Земля мертвых

Барби пожала плечами и заглянула в стакан, на дне которого покоился трупик выжатого лимона. На каждом пальце у нее было по кольцу – не тех, что выставлены в витринах ювелирных бутиков Вандомской площади, а скорее байкерских.

– Если у тебя не дрожат руки, значит ты топаешь ногами или скрипишь зубами. У тебя вечно такой вид, будто ты вот-вот взорвешься. Ты наводишь страх на свидетелей и изматываешь родственников. Чего ты таким образом можешь добиться?

Они окончательно удалились от темы развода, Барби наверняка высказывала не только свое мнение, но и всей группы.

– Мы вроде говорили об опеке над моим сыном?

– Я как раз хочу заставить тебя понять: ты не имеешь никаких шансов выиграть у своей жены.

Он предпочел сдержаться и не психануть – хотя бы для того, чтобы опровергнуть составленный Барби портрет. Долгие десять минут он помешивал кофе, которого в блюдце плескалось гораздо больше, чем в чашке.

Потом оставил в покое ложечку и почти мечтательно произнес:

– И все же мне необходимо добиться опеки. Эмилия… опасна.

– Полагаю, ты не собираешься об этом распространяться?

– Нет.

– Что об этом думает твой адвокат?

– Что мой единственный шанс склонить судью на свою сторону – это арестовать мерзавца из «Сквонка».

– Ну вот, наконец-то хорошая новость.

Он поднял на нее глаза:

– Ты думаешь?

– Конечно. Мы скоро схватим этого ублюдка.

Она встала, порылась в карманах и бросила на стол пять евро.

– Мы еще поговорим. А сейчас я вместе с ребятами отправляюсь на обыск.

Она подхватила сумку и развернулась, чтобы уйти.

– Так ты напишешь мне характеристику или нет? – снова спросил Корсо.

– Конечно. – Она подмигнула ему. – И не премину отметить, что ты лучший стрелок из табельного оружия.





19


Еще не оправившись от только что полученного удара, Корсо сел в машину и тронулся с места, пока не понимая, куда он направляется. На набережные беззвучно опускался вечер, накрывая Париж обольстительной призрачной вуалью, отчего по коже города пробегали мурашки… электрические.

Он сделал попытку дозвониться до Эмилии, но она не ответила. Образ Тедди, взлохмаченного белокурого мальчика с темными глазами (как у матери), разбивал ему сердце, как камень, брошенный налетчиком в витрину. То, что он в течение месяца не увидит сына, притом что он не успел не только подготовиться к такому долгому карантину, но даже сказать ему на прощание хоть словечко, это уже было слишком – действительно слишком.

И ведь это только начало. Совершенно очевидно: он не получит опеки. Стефану придется довольствоваться брошенными ему крохами и постоянно трястись от страха, как бы Эмилия не впутала их сына в свои садомазохистские игры.

Корсо почувствовал, что к глазам подступили слезы. В такие моменты его старые демоны являлись вновь, как в былые веселые деньки. Для бывшего нарко́та годы абстиненции представляют собой стену, старательно возведенную на зыбкой почве. Стоит только поближе подойти к ней, как она рассыплется в пыль…

Он свернул на Королевский мост, чтобы попасть на Правый берег, и поехал в обратную сторону. Вдоль Лувра зажигались фонари, и он вдруг понял, куда направляется.

Несколько месяцев назад он обзавелся идеальной любовницей: юной, нежной, неболтливой. Невысокая брюнетка, в теле, не слишком хорошенькая, но наделенная пышными формами, умело скрываемыми под просторными платьями. Ничем не примечательное существо в очках и с заколками в волосах а-ля Кит Ричардс. Она старалась держаться как можно дальше от постели, но, если ее раздеть, проявляла чудеса чувственности. С ней он обретал то единственное, что его возбуждало, – ощущение, что совершает осквернение, надругательство.

Корсо познакомился с ней во время расследования по делу о ночной перестрелке, во время которой владелец ювелирной лавки получил пулю в голову. Молоденькая продавщица не присутствовала при этой сцене, однако Корсо взялся утешить ее. Потом он время от времени припадал к этому источнику, но прикидывался глухим, когда девушка заговаривала о совместном будущем. Если она настаивала, он ссылался на «срочную работу» и исчезал.

Мисс Берет – она часто носила розовый берет, который напоминал ему песню Принса «Raspberry Beret», – жила в Двенадцатом округе.

Подъезжая к Берси, Корсо подумал, что прежде следовало бы заехать к компьютерщикам из судебной полиции (это поблизости) или даже рвануть по набережным в Иври-сюр-Сен и принять участие в обыске у Софи Серей. Но сил у него не было. Ему хотелось на время оказаться подальше от убийства Нины, от ее застывшего в чудовищном крике лица, от подлого мира Ахтара.

Мисс Берет открыла ему, одетая в спортивный костюм и мягкие домашние тапки. Очков на ней не было, а волосы она собрала в пучок, напоминающий рожок итальянского мороженого. В этот момент она не походила ни на девушку, скрывающую свои прелести, ни на гранату с выдернутой чекой, какой была в их первые ночи, – скорее на младшую сестричку, которую ему так хотелось бы иметь.

Обнаружив на пороге дрожащего в своей форменной куртке сыщика с потерянным взглядом, Мисс Берет только улыбнулась. Она сразу поняла, что он здесь не для того, чтобы заняться любовью или хотя бы поговорить. Он пришел ради ужина и фильма, который показывают по телику в пятницу вечером.






