Зажечь небеса

«К тому же мне нужно побыть одной».

Руби поцеловала меня в щеку.

– Не задерживайся слишком долго. Выглядишь измотанной.

Сенатор скованно обняла меня одной рукой.

– Спокойной ночи, Отем.

Мне нужно было сделать всего один звонок Эдмону де Гишу, моему начальнику, владельцу кафе-пекарни, в которой я работала уже четыре года. Было уже поздно, пекарня уже закрылась, и мой звонок переключился на голосовую почту. Я прослушала одну из любимых арий Эдмона, потом раздался гудок. Я оставила сообщение, предупредив шефа, что задержусь на несколько дней.

Мне хотелось вернуться в палату Коннора, свернуться у него под боком на кровати и сказать ему, что всё будет хорошо, что нет ничего страшного в том, чтобы немного расклеиться. Я хотела сказать, что он всё сделал правильно, что в случившемся нет его вины – все те слова, которые полагалось произнести его родителям. Но пойти туда и говорить всё это было бы неправильно.

«Я сделал кое-что плохое».

– И я тоже, – пробормотала я.

Нужно признаться, рассказать Коннору о том, что произошло между мной и Уэстоном.

Между нами тремя больше не должно быть никаких секретов. Вот только я не могла заставить себя вернуться в палату Коннора. Вместо этого я села в кресло в комнате ожидания и уснула.

Мне показалось, прошло всего пара минут, и вот уже меня осторожно трясут за плечо. Я открыла глаза, заморгала: в окна лился утренний солнечный свет. Надо мной стояла Руби.

– Привет, – сказала она, присаживаясь на корточки рядом с моим креслом. – Уэс здесь.





Глава третья

Отем




Социальным работником, приставленным к Уэстону, оказалась светловолосая молодая женщина с приятным голосом по имени Эллен. Она провела Дрейков, Руби и меня в отделение интенсивной терапии; последним шел Коннор – вид у него был, как у человека, которого сейчас казнят на электрическом стуле.

– В данный момент Уэса размещают в палате интенсивной терапии, – говорила Эллен, указывая на зал ожидания, за которым находилась пара двойных дверей. – Доктора говорят, что он находится в стабильном состоянии, и все жизненные показатели в норме. Врачи надеются, что завтра его уже можно будет вывести из комы.

– Большое вам спасибо, – сказала миссис Дрейк. Она посмотрела на сына – Коннор сел в стороне от всех, ссутулился и низко опустил голову. Его левая рука покоилась на колене, правой рукой он закрывал глаза. Вся его поза так и кричала: оставьте меня в покое. Каждая линия его тела ясно говорила, что Коннор сейчас предпочел бы оказаться подальше отсюда.

Удушающее чувство вины нависло над нами, медленно высасывая из окружающего пространства кислород, удушая Коннора, меня, миссис Дрейк – сегодня муж оставил ее разбираться с кризисом в одиночку. Только Руби, единственный человек с чистой совестью из всей компании, могла свободно дышать.

– Опять ожидание. Да сколько же можно. Ничего не отвечают, только и слышишь что «пожалуйста, подождите». Как же надоело ждать!

В зал ожидания влетела мать Уэстона.

Миранда Тёрнер была одета в обтягивающие джинсы и фиолетовый с белым (цвета Амхерста) свитшот. Ни макияжа, ни украшений, волосы собраны в неряшливый хвостик. Пол Уинфилд, с которым она встречалась уже без малого год, обнимал ее за плечи.

– Здравствуй, Миранда, – сказала миссис Дрейк, поднимаясь на ноги.

Мать Уэстона ударилась в слезы.

– О, Виктория! – рыдала она, крепко обнимая сенатора. – Что они сделали с моим мальчиком?

– Знаю, это тяжело. Постарайся успокоиться, – проговорила миссис Дрейк. Она отстранилась и теперь удерживала Миранду за плечи. – Нам нужно быть сильными ради Уэса.

Миранда заметила Коннора, и ее лицо вновь исказилось.

– О, дорогой. – Она обняла его, стараясь не задеть раненую руку, потом сжала лицо Коннора ладонями. – Только посмотри на себя. Что сделали с моими мальчиками? Твоя улыбка исчезла, мой Уэс весь изрешечен пулями, и мне ничего не говорят.

На скулах Коннора заходили желваки, он высвободился из объятий Миранды, но та была слишком поглощена своим горем и не заметила его реакции. Она принялась расхаживать туда-сюда по маленькому помещению.

– Мы все стараемся сохранять спокойствие, помнишь? – обратился к ней Пол. Он протянул руку Коннору. – Рад, что ты вернулся, солдат. И благодарю за службу.

Коннор сел немного ровнее, на его лице промелькнуло нечто вроде гордости.

– Спасибо, – хрипло сказал он, пожимая Полу руку. Он заговорил впервые с тех пор, как покинул свою палату, и я прониклась горячей благодарностью к Полу.

Я подошла к Миранде.

– Здравствуйте, миссис Тёрнер. – Мне так жаль.


