Креолка. Тайна аристократки

Айша вспомнила о том дне, когда Голо наконец отступился от нее. В памяти девушки всплыл вечер в хижине матери, когда она не задала ни одного из важных вопросов, давно мучивших ее.
Айша знала о своем происхождении только то, что родилась в Форт-Рояле, в служебной комнате магазина. Хозяин магазина, услышав, что Лори в городе, вызвал ее. Он надеялся, что Лори предотвратит смерть незнакомки, рожающей ребенка в его помещении. Лори спасла ребенка, но не мать, и в тот же день принесла Айшу, закутанную в тряпки, на плантацию. Она пошла прямо к Принсу и попросила, чтобы он отвел ее к хозяину. Тот разрешил ей оставить ребенка.
— Делай, что хочешь, она может и дня не прожить. Унеси ее.
Таким образом, Айша, удочеренная Лори, стала рабыней, как и все дети матерей-рабынь. Удивительно, но девочка выжила, выросла и стала работать на плантации.
Девушка рядом с Айшой коснулась ее руки и усмехнулась.
— Посмотри, кто идет.
По дорожке, проложенной в сахарном Тростнике, быстро двигалась высокая черная фигура. Жозеф. Айша встала, и несколько засохших цветов выпали из ее рук. Жозефа послали за ней. Айша почувствовала его взгляд еще до того, как он приблизился к ней. Находясь почти рядом с девушкой, Жозеф заговорил с Голо. Тот что-то сердито ответил и направился к Айше.
— Мадемуазель Антуанетта хочет видеть тебя, — сообщил Голо. — Не так быстро, — сказал он, когда Айша рванулась с места. Голо показал туда, где сидела Мели, наполовину прикрытая сахарным тростником.
— Уведи отсюда эту бесполезную женщину.
Айша кивнула. Жозеф тут же подошел к ним, и вместе они поставили Мели на ноги. Лицо несчастной посерело, она прерывисто дышала и едва замечала Айшу. Ухватившись за мускулистую руку Жозефа, Мели тяжело оперлась на него. Поддерживая Мели под локоть, Айша помогала вести ее по разрыхленной земле. Странно выглядели эти трое, двигавшиеся по коричневой тропинке. Высокий, широкоплечий мужчина, крошечная согнувшаяся Мели и стройная молодая женщина в белом платье и головном уборе, отражавшими солнечный свет.
Айша радовалась, что ее вызвали в дом к мадемуазель Антуанетте. Однако что-то настораживало девушку. У Жозефа были еще какие-то новости. Она догадалась об этом, увидев, как плотно сжаты его губы, и по тем взглядам, которые он время от времени бросал на нее поверх головы Мели. В конце концов, внимательно посмотрев в пустые глаза Мели, Айша решила, что в таком состоянии та не услышит их.
— Жозеф, надолго ли я нужна мадемуазель?
— Не знаю. Хорошо, если нам удастся встретиться днем. — Он быстро посмотрел на Мели. — Но я иду работать к берегу. Сегодня ночью?
Айша покачала головой:
— Я нужна матери. Мы будем с Ниа.
— Тебя вызвали в дом, и хозяин хочет, чтобы ты была там завтра. Мишель придет за тобой утром, притворись, что ты не ждала его, но в то же время будь готова.
— Зачем они хотят видеть меня?
Жозеф пожал плечами и протянул руку к ее запястью, но тут же отдернул. Они приближались к хижинам, и вокруг были люди.
— Вот это место! — воскликнул он, и Айша, взглянув на Жозефа, увидела в его глазах отвращение.
Ее горло сжалось, и она ничего не сказала в ответ. В детстве они часами говорили о том, как ненавидят жизнь на плантации, и изобретали способы освободиться или бежать. Став взрослыми, они старались не вспоминать о безумной лихорадке, охватившей их в подростковом возрасте. Если одно бунтарское слово слетало с уст кого-то из них, другой инстинктивно замолкал, боясь дать волю гневу.
Они добрались до хижины, где отец Мели сидел на грязном полу в дверях. Увидев Мели, он с трудом поднялся на ноги. Еще более сгорбившийся, чем его дочь, он был слишком стар и слаб даже для легкой работы. Он проводил свои дни, ожидая смерти и глядя на лужайку пустыми, ничего не выражавшими глазами, кивая в ответ прохожим, приветствовавшим его.
— Мели больна, отец. Позвольте мне проводить ее в хижину.