20


Корсо ехал по улицам своего прошлого: авеню Пабло Пикассо, улица Мориса Тореза, авеню Жолио Кюри… и видел повешенные на фонарях тела, обнаженные, изуродованные, расчлененные. Он вдавливал в пол педаль акселератора, но машина почти не продвигалась вперед. Только каким-то человеческим душераздирающим голосом завывала его сирена. Держа руль одной рукой, другой он пытался выключить сирену и нащупать кнопку, но никак не находил ее…

Корсо понял, что это, распиливая ему мозг, звонит телефон. Когда он открыл глаза, его рука уже лежала на аппарате.

– Я тебя разбудила?

Корсо узнал голос. Он взглянул на часы: около восьми утра. В доли секунды перед ним в ускоренном режиме пронеслись воспоминания о вечере отдыха: спагетти-карбонара в исполнении Мисс Берет, какой-то невнятный телефильм – стилизованная картинка его собственных будней, где никто ни разу не написал ни одного протокола, где виновные только и делали, что совершали «роковые ошибки», а каждое дело разрешалось за пятьдесят минут. Супер!

Потом он дотащился до кровати, чтобы нарваться на привычную муку: несколько часов липкого сна, наполненного кошмарами. Просыпаясь, он каждый раз задавал себе вопрос: могут ли подобные ночи принести ему настоящий отдых?

– Как дела, ragazzo?[33]

– Супер. Ты звонишь по поводу стриптизерши?

– Среди прочего.

Катрин Бомпар и он – это долгая история. И вечная. Первое, что она сделала, отловив парня в подвалах комплекса Пикассо, – взяла кредит, чтобы подарить ему новые зубы. Как у настоящего нарко́та, улыбка у Корсо уже была как у старика: серая эмаль, расшатанные корни, ломаные или вовсе отсутствующие резцы… Когда он окончил школу полиции, Бомпар официально сделала ему подарок в виде кредита на зубы, который, как предполагалось, он покроет.

Кавалер ордена Почетного легиона, кавалер национального ордена «За заслуги», Бомпар стала первой женщиной, возглавившей криминальную полицию, и, можно сказать, уже написала себе биографию. Она участвовала в телевизионных дебатах, рассуждала о новых методах уголовного расследования и не скрывала своих крайне правых настроений. Начальница Корсо была брюнеткой лет шестидесяти – невысокого роста, не слишком элегантной, но хорошо сложенной, властной, но благожелательной.

Все эти годы она наблюдала за Стефаном, хотя никогда не выделяла среди прочих. Ее поддержка больше напоминала подножку: он оказывался в самых сложных группах – по ее словам, для того, чтобы никогда не забывать, что должен ежедневно искупать грехи своей прежней жизни.

Их отношения были двойственными: с одной стороны – властное влияние, с другой – нежная привязанность. Она разговаривала с ним как с подчиненным, но всякий раз, когда они встречались, ее улыбка доказывала, что Бомпар относится к нему как к сыну и что ни разу не пожалела о том, что спасла его от тюрьмы.

Зато в личных делах она была начисто лишена проницательности, так что сразу стала буквально обожать Эмилию и всячески способствовала тому, чтобы Корсо женился на ней. Что не помешало начальнице переспать с ним. Не слишком блестящая идея. Катрин быстро вернулась к мужу и двоим детям. А Корсо снова занялся своими хулиганами и порочной женой.

Он кратко сообщил по телефону о вчерашних результатах: профиль Нины как фанатки садомазо, ее участие в играх гонзо, смутный силуэт любовника-художника, «Pinturas rojas» – очевидный источник вдохновения убийцы.

– Все?

– Ты что, шутишь? Всего за один день мы обнаружили важные детали, о которых в течение недели Борнек даже не догадывался.

– Мне это представляется довольно расплывчатым.

– Мне требуется подкрепление.

– Знаю, звонила твоя маленькая зомби. – (Так Катрин называла Барби.) – Подумаю, что можно сделать. Проблема в том, что на дворе июль. Наши солдаты отбывают в увольнение.

– Дело срочное.

– Это ты мне говоришь? Пока средства массовой информации оставили нас в покое, но стоит им заметить, что расследование топчется на месте, они примутся состязаться в красноречии. Мне нужны новости – конкретные – в понедельник утром.

Корсо не ответил – он рассматривал обстоятельства, в которых сейчас находился. Кукольный дом Мисс Берет, кровать, точнее, всего лишь раскладной диван, слишком тесное пространство комнаты, сдавленной между стенами, а за окном – аркады Виадука искусств[34]. Было слышно, как хлопочет в кухне хозяйка…

– Все-таки – зачем ты позвонила? – спросил Корсо, который прекрасно знал свою «крестную».

– Слыхал про перестрелку в Нантере?

– Да, смутно…

– В сводках упоминается твое имя.

Он подскочил на постели и схватился за сигареты:

– То есть как?

Бомпар резко сменила тон:

– Многие полицейские узнали там тебя.

– Не понимаю…

– Ах, ты не понимаешь? Думаешь, я поверю, что Ламбер справился один? Что он сам, как большой, догадался воспользоваться вентиляционной шахтой, чтобы проникнуть на парковку? Ты думаешь, я схаваю, что он в темноте подстрелил одного ублюдка с расстояния более пятидесяти метров, одновременно сражаясь с другим?

Корсо закурил. Едкость первой затяжки соответствовала ситуации.

– Сейчас я тебе расскажу, как было дело, – продолжала Бомпар. – В квартале Пабло Пикассо ты как у себя дома. Только тебе одному могла быть известна эта байда с вентиляцией. Кстати, у нас в тридцать шестом ты лучший стрелок. Так что уж неизвестно когда и как, но ты прознал, что у Ламбера там работа, и сразу ввязался в надежде пострелять, отомстить за себя этому хренову предместью или чему-то еще, что отравляет тебе жизнь. А уж мне ли не знать, что выбор у тебя богатый.

– Все было не так, – пробормотал он.

– Но в общих-то чертах?