Золотая середина ослика Иа

– Скорей всего в шкафу, там, где деньги.

– Не знаю, где у мамы сбережения.

– Вот те на! Неужели никогда руку в коробочку не запускала, на мороженое не тырила?

– Нет. Мама не разрешает мне самой ничего покупать.

– Экая ты правильная. Открой гардероб, где родители держат свои вещи, и поройся на полках. Если там не найдешь ключ, поройся в секретере в «стенке», в письменном столе. Да поживей! Представь, как Анжелика тебя отругает, когда узнает, что ты палец о палец не ударила, когда соседка о потопе сообщила. Перезвоню через десять минут.

– Мне запрещено в спальню заходить, – пояснила Полина, – комната взрослых только для взрослых.

– Иди! Объясню Лике, что я тебе велела. Знаешь, сколько денег придется выложить за материалы, работу мастеров? Тебя за глупость лишат всех подарков на месяц.

– Мне их один раз в году дарят, – вздохнула Полина.

– Если в доме пожар, горит кухня, а мама с папой в спальне и ничего не знают, ты к ним в комнату не пойдешь?

У Полины, которую воспитывали в системе жестких запретов, мозг закипел. Девочка попыталась решить непростое уравнение. Входить в спальню к старшим нельзя никогда. Но в доме пожар, родители сгорят.

– Ну… наверное, пойду, – промямлила она, – пусть потом сердятся, главное, я спасу их.

– А сейчас сбережешь семейные деньги, – заорала Зина, – надоело дуру упрашивать! Одиннадцать лет балде, замуж скоро выходить, а ведешь себя как младенец. А ну, пошла искать ключ!

Поскольку родители чаще всего беседовали с Полей в приказном тоне, у нее сработал автопилот. Поля кинулась на запретную территорию, распахнула шкаф и увидела на средней полке две жестяные коробки из-под индийского чая. В одной лежали лекарства, во второй деньги и ключ с брелоком: трехголовый пес черного цвета. Не успела Полина взять его в руки, как опять позвонила Зинаида.

Не стоит сейчас живописать, как Поля добиралась в неизвестный ей район. Хорошо, что у нее был единый проездной. Соседка оказалась права. В ванной в раковине отверстие слива закрывала пробка, а из крана, который плохо завернули, лилась тонкая струйка воды, стекая на пол…

Полина замолчала.

– Вас отругали? – с сочувствием спросила я.

– Когда мама вернулась домой из больницы, она пообещала мне: сейчас ремня получишь, какое право имела рыться в шкафу, да еще ехать не пойми куда!

Но папа увел ее в спальню, они там долго орали друг на друга, потом позвали меня. Отец объяснил, что родители Анжелики погибли. Сиротку воспитывала бабушка, которая жила в квартире, куда я ездила. Теперь однушка принадлежит маме, она ее сдает. Зинаида жадина и врунья, не следовало ей подчиняться. Наказывать меня не станут, потому что я хотели спасти семейный кошелек. Но если еще раз что-то подобное вытворю, меня сдадут в детдом. Глупая девочка – позор семьи. Маме с папой такая не нужна.

Полина замолчала. Димон посмотрел на меня, я сказала:

– Теперь вы эту квартиру сдаете.

– Да, – подтвердила собеседница, – сама живу в той, где когда-то обитала с родителями.

– Верно, – вновь подключился к беседе Коробков, – вы там прописаны. Однушку вам мать подарила.

Коробков на мгновение замолчал, а я поняла, что за мысль появилась в его голове. Если жилье оформлено в дар, значит, побег не спонтанный, он готовился заранее. И почему я раньше до этого не додумалась? Ясно же, что новые документы быстро не сделаешь, ребенка в непростой интернат за пару часов не определишь.

Я уставилась на Полину.

– Сколько времени вы жили в чужой квартире после того, как ушли из родного гнезда?

Правкина схватилась за стакан с водой.

– Один день и ночь. Потом мама отвезла меня в приют.

– Не помните, где располагалось временное пристанище? – не отставала я. – Название улицы? Станция метро? Как вы туда добирались? На такси? Автобусе? Троллейбусе? Подземке?

Полина сделала несколько судорожных глотков.

– Сначала пешком, потом на метро. Но я не помню станцию, на которой мы вышли. Очень долго ехали, сделали пять, шесть пересадок. Квартира была чистая, но похожа на гостиницу. Я была очень напугана, просто очень.

