Заклятая невеста

– Отпустите его, – процедила я, – или вам доставляет удовольствие издеваться над более слабыми?!

Мы стояли друг против друга, и мне почему-то отчетливо вспомнились слова брата: «Лави, никогда не пытайтесь обыграть мужчину». Вообще-то это была шутка, и касалась она исключительно их с Луизой отношений, но почему-то сейчас она вспыхнула в сознании ослепительно-ярко. С той же силой, с которой внутри растекалось тепло магии жизни, не позволяющее холоду смерти пробраться внутрь.

Не знаю, о чем думал Золтер, но его взгляд, цепляющий мой, неожиданно метнулся мне за спину. Одно движение пальцев – и бъйрэнгал плюхнулся на брюхо, издав обиженное «ш-р-р-ряу!». Что касается Золтера, он рывком развернул меня к открытой двери.

– Что это?

Бабочка, которая порхала за нами по коридорам, решила, что здесь лучше, и влетела следом. Разумеется, ничего умнее, чем сесть на мою ладонь, она не придумала.

– Бабочка, – ответила я, надеясь, что ее не постигнет та же участь, что бъйрэнгала, а то и похуже. – Неужели не видно?

Но Золтер смотрел на бабочку примерно так, как я на Аурихэйм в первые дни своего пребывания здесь.

– Где ты ее нашла?

– Спросите лучше, где она меня нашла. – Поскольку улетать бабочка не собиралась, я подошла к двери и закрыла ее. – В коридорах вашего кошмарного замка.

– Что ты сделала, Лавиния? – Его взгляд стал цепким и пристальным.

Я пожала плечами:

– Ничего. Просто искала дорогу назад. Мы заблудились.

– Ты создала поисковое заклинание? Сама?

– Нет, мне виеррахи помогли, – огрызнулась я и тряхнула ладонью. Бабочка взлетела и вернулась. Правда, теперь мне на голову. – Если мы закончили с воспитательными моментами, я хочу поговорить о том, что…

Он смотрел на меня как-то странно. Нет, я согласна, что в Аурихэйме все странно, но такой взгляд я видела впервые: меня изучали так пристально, словно не имели ни малейшей возможности сделать этого раньше. Тогда как смертные не представляют для элленари ни малейшего интереса (Золтер и прочие меня в этом отчаянно уверяли), и вообще пыль под ногами.

Но это сейчас дело десятое.

– Против вас готовится заговор.

– Я знаю, – отмахнулся Золтер, по-прежнему сосредоточенно глядя на меня.

– Знаете?! И ничего не хотите по этому поводу предпринять?

Он нахмурился, словно очнулся.

– Что ты слышала?

– Слышала, что… – Я осеклась, потому что речь шла о Льере, а упоминать его имя мне не хотелось, и вовсе не потому, что Золтер это запретил. – Что они собираются добраться до вас раньше, чем вы разрушите оба мира ради своего могущества.

Он усмехнулся.

– Ничего не хотите сказать?

– Тебе?

Это прозвучало так унизительно, что я очень сильно пожалела о своих словах. Странно, раньше отношение Золтера меня не задевало, а сейчас у меня просто сдавило грудь, как если бы это пренебрежительное «тебе» имело ко мне хоть какое-то отношение. Как я уже сказала, все люди для элленари – просто пыль. Надо было молчать, и пусть бы он действительно со всем разбирался сам.

– Если не возражаете, я хочу остаться одна, – сказала я, стараясь удержать совершенно непонятную мне болезненную обиду.

– Мы не закончили разговор о твоей прогулке, Лавиния.

– А по-моему, закончили.

– Не дерзи мне, девочка. – У него чуть шевельнулись ноздри.

– Вы мне постоянно дерзите, отчего бы и мне не дерзить вам.

Я взяла котенка на руки, собираясь отойти, но меня перехватили за локоть.

– Я тебя не отпускал.

Я посмотрела ему в глаза.

– Собираетесь придумать мне очередное наказание? Или уже придумали? Так не тяните. Мне раздеться? Надеть прозрачное платье? Собраться на охоту? Пойти с вами посмотреть на наказание Ирэи? Что?

Мой голос звучал спокойно, но горечь вряд ли можно скрыть, особенно от высшего элленари.

– Или будете в очередной раз мучить Амалию? Не стоит. Поверьте, девочка и так на грани срыва, так что боюсь, что после очередных пыток она может стать для вас бесполезной.

Демоны меня дернули упомянуть об Амалии, но, начав говорить, остановиться я уже не могла.


– В нашем мире женщин считают слабыми, но достойные мужчины компенсируют это упущение силой. Вы обладаете могуществом, сравниться с которым мало кто может, и на что вы его используете? Брать все, что пожелаете? Делать то, что считаете нужным? Простите, но магия для этого не нужна. Вы могли бы сделать все иначе, могли бы сразу мне все рассказать. Но зачем? Для вас я всего лишь кукла, которой можно надеть ошейник, которую можно пометить узором и, не спрашивая ее желания, притащить к Арке. Может быть, в нашем мире тоже достаточно зла и тьмы, но света в нем несоизмеримо больше. Мы умеем любить так же ярко, как ненавидеть, и, может быть, не всегда можем отличить первое от второго, но мы чувствуем. Мы живем. Этими чувствами, всеми гранями наших эмоций, а вы – несмотря на всю свою силу, при своем хваленом бессмертии, вы все здесь… просто мертвы.

Я выпалила это на одном дыхании, смутно представляя себе, что будет дальше.

Дальше пальцы на моем локте разжались, но облегчения я не испытала. Может быть, в этом мире вообще ничто не способно принести облегчения.

