Запах смерти

Я раздраженно поморщился.

— То есть можно сказать, что на больнице лежит проклятие? — спросил репортер.

— Ну я не стал бы утверждать этого. Но то, что ей не везет, это точно. Что можно считать иронией, поскольку святой Иуда является покровителем пропащих, апостолом, который…

Я выключил радио. Понятно, что репортеры пытались выяснить о больнице все — с учетом того, что полиция не раскрыла почти никаких деталей касательно смертей в Сент-Джуд. Однако такие сенсации не пошли бы на пользу расследованию. Тем не менее это напомнило мне кое о чем. Я открыл «бардачок» и достал листовку, которую всучила мне накануне активистка. Под старой фотографией больницы значились подробности того, где и когда состоится собрание. Я посмотрел на часы. Я как раз успевал.

Все равно мне нечего было делать.

Когда я доехал до больницы, дождь почти закончился, зато машин на улице стало меньше. Никакой толпы журналистов, осаждавших ворота больницы накануне, не наблюдалось. Вход охранялся одним констеблем в ярко-желтом, блестящем от воды плаще. Журналистов было лишь несколько человек — наверное, самых стойких. Большинство было одето по погоде, другие прятались под зонтами, и только одна женщина одиноко мокла под деревом.

Я проехал мимо больницы, не задерживаясь. Собрание должно было состояться в расположенной неподалеку церкви. До начала его оставалось еще минут двадцать, и я решил, что найду место без особого труда. Однако, свернув на очередную улицу с полуразрушенными домами и заколоченными витринами лавок, я пожалел о том, что у меня нет навигатора. Я свернул, как мне показалось, на нужном перекрестке, но попал на улицу, огибавшую территорию больницы с противоположной от входа стороны. На пустынном тротуаре виднелась одинокая фигура. Держа в каждой руке по паре больших бумажных пакетов из супермаркета, женщина плелась куда-то под дождем. Она была в пальто без капюшона и передвигалась, прихрамывая на левую ногу. Что-то в ее внешности показалось мне знакомым, но только проехав мимо, сообразил, что это та самая женщина, которую я накануне встретил у разрушенной церкви. Припомнив ее прощальное «идите к черту», я хотел двинуться, но судьба распорядилась иначе. Глянув в зеркальце заднего обзора, я увидел, как проезжавший автобус окатил ее грязной водой из лужи.

Я не мог оставить ее в таком положении. Я затормозил и сдал назад, едва не столкнувшись при этом с автобусом, который возмущенно замигал мне фарами. Наверное, его водитель просто не заметил, что натворил.

Женщина стояла на месте, что-то выкрикивая вслед уходящему автобусу. Потом, перехватив поудобнее свои пакеты, упрямо заковыляла дальше. Когда она поравнялись с моей машиной, я опустил стекло.

— Вас подбросить?

Седые волосы прилипли к ее лицу, и вода капала с бровей и кончика носа.

— Вы кто?

— Мы с вами встречались вчера в роще.

Женщина промолчала, угрюмо глядя на меня. Я сделал еще одну попытку:

— У развалин церкви, за боль…

— Помню, не дура.

Она стояла не шевелясь. Дождь залетал в открытое окно, так что я тоже начал мокнуть.

— Где вы живете?

— А вам-то что?

— Если поблизости, я мог бы вас подвезти. — Я надеялся, что это действительно недалеко: до начала собрания оставалось несколько минут.

— Обойдусь без благотворительности!

Порыв ветра задул в салон машины еще порцию дождя. Я вытер воду с лица.

— Послушайте, уже вечер. Хотите, отвезу вас домой?

— Ладно.

Я перегнулся через спинку сиденья и открыл женщине дверцу. Она бухнула мокрые пакеты на задний диван и, кряхтя, забралась на него сама.

— Так куда ехать? — спросил я.

Глаза в зеркальце продолжали смотреть на меня с подозрением.

— Кромвель-стрит. Следующий поворот налево.

Я покосился на часы; у меня еще оставался шанс успеть к началу собрания. В салоне пахло мокрой шерстью, ветхой тканью и давно не мытым телом.

— Меня зовут Дэвид, — произнес я, сворачивая в указанном месте.

