомления.

— Ева, тебе идет синий! — в очередной раз попыталась убедить меня кормилица. Я скривилась. Порой моя чрезмерная чувствительность к цветам и их сочетаниям играла со мной злую шутку. Цвета я не просто видела. Я их ощущала кожей. Слышала ушами. Вдыхала, как запах, и чувствовала на языке. И то, что для всех остальных было просто синим, для меня дробилось на множество оттенков, сплеталось в бесконечное количество тонов света, тьмы и переходов от одного к другому. Потому мне иногда так трудно было определиться и выбрать что-то подходящее.

Сложность еще усугублялась моей внешностью. Не зря братец всю жизнь дразнил меня лесной энке. Я действительно была не похожа на представителей нашего рода — темноволосых и кареглазых. Во мне всего было… слишком!

Я бросила быстрый взгляд в зеркало и вздохнула. Слишком яркие, темно-рыжие с брусьяным красным оттенком волосы. Кожа золотистая, с мазками бронзы на скулах. Губы словно дикая малина. И глаза… Ну почему мне не достались такие глаза, как у Люка или отца? Красивые и глубокие темно-карие, похожие на лесные каштаны? Нет же! У меня радужка сверкала малахитовой зеленью и светилась серебряными искрами афалина.

И вот как с такой внешностью обижаться на снисходительное «энке»? Ведь только лесные девы были столь щедро наделены красками! Правда, их в нашем мире почти не осталось. Энке — дети природы, и были почти неразумны, словно звери. Даже говорить не умели. Наш прадед пытался охранять лесных дев, потому что другие расы слишком часто ловили их для собственного развлечения. Неоспоримым достоинством дикарок была красота, а недостатками — совершенная необучаемость, и разум, близкий к звериному. И потому такое сравнение для меня, наследницы короны — просто оскорбление.

Я вздохнула и, сдавшись, ткнула пальцем в ближайший ворох тканей.

— Это надену. И хитар принесите, — я окинула выбранное платье быстрым взглядом. — Палевый, — горничные переглянулись, и я привычно пояснила, — Розовато-бежевый…

Через час я была готова, и поправляла перед зеркалом складки хитара, скрывающего пламя моих волос и покровом спускающегося на плечи. Благо, брови и ресницы у меня темнее, так что под слоем пудры и краски, призванной скрыть мою природную яркость, я выглядела даже прилично.

Скромное платье до пола нежного оттенка розового пепла, с высоким кружевным воротником, жемчужными пуговичками и длинными, несмотря на жару, рукавами. Конечно, в моих легких платьях было гораздо удобнее, но я никогда не спорила и не роптала против норм этикета. Более всего я боялась подвести отца, или увидеть в его глазах неодобрение. Поэтому все необходимые церемониальности всегда выполняла безупречно. Батюшка был очень добр к нам с Люком, никогда не стеснял нашу свободу — до разумных пределов, конечно, всегда находил для нас время, не смотря на чрезмерную занятость, и мы старалась не расстраивать его.

Стоило мне подумать о нем, как дверь открылась, впуская короля Идегоррии.

Горничные склонились, приветствуя его, и я тоже присела в реверансе. Но тут же выпрямилась и бросилась ему на шею.

— Папа! Какой ты сегодня красивый!

— Ева, — он с улыбкой чуть отстранил меня, рассматривая. Тихонько вздохнул. — Ты тоже, милая. Хотя под слоем всех этих белых красок я почти не узнаю свою дочь.

— Ничего, как только гости покинут дворец, я снова превращусь в твою дикарку! — рассмеялась я, с удовольствием рассматривая короля. Право, втайне я считала отца и брата самыми красивыми мужчинами на земле. Люку я, конечно, никогда подобное не сказала бы, напротив, всячески его дразнила и подтрунивала, но вот отцом любовалась открыто. Да и не только я. Энгер Арвалийский считался красивейшим мужчиной королевства вполне заслуженно. Даже в своем почтенном возрасте он оставался стройным и подтянутым, с сильными руками скульптора и трепетными пальцами живописца. Глубокие темные глаза с вкраплениями золота всегда смотрели на мир с неизменным выражением добра и понимания. Аккуратная борода обрамляла твердый подбородок, а волосы всегда были собраны низко на затылке изящной серебряной заколкой. Это был подарок жены, с котором Энгер никогда не расставался. В детстве, помню, я очень любила рассматривать вещицы, сделанные мамой, каждый раз поражаясь, как из металла и камней можно было создавать столь невесомые и ажурные украшения. Как жаль, что саму матушку я совсем не помнила…

— Ты так похожа на Ирис, — светло улыбнулся отец. Я знала, что внешне пошла в родительницу, хотя и отличалась характером. Королева слыла очень мудрой и спокойной правительницей. После ее ухода за реку Бытия отец так и не женился вновь. Хотя, конечно, у него были фаворитки, но я относилась с пониманием к этой стороне мужской жизни.