– Хорошо, – кивнула я. – Вы туда добрались. Дальше что?

Полина удивилась:

– Ничего. Там была еда, стаканы пластиковые, в них кипяток наливали и суп. Чай еще. Телевизора нет, радио тоже. Мать велела мне сидеть тихо. Ну я и сидела.

– Мама ушла? – предположила я.

– Нет, – ответила Полина, – она книгу какую-то читала, с собой ее привезла. День прошел, вечером в квартиру позвонили. Мать с кем-то поговорила. Утром она меня в интернат отдала.

– Как это происходило? – поинтересовалась я.

Полина заморгала.


– Ну… мы подошли к воротам, мать в домофон сказала: «Правкина приехала».

Я удивилась: кто это такая? Открылась калитка, вышла женщина, увела меня. Звали ее Ольга Николаевна, она потом стала моим воспитателем. От нее я узнала, что теперь живу под фамилией Правкина. Все. Чуть позднее Ольга объяснила, что нельзя даже упоминать про Заикину.

– Теперь вопрос об Анфисе, – перешел к другой теме Димон. – Как и где вы познакомились? И кому в голову пришла идея искать Анжелику? Вам или Кривкиной? С какого боку она в этой истории?

– Кто из вас инициатор обращения к нам? – уточнил Коробков.

– Анфиса, – ответила Полина.

Мобильный в моем кармане завибрировал. Я незаметно вытащила его и, держа под столом, прочитала сообщение. Это оказалось СМС из лаборатории, которое сначала прилетело к Коробкову, а потом переслалось мне.





Глава 24




Когда Полина ушла, мы с Димоном отправились в столовую. В общем зале, где за столиками сидят разные сотрудники, о работе мы не беседуем. Поэтому Коробков подсел к ребятам из техотдела и стал увлеченно обсуждать какую-то новую штуку для компьютера. А около меня устроилась Наташа из бухгалтерии и хищно спросила:

– Я тебе показывала фото новорожденного внука? Нет?

Придя в полный восторг, что нашла ту, кто еще не любовался младенцем, Наталья положила передо мной телефон…

Прошло немало времени, прежде чем мы с Димоном вернулись на свой этаж. В лифте у Коробкова звякнул мобильный. В кабинете Димон показал сообщение из лаборатории. Анализ ДНК. Кривкина и Правкина – кровные сестры. У них общий отец, Петр Заикин. Мать Анфисы – Марина Филипповна Тестова, ее образец ДНК хранился в общей базе с момента пропажи женщины. Тело Тестовой обнаружили много лет назад в доме, который готовили под снос. Личность ее установили по ДНК.

Коробков схватил мышку.

– Значит, Кривкина и Правкина родственницы. Вот почему они показались мне внешне похожими. Сейчас почти все девушки на одно лицо. Но! Что-то меня торкнуло: «Проверь, Дима, возьми ДНК у Полины». В документах Анфисы указаны ее родители – Сергей Петрович и Антонина Григорьевна Кривкины. Все честь по чести, свидетельство о рождении малышки, ее медкарта, и так далее. У Анфисы была жизнь обычного ребенка. До семи лет ее воспитывала мама, в детский сад девочка не ходила. Потом школа, факультет рекламы и пиара. Нигде нет и намека на то, что она приемная.

– Чем дочь занималась? – спросила я.

– Анфиса – блогер, она писала о здоровом образе жизни, правильном питании и так далее. У нее в соцсетях было много рекламы, количество подписчиков чуть больше трехсот тысяч. Не замужем. Молодой женщине принадлежала скромная двухкомнатная квартира в Марьино, новая иномарка. Машина дорогая, «Мини Купер» последней модели, куплена в кредит. В соцсетях Кривкина постоянно рассказывала, как она богата. Не прямым текстом, просто хвасталась разными приобретениями, подарками. Отчаянно привирала. Вот, например, сообщение о новой машине. Слушай.

Димон отпил из стакана и начал читать:

– «Один знакомый олигарх подарил мне на день рождения автомобильчик. Я привыкла к большим джипам, „малышом“ никогда не пользовалась. Но неприлично отказываться от презента, села за руль. На удивление удобно, и места для парковки надо меньше…»

Димон оторвался от текста.

– Вранье по нотам. Автомобиль взят в кредит, Кривкина внесла тридцать процентов стоимости, остальное аккуратно выплачивала.