Высунув язык и сморщившись, старик пропустил их в хижину и указал на угол, где поверх грубых бревен лежало несколько мешков. Когда Жозеф опустил Мели на спину, она застонала и закрыла лицо руками. Отец присел рядом с ней на корточки и положил руку ей под голову.
 
— Мели не стали держать в госпитале, — пояснила Айша. — Дай ей воды, возможно, позже она поест. — Девушка не знала, слышал ли ее старик.
Жозеф взял Айшу за руку и подтолкнул к узкой тени сбоку хижины, отбрасываемой прохудившейся тростниковой крышей.
— Я буду работать в саду, потом на побережье. Тебя приказали привести быстро. — Он положил руки на грудь Айши, и его губы коснулись ее лба. — Спроси свою мать сегодня вечером.
— О чем?
— Ты знаешь. — Жозеф сжал ее сильнее. — Что-то случилось, думаю, пора уходить.
— Уходить куда? — Айша задрожала, как и он.
— Может быть, к твоему отцу. Спроси, кто он, или ты хочешь, чтобы мы оставались здесь до самой смерти?
— Нет. — Айша скрестила руки на груди, но этот жест не успокоил ни ее, ни его. — Зачем мне искать моего отца?
— Возможно, у него найдется место для тебя. Если так, то ты отправишься к нему без меня, если же нет, тогда мы найдем лодку и уплывем вместе.
— Да. — Она прижалась к его губам, и они прислонились к хрупким стенам хижины. Жозеф прижал ее к себе. Поцелуй был таким долгим, что они чуть не задохнулись. Недалеко от них во дворе, где работали рабы, раздался удар хлыста. Жозеф провел руками по плечам и груди Айши.
— Когда я снова увижу тебя?
— Как только они отошлют меня домой завтра, я пойду к маслобойне и подожду тебя там.
В хижине послышался шорох. Жозеф быстро повернулся, раздвинул волокна сахарного тростника, которыми был завешан вход, заглянул внутрь и поморщился. Айшу охватил озноб при мысли, что кто-то подслушал их короткий разговор. Жозеф, вздрогнув, отступил назад, и они обменялись долгим взглядом, перед тем как разбежаться в разные стороны.
Задыхаясь и обливаясь потом, Айша добежала до начала сада и замедлила шаг. Люди, бросая на нее быстрые взгляды, продолжали работать. Растения здесь поливали водой из потока, вращавшего мельничное колесо. Зеленые бобы, маис, редиска, капуста, помидоры, маниока, картофель и сладкий ямс — все росло этим сезоном на длинных грядках. За ними ухаживали рабочие, следившие за садом и фруктовыми деревьями. Айша тоже трудилась здесь до четырнадцати лет. По достижении этого возраста всех, способных работать, отсылали на поля, сахарный завод или же отправляли слугами в дом. Айша боялась стать служанкой хозяина: она переносила тяжелый труд, но не смогла бы пресмыкаться. Девушка видела, как многие ее подруги обучились вкрадчивым манерам домашних рабов, и жалела их. Теперь Айшу также позвали в дом, и у нее возникло ощущение, что ей угрожает опасность.
Отсюда все становилось необычайно четким. Зеленые и золотые ковры садовых растений, над которыми, склонившись, медленно двигались черные фигуры, приземистое строение сахарной фабрики с дымком, курившимся над его крышей, серо-зеленый тростник на сахарных плантациях, дом хозяина, пальмы, полукругом стоявшие у подножия низкого холма и словно сливавшиеся с голубоватой горой Пеле. Айша повернулась и пошла прочь.
Дом мадемуазель Антуанетты стоял недалеко от ворот плантации, рядом с дорогой, ведущей к побережью. Айша добралась туда через несколько минут и толкнула железные ворота. Они открылись, освобождая проход на посыпанную гравием дорожку. Девушка сразу окунулась в прохладную тень деревьев. Она закрыла ворота и минуту постояла, любуясь элегантным ухоженным садом.
Мадемуазель Антуанетта называла свой дом вдовьим, хотя, строго говоря, она не была вдовой. Айша понятия не имела, что значит вдова, но слово звучало так, будто речь шла о важной персоне. Временами в разговорах о французском королевском дворе мадемуазель упоминала вдовствующую королеву, и всегда с большим уважением.
Айша прошла по тропинке к террасе, где мадемуазель сидела, как обычно, в тени шезлонга, покрытого парчой. Айша поклонилась, и мадемуазель оглядела ее с нескрываемым любопытством.