Лицо короля омрачилось тенью грусти, как бывало всегда, когда он вспоминал супругу. Порой я даже завидовала тому, насколько сильно он ее любил. Хотела бы и я когда-нибудь встретить мужчину, который полюбит меня столь же трепетно.

— Фойры к нам надолго? — спросила я.

— Не думаю, — улыбнулся король. — Но нам важны связи с морскими побережьями, поэтому постараемся расположить гостей к сотрудничеству.

— Говорят, принцесса фойров весьма красива! — лукаво протянула я. — И послы уже присматривают ей мужа! Давай отдадим морским Люка?

Отец щелкнул меня по носу.

— Ты же знаешь, что твой брат останется в Идегоррии, и когда-нибудь станет королем. А вот ты, милая, вполне возможно покинешь нас, обретя счастье в чужих землях.


Я хмыкнула и скривилась. Сделала испуганные глаза.

— Только не отдавай меня морским! Они же едят сырую рыбу! Ужас! Да у них наверняка изо рта воняет! Фу!

Горничные прыснули, а отец закатил глаза.

— Ева! Ну что за ребячество, — пожурил он. Впрочем, я видела в темных глазах золотой свет смеха. Король сделал вид, что задумался. — Тогда, может, инфант желтых песков?

— Папа! Они моются раз в год! Когда в пустыне начинается сезон дождей!

— Ведающие Путь?

— Ты смерти моей хочешь? Петь все их гимны с утра до вечера? Да я же с ума сойду!

— Земные прародители?

— Не-е-ет!!! Они сидят в своих норах под землей и боятся солнечного света! Папа!

— Их подземный город спорит сиянием с самим солнцем, Ева, и ты прекрасно это знаешь, — с улыбкой напомнил отец. И снова вздохнул. — Тебе не угодить. Но ты ведь понимаешь, что однажды тебе придется сделать выбор, дочь. Род созидающих должен продолжиться.

— Вот пусть Люк этим и займется, — обрадовалась я. — К тому же он и так уже без устали практикуется в этом нелегком деле! — ляпнув это, я прикусила язык, а горничные захихикали. Отец же, кажется, чуть смутился.

— Ева, ты что, следишь за братом? — по возможности строго спросил он. Я округлила глаза в притворном недоумении, и король покачал головой. — Люк тоже женится в свое время, но и тебе нужен достойный муж, Ева. Я не вечен…

— Ты будешь всегда! — я порывисто обняла отца.

Иногда у нас заходили эти разговоры, но я знала, что отец не будет меня неволить. А все, чего я хотела — жить той жизнью, что уже была у меня. В наших землях, рядом со своей семьей я была совершенно счастлива. Конечно, я мечтала о прекрасном принце, особенно после волшебных историй, вычитанных в книгах, или очередного сонета Люка, которые он посвящал всем своим пассиям. Но эти перспективы казались мне очень и очень отдаленными.

В дверь осторожно постучал советник.

— Ваше величество, Ваше высочество, — поклонился он отцу и мне. — Стражи портала передают, что послы морских фойров пересекли границу.

— Благодарю, Анэр, — улыбнулся король и снова взглянул на меня, согнул руку в локте. — Позвольте проводить вас в тронный зал, прекрасная принцесса?

— Сочту за честь, мой повелитель, — присела я в глубоком безупречном реверансе.

Люк уже ждал нас в зале, и я тайком показала ему язык. Братец ответил тем же. Правда, так, чтобы папа не видел. Но как только глашатай известил о прибытии гостей, моего брата как подменили. Исчезла несерьезная веселость, а лицо приняло величественный и непроницаемый вид. Гордо выпрямленная спина, безупречные одежды синего и золотого цвета, взгляд прямой — право, я гордилась своим братом. И любовалась им.