– О, милая, мне тоже жаль, – воскликнула она, заключая меня в объятия. – Привет, Руби, – поприветствовала она мою подругу поверх моего плеча. – Что за бардак. Мой бедный малыш. В Германии он уже перенес три операции. Три. А потом они взяли и ввели его в кому?

– Ради его же безопасности, Миранда, – напомнил Пол. – Чтобы он оставался стабилен.

– Ну, и где же он? Что вообще происходит?

– Его размещают в отделении интенсивной терапии, – сказала миссис Дрейк. – Скоро мы сможем его увидеть.

– Они только это и твердят и больше ничего. – Миранда повернулась к Коннору и слезливым голосом запричитала: – Что там произошло?

Миссис Дрейк вклинилась между сыном и Мирандой.

– Думаю, будет лучше, если сейчас мы все поддержим Уэса, – сказала она. – Коннору известно не больше твоего.

– Он был вместе с Уэсом на поле боя, – возразила Миранда. – Они вместе проходили лечение в Германии. Что произошло, дорогой?

В ее голосе не было и намека на обвинение, но от каждого ее слова Коннор вздрагивал. Его перекошенное от ужаса лицо еще сильнее исказилось от боли, взгляд стал отсутствующим.

– Разорвалась граната, – пробормотал он. – Я не успел добраться до маленького мальчика, не смог его спасти. Уэс побежал за мной и заслонил меня. Это моя вина…

– Довольно, – резко сказала миссис Дрейк. Она метнула гневный взгляд на Миранду, но губы у нее дрожали.

У Миранды округлились глаза, она сделала шаг назад.

– Хорошо, хорошо, ты права. Сейчас не время. Мне просто страшно, понимаешь? Я так напугана…

Она ударилась в слезы. Пол обнял ее и усадил на стул.

– Я понимаю, ты напугана, – ответила миссис Дрейк со вздохом, потом села и закинула ногу на ногу. – Мы скоро его увидим, и доктора ответят на все твои вопросы.

– Они уже много дней кормят меня подобными обещаниями, – пробормотала Миранда.

Тут в комнату вернулась Эллен.

– Осталось недолго, – объявила она.

– Насколько недолго? – поинтересовался Пол.

– Около часа. – Она оглядела собравшихся, и взгляд ее задержался на Конноре. – Кому-нибудь чего-нибудь принести? Воды или кофе?

Миссис Дрейк привстала.

– Коннор, дорогой?

Но молодой человек опять ссутулился, сидел, опершись локтями о колени и закрыв лицо руками.

Миссис Дрейк снова села.

– Нет, спасибо, Эллен.

Я подумала, что в больницах время идет не так, как в реальном мире. Один час тянулся, как три, но вот наконец к нам вышел высокий – под два метра, не меньше – врач: лет тридцати, с добрым лицом и светло-каштановыми волосами. Он непринужденно улыбался, но взгляд у него был острый, цепкий и умный.

– Здравствуйте, я доктор Ковальчик, – представился он. – Ефрейтор Тёрнер размещен в палате интенсивной терапии. Можете звать меня доктор Кей. – Он посмотрел на Пола и Миранду. – Вы его родители?

– Я – Миранда, его мама, – ответила Миранда. – Пол мой бойфренд, хотя по-хорошему лучше бы отцом Уэса был он, а не гнусный трус, которого мальчик получил взамен.

Под воздействием дружелюбия доктора Кея ее слова прозвучали не так горько, как обычно, гнев слегка поубавился.

Я не представляла, как человек может излучать столько умиротворения и уверенности, однако Миранда моментально успокоилась, да и мне стало легче на душе. По крайней мере, Уэстона будет наблюдать хороший врач.

Доктор Кей присел на стул рядом с Мирандой и сложил руки на коленях.

– Я знаю, на вас обрушилось нешуточное потрясение, – сказал он, – не говоря уже о том, что вы долго пребывали в неведении. Но ефрейтор Тёрнер…

– Уэс, – перебила Миранда. – Можете называть его Уэсом.

– Хорошо, – не стал спорить доктор Кей. – Жизненные показатели Уэса внушают оптимизм, и если на протяжении ночи он останется в таком же стабильном состоянии и не преподнесет нам сюрпризов, завтра утром мы выведем его из искусственной комы. Как только он придет в сознание, мы сможем провести ряд тестов, дабы определить масштаб и серьезность его ранений. Договорились?

– Его спина, – проговорила Миранда. – Его ранили в спину. Сказали, одна из прошедших в Германии операций была на его позвоночнике…

Окончание ее боязливого вопроса повисло в воздухе, подобно черному облаку.

Доктор Кей сложил ладони «домиком».

– Это верно. Команда медиков Ландштульского центра удалила пулю, засевшую в третьем позвонке поясничного отдела позвоночника. Пуля сдавила спинной мозг, но не разорвала его. Однако из-за отека и трещины в позвонке можно с уверенностью сказать, что ранение серьезное. Но окончательный диагноз мы пока не знаем.