— Рада за вас. Следующий направо. Да не тот, этот, ослепли, что ли?

Поворот остался позади.

— Ничего, я развернусь.

Она усмехнулась:

— Можно и на следующем. Они оба ведут в одно место.

Я сделал еще попытку завязать разговор:

— Не самая удачная погода для прогулки.

— Жрать захочется — и не в такую выйдешь.


— Неужели у вас ближе магазинов нет?

— Думаете, я поперлась бы в такую даль, если бы были?

На этом наша беседа иссякла. Некоторое время мы ехали молча.

— Лола, — вдруг выпалила она.

— Извините?

— Меня так зовут. Лола.

Враждебность из ее голоса исчезла, оставив лишь усталость. Я посмотрел на нее в зеркальце заднего обзора: она глядела в окно, и лицо ее не выражало ничего.

Имя Лола ей не подходило.

Улица находилась в нескольких сотнях ярдов от рощи, где я увидел ее в первый раз. По обе стороны от проезжей части тянулись цепочки одинаковых блочных домов. Большая часть их выглядела нежилыми; во всяком случае, свет горел в нескольких окнах. Многие дома уже превратились в руины.

— Здесь.

Я остановил автомобиль перед домом, на который она указала. Этот дом не перекрашивали давно, только сияющая лаком входная дверь производила впечатление новой.

Надо же было такому случиться, но дождь закончился, стоило мне выйти из машины. Лола открыла дверцу со своей стороны и выбиралась на тротуар.

— Давайте помогу, — произнес я, протягивая руку к ее пакетам.

— Сама возьму! — отрезала она.

Я отступил на шаг, чтобы не мешать ей. С усилием перехватив пакеты одной рукой, другой Лола на ходу рылась в сумочке в поисках ключей. Однако вместо того, чтобы отпереть дверь, она остановилась, глядя на меня.

— Если ждете, что я вам заплачу, не теряйте времени.

— Не беспокойтесь, — улыбнулся я. — Я просто хочу удостовериться, что вы справляетесь.

— Как-нибудь справлюсь.

Похоже, я исчерпал лимит общения.

— Что ж, хорошо. Удачи.

Лола не ответила. Я вернулся к машине и чертыхнулся, посмотрев на часы. Мгновение я колебался, не спросить ли у Лолы дорогу к церкви, но решил, что не надо нарываться на новую резкость. Сам найду.

За спиной послышался щелчок отпирающегося замка, за которым вдруг последовал вскрик и звон бьющегося стекла. Я оглянулся и увидел, что один из ее пакетов лопнул и все находившиеся в нем бутылки, банки и свертки рассыпались по земле. В результате упаковки ветчины, сосисок и битые яйца лежали в центре расползавшейся по мокрому асфальту белой молочной лужи.

Я подставил ногу, останавливая готовую провалиться в сточную решетку банку консервированной фасоли, потом подобрал ее и несколько других банок, откатившихся в мою сторону. Лола застыла в дверях и смотрела на катастрофу, словно не веря своим глазам. Я подошел к ней с подобранными продуктами.

— Могу я занести это в дом? — спросил я.

— Я сказала: в помощи не нуждаюсь.

Она сунула пакеты куда-то за дверь, потом повернулась и начала брать у меня из рук банки. Дверь за ее спиной оставалась открыта, и откуда-то из глубины дома послышался стон. Я заметил, как недовольно сжала губы Лола, но отозвалась, лишь когда стон повторился, на сей раз громче.

— Слышу, слышу. Дай мне войти.

Стонал явно человек, не животное. Я попробовал заглянуть в дом. Там царила темнота, но я разглядел упаковку, вывалившуюся из одного пакета. Памперсы для взрослых.

— Все в порядке? — спросил я.

Лола посмотрела на меня так, словно я сморозил глупость.

— Вам-то какое дело?

Я вздохнул, простившись с мыслью успеть на собрание.

— Послушайте, почему бы мне не убрать все это, пока вы разберете покупки?

Я даже не понял, разозлилась Лола или просто удивилась. Она смотрела на меня, как на невиданную диковину. Потом выхватила у меня из рук последнюю консервную банку.

— Оставьте нас в покое!

Дверь захлопнулась у меня перед носом.