Сделала несколько шагов и остановилась, потому что в отличие от котенка, поглядывающего на решившую полетать бабочку, я не знала, что мне делать. Теперь Золтер посадит меня под замок, запрет в клетке Каори (так в нашем мире называлась магическая клетка, не позволяющая выйти из дома или из комнаты, а в особо жестоких случаях запирающая человека на крохотном участке помещения) или в ее элленарийском аналоге, но, как бы то ни было, в библиотеку мне уже не попасть.

Прежде чем эта мысль успела окончательно оформиться и придавить меня своей тяжестью, из-за спины донеслось:

– Аурихэйм умирает.

Умирает. Если вспомнить, что я видела и чувствовала в лесу – в лесу, которому обещала помочь, – нет ничего удивительного, что все это просто вылетело у меня из головы, но если бы я на минуту остановилась и задумалась, сложила два и два…

Обернулась, чтобы встретить взгляд Золтера, в котором сейчас не было тьмы. Скажем так, в нем не было ничего из того, что я помнила по нашему предыдущему общению.

– Ты права, Лавиния. Мы мертвы – или очень скоро будем мертвы. Подобно тому, как ваши маги сейчас заряжают своей силой артефакты, элленари впитывают магию Аурихэйма. Пять тысяч лет назад был нарушен баланс, из-за чего смерти стало больше, чем жизни, и это породило Пустоту. Она пожирает наш мир, как ржавчина пожирает металл.

Я отпустила котенка и обхватила себя руками, потому что очень хорошо помнила эту Пустоту. Абсолютное ничто. Холод, боль, забвение – но это мои чувства, когда я ее увидела, а что чувствует тот, кто попал под ее действие?

– Зачем вам нужен был мой ребенок?

– Он мог все изменить.

– Я не понимаю.

– Он мог стать артефактом, соединяющим два мира. Позаимствовав силу жизни из мира смертных, мы могли воскресить Аурихэйм.

Вот теперь меня пробрало основательно.

– Что значит – стать артефактом?

– То и значит, Лавиния. По достижении шести лет, когда твой сын набрал бы полную силу элленари, соединившего жизнь и смерть, он бы раскрыл разделяющие наши миры границы. Арка и точное соблюдение условий ритуала требовались для того, чтобы ребенок родился сильным и смог удержать потоки магии, текущие сквозь его тело.

– Но я – смертная, – напомнила я.

– Магия в мире смертных сильнее всего цеплялась именно за женщин. – Золтер усмехнулся. – Ты и твоя сестра – прямое тому доказательство. Ты замечала, что у ваших мужчин чаще всего нет определенного вида магии? Твой брат использует знания армалов, но в нем нет истинной силы. Его кровь – его сила. Кровь, в которой течет магия, разбавь ее – и ничего не останется, ваша сила – твоя и Терезы – истинная. Армалы и мааджари – элленари, пришедшие в ваш мир, чтобы жить среди смертных, но увы. Магия рождена в Аурихэйме, и по ту сторону границы она слабела с каждым тысячелетием. Поэтому мы оставили людей с их историей и ушли.

У меня сейчас голова лопнет. Нет, правда. Если бы на моем месте была Тереза, которая разбиралась в магии, как я в растениях… но нет, Терезы на моем месте быть не могло. Несомненно, к счастью.

– Я не совсем поняла про ребенка и артефакт.

– Тебе и не надо ничего понимать, Лавиния. Ребенка не будет, – коротко отозвался он.

Коротко и как-то резко, как если бы пожалел, что затеял этот разговор.

Не сказать, что я сильно обрадовалась такой новости. То есть да, в общем-то обрадовалась, потому что определенного рода надежду это внушало, но радость перед фактом того, что гибнет целый мир, меркла мгновенно.

– Я могла бы помочь иначе. У меня магия жизни, и там, в лесу…

– Ты, – он посмотрел на меня сверху вниз, – могла бы помочь иначе? Ты, Лавиния, – там, где не справились поколения элленари?

Сколько себя помню, меня никто не принимал всерьез. Даже Тереза и Винсент, хотя они и учили меня магии, но их магия – это было глубоко, а моя – так, поверхностное баловство. Для них я просто обожаемая младшая сестренка, Лави, тепличный цветочек, который надо оберегать и с которого надо сдувать пылинки. А ведь магия жизни способна творить чудеса.

Буквально.

– У любой задачи есть по меньшей мере два решения, – сказала я.

– У этой нет.

– Моя гувернантка тоже так считала, – хмыкнула я и сложила руки на груди. – Когда я решила заданную мне задачу другим способом, она полчаса пыталась найти ошибку, а потом наказала меня за лишнее для леди своеволие. Но это моя гувернантка, а вы – правитель, который ищет возможность спасти свой мир. Вам не кажется, что стоит позволить мне…

– Нет.

За спиной раздался грохот: котенок все-таки попытался добраться до бабочки, но что-то не рассчитал и свалился.

– Золтер, послушайте, – выдохнула я, поморщившись от резанувшего слух имени. – Вы ведь действительно правитель. Вашему миру нужна помощь. Это… – Я указала на бабочку. – Это что-то да значит, верно? И то, что я смогла создать портал…

– Довольно. – Голос он не повысил, но от прозвучавших в нем интонаций – подавляюще-властных – желание говорить дальше пропало. – Мои решения под сомнение не ставят, Лавиния. Надеюсь, ты это запомнишь, когда в следующий раз соберешься выйти из комнаты. И да, на наказании Ирэи тебе придется присутствовать. Сегодня вечером.

Он вышел, а я с трудом подавила желание запустить в закрывшуюся дверь чем-нибудь потяжелее.

У-урод! Какой же он все-таки урод!