А также старалась быть достойной таких родственников и потому тоже сидела так, что наставница кивнула одобрительно.

Послов была дюжина, и за маской непроницаемости я не смогла сдержать любопытства. Все же, фойры — редкие гости. В общем-то, они не слишком отличались от людей, разве что удивительными зелеными волосами, треугольными, почти безгубыми лицами, и глубокими синими глазами всех возможных оттенков морских глубин. Я не была в их городе, построенном на тысяче островков, с белыми мостами и мостиками, соединяющими клочки суши, но, разумеется, слышала о нем и видела на картинах. Когда же послы приблизились, я увидела и еще одно отличие: щелевидные отверстия за ушами — жабры. Фойры были амфибиями. Их взгляды одобрительно скользили по украшениям в духе их родины и надолго задерживались у моей картины. То, что было привычно для нас, на остальные расы производило неизгладимое впечатление.

Послы приблизились и склонились в поклоне перед нами. Вперед выступил главный — старик, волосы которого были похожи на бурую тину, а голые участки кожи за ушами перечеркивались сморщенными засохшими полосками. Верховный советник уже не мог дышать под водой, с возрастом жабры фойров высыхали. После всех необходимых приветствий и церемоний, обмена любезностями и цветистыми заверениями в дружбе, затянувшихся почти на час, мы, наконец, вздохнули свободнее. И первым делом верховный советник, представившийся совершенно непроизносимым именем, указал на картину.

— Я слышал об искусстве созидающих, но первый раз увидел столь наглядный пример, — даже в его обезличенном голосе проскользнул рокот морского шторма. — Кто нарисовал это?

— Моя дочь, принцесса Идегоррии Антарея Евантреида, — спокойно ответил отец. Но я услышала удовольствие в его голосе. Гости уже сгрудились напротив холста и даже покачивались в такт бьющимся на полотне волнам. Впрочем, это нельзя было назвать полотном в общеизвестном смысле. Море на картине выплескивалось через край, разливалось в пространстве, шумело прибоем и шуршало о гальку пляжа. Там кричали белые чайки, порой вырываясь в тронный зал и задевая завороженных фойров крылом. Там пахло солью и йодом так, что послы жадно принюхивались и блаженно жмурили свои необычные глаза.

И, кажется, с трудом удерживались от того, чтобы не шагнуть в мою картину.

Мы с Люком быстро переглянулись и улыбнулись. А я подумала, что это они еще не слышали то, что сочиняет мой брат…

— Потрясающе, — прошептал верховный посол. — Ваше искусство поистине бесценно. И великолепно, — он склонился передо мной в поклоне. — Примите мое глубочайшее восхищение, Ваше Высочество.

— Я рада, что моя картина доставила вам удовольствие, фьер Анххарамоитет, — размеренно и плавно произнесла я. Люк выдохнул рядом со мной. А я чуть улыбнулась и продолжила: — И, конечно, буду рада, если вы соблаговолите принять это полотно в качестве подарка.

Верховный советник склонил голову, и я увидела, как разлилась в блеклых глазах цвета мурены благодарность. Потому что вещица с каплей эликсира созидающих — почти бесценный дар.

— Почту за величайшую честь, принцесса, — ответил посол.

Вечером был торжественный прием в честь гостей, на который съехались придворные и родовитые представители нашего королевства. И только глубокой ночью я наконец-то смогла удалиться в свои комнаты, смыть ненавистную краску и снять неудобное платье, в котором уже успела свариться. Я прошлась по комнате, с удовольствием подставляя обнаженное тело прохладному ветерку, что долетал в открытые окна. И подумала, что с радостью сейчас окунулась бы в прозрачные воды Озера Жизни…

И сразу вернулись воспоминания.

Я обхватила себя руками от внезапного приступа озноба. Он накатывал всегда, стоило мне подумать об арманце, о желтых глазах, что смотрели на меня сквозь толщу воды. Тряхнула головой, избавляясь от пугающих мыслей. Даже отцу я не рассказала, как именно произошла моя встреча с ним. Вряд ли я могла поведать королю о том, как мужчина прижимал меня к своему обнаженному телу, как проводил языком по моей щеке, пробуя на вкус… Как его ладонь скользнула по моим бедрам, лаская.

Я снова потрясла головой. Сегодня был слишком тяжелый день, и мне просто нужно отдохнуть. Так что, быстро искупавшись, я отправилась в постель.





* * *