– Зачем Анфисе лгать про состоятельного поклонника? – спросила я.

Димон рассмеялся.

– Тань, ты иногда бываешь очаровательно наивной. Ответ на твой вопрос прост, как автомат Калашникова: для возбуждения зависти у тех, кто читает охотничью историю.

Я молча смотрела на Коробкова.

– Только не говори, что не понимаешь, зачем люди вызывают у себе подобных это разрушительное чувство, – сказал Димон.

– Не понимаю, – призналась я. – У меня есть очень красивая дорогая сумка. Рина подарила мне на день рождения. Я ее обожаю.

– Сумку или Ирину Леонидовну? – уточнил Димон.

– И ту и другую, – улыбнулась я, – а вот у тебя такого ридикюля нет. Мне будет не очень комфортно, если ты начнешь вздыхать, глядя на подарок свекрови, и станет еще хуже, когда ты вскоре придешь на работу и поставишь на стол точь-в-точь такую же торбочку. Меня сгрызет ощущение вины. Ты из-за приступа зависти взял кредит, влез в долг…

– Если я припрусь в офис с бабской кошелкой, то морально мучиться никому не стоит, – с серьезным выражением лица заявил Димон, – нужно сразу вызывать психоперевозку, отправлять меня в здание с палатами, где стены обиты одеялами, и лечить меня от сумасшествия. Тань, большинство блогеров занимается продажей разного товара, явной или скрытой, неважно. А на каком основном камне зиждется реклама и почему она двигатель торговли?

Я подошла к шкафу и стала рыться на полках.

– Не задумывалась на эту тему.

– Все просто, как шоколадку съесть, – сказал Коробков, – это взращивание чувства зависти. «Немедленно купи мне эту машину, на ней ездят самые успешные». У человека появляется ощущение: я лузер, а я хочу стать как N, который на «Мерседесе» катается. «Выброси старую сумку, такие только убогие, немодные бабы носят». И кошелка, вполне нормальная, летит в помойку, потому что глупая девица хочет выглядеть как «богатая и счастливая». Зависть, Тань, самое разрушительное чувство, она людей на такие подвиги толкает. Нет бы человеку подумать: зачем мне новая обувь? Осенью купил ботинки, прекрасно в них еще и весну прохожу. Но из каждого журнала, из всех щелей интернета катят танки с плакатами: «Вышвырни то, что приобрел в прошлом сезоне, немедленно беги за модными вещами». Кому выгодно подталкивать окружающих бездумно тратить деньги? Производителям товара. Они стригут дураков, потому что умный потребитель не поддастся на уловку: купи новое, в старом ты лох. Человек, у которого в черепе есть мозг, а не протухшая каша, абсолютно не завистлив и поэтому всегда успешен. Он спокоен, не похож на суетливую блоху с дырявым кошельком. Он разумно тратит средства, покупает лишь то, что ему нужно, и когда оно на самом деле ему требуется, не берет кредитов, не падает в финансовую яму. Этот человек непременно достигнет успеха, потому что не собирается искать работу, как у соседа, или учиться в вузе, куда все хотят попасть. Человек думающий не изъявит желания получить модную профессию. Умница пойдет своим путем, не в толпе, и станет лакомым кадром на рынке труда, потому что хорошие специалисты нынче редки.

Димон побарабанил по столу пальцами.

– Сколько у нас развелось пиарщиков, рекламщиков, блогеров и прочей нечисти? Имя им легион. А раз есть армия, то и заработок у солдата убогий. Конечно, существует малочисленный генералитет, который сливочки слизывает и неплохо зарабатывает. Но серая масса, которая из зависти к чужим деньгам в пиар, рекламу и блоги ринулась, – она нищая. Потому что эта серая масса, глупая, друг у друга переписывает материалы. А умный человек со своими немодными профессиями учителя, врача, инженера и так далее, занимаясь любимым, подчеркну, любимым делом, добьется успеха и непременно будет хорошо зарабатывать. Вот только выучиться на классного хирурга, умного педагога, шеф-повара трудно, и учиться потом придется всю жизнь. Намного легче накнопать с ошибками в сети: «СИгодня нАда хАдить в розовом, тока старухам в сорок лет его нАсить стыТно». И что? А ничего. Ни славы, ни денег, ни радости, ни удовлетворения сей знаток моды не получит. Вот так!

Димон взял пакетик с сахаром и высыпал его содержимое в свою чашку с кофе.