Пятая труба; Тень власти

— Пропустите сию минуту, если не хотите, чтобы вам пришлось плохо.
Мастер Швейнинген не очень-то поверил её заявлению относительно Эльзы. Но перед ним была важная дама. На её бумагах он сам видел печать трёх королей: императорского орла, лилии Франции и английских львов.
Он знал, что женщины, если у них есть влияние и вес, весьма опасны.
Он поклонился и уступил.
— Прошу извинения. Мы не знали. В этой суматохе... — Едем, — сказала леди Изольда Эльзе.
Та искала глазами Магнуса.
— Едем, Эльза, едем, — торопила её леди.
Эльза едва ли слышала эти слова, заглушаемые звоном оружия, но поняла её по глазам. Она проехала ворота вместе с леди, причём служители последней охраняли их обеих с обнажёнными шпагами.
Проехав ворота, она приказала своим людям остановиться и держаться наготове.
Едва оказались они по ту сторону мрачного свода ворот, как на улице появилась тёмная масса солдат, спешивших по сигналу на помощь караулу. Через несколько минут они будут уже у самых ворот. Тем не менее и в эти несколько минут Магнус мог бы пробиться сквозь ряд копейщиков, преграждавших ему дорогу, и таким образом спасти себя. Но он этого не сделал. Он знал, что его сестра теперь в безопасности. Он не успел разглядеть леди Изольду. Он видел только даму, одетую в тёмное платье, твёрдо державшую рукой в белой перчатке своего коня. Из-за шума схватки он не мог слышать её голоса.
Странное чувство овладело им. Ему казалось, что он не достоин помощи этой дамы, что все его понятия о жизни и людях ошибочны. Ему казалось, что его жизнь потерпела какое-то крушение и теперь будет отнята у него. И он был рад этому.
Он опустил свою шпагу и объявил, что он сдаётся. Оба его наёмника не верили своим ушам. Им удалось убить ещё одного-двух из нападающих, но те одолели их своей численностью.
Зная, что их повесят, они принялись осыпать Магнуса ругательствами, крича:
— Вы изменили нам!
— Я изменил вам! — с гневом спросил Магнус. — Разве я не заплатил вам? Разве я не приобрёл право отправить к дьяволу ваши подлые души? Кто первый нарушил клятву, которую мы дали друг другу на развалинах пылающего замка Монжове?
Они повесили головы и молчали.
Леди Изольда ехала с Эльзой среди зелёных полей, по которым гулял утренний ветерок, и среди лугов, покрытых тысячами цветов, над которыми в небесах звонко заливался жаворонок.
Эльза ехала, как во сне. Только когда леди Изольда свернула с большой дороги на боковую тропинку, окаймлённую фруктовыми деревьями, ветви которых касались их лица, она спросила:
— А он найдёт нас здесь?
— Не бойтесь. Мои слуги знают дорогу.
Через несколько минуть тропинка сделала поворот и спустилась в долину, которую пересекал чистый, прозрачный ручей. Возле этого ручейка на поляне леди Изольду ждали остальные её слуги.
— Я ехала сюда, чтобы полюбоваться на весну, — сказала она Эльзе.
Все сошли с лошадей. Леди сняла маску и промолвила:
— Теперь вы в безопасности.
— О, — в радостном изумлении воскликнула Эльза, — стало быть, это я не во сне видела. Я узнаю ваш голос. Магнус говорил, что я была больна, и я думала, что это был бред. О, как мне благодарить вас?
И, опустившись на колени, она хотела поцеловать ей руку.
— Нет, вы не должны целовать мою руку.
— А где же Магнус? — вдруг забеспокоилась девушка. — Он остался цел?
— Не бойтесь, мои люди сражались при Азинкуре и знают своё дело.
В это время вдали послышался стук копыт.
— А вот и они едут.
Вскоре у входа в долину показался первый всадник, а за ним другие. Предводитель отряда сошёл с лошади и направился к леди Изольде. Остановившись перед ней, он поклонился и ждал.
— Где человек, которого я вам поручила?
— Миледи, он сдался.
Эльза, стоявшая около леди Изольды, в испуге подалась назад: она никогда не думала, чтобы это прелестное лицо могло исказиться таким гневом.
Что! Вы осмеливаетесь явиться ко мне с таким известием? Разве вы забыли, что принадлежите к моему клану Монторгейль, где я имею право казнить вас и могу вас повесить теперь же, на первом попавшемся дереве, повесить как трусов?
 
Её голос сделался словно стальным. Эльза дрожала. Даже солдат вздрогнул под её горящим взором.
— Вы можете меня повесить, миледи, но я не трус, — отвечал он почтительно, но твёрдо. — И мы бы посмеялись над этими бюргерами. Но лишь только мы разбросали их, тот, о котором вы говорили, опустил шпагу и громко заявил, что он сдаётся. Почему он это сделал, не знаю.
— Это верно? — спросила леди Изольда.
— Можно предать меня пыткам, а потом повесить, если это не так. Это могут подтвердить все мои товарищи.
— Итак, это верно, — проговорила она изменившимся голосом. — Почему он это сделал?
— Не знаю, миледи. Мы все были очень удивлены этим.
С минуту она была в раздумье.
— Хорошо, вы можете идти.
Потом она подошла к Эльзе и села около неё с убитым лицом.
— Повторяю вам, не бойтесь за него. Но вы должны рассказать мне, что случилось.
Увы! Бедная Эльза сама не знала этого. Она стояла между деревьями, прижимая руки ко лбу, и думала-думала. Но в её мозгу проносились лишь странные разрозненные видения. Мало-помалу перед ней предстало искажённое лицо и выкатившиеся глаза удушенного человека. И, упав на колени перед леди Изольдой и пряча своё лицо в складках её платья, бедная девушка с плачем и рыданием стала рассказывать, что могла. Она говорила бессвязно, едва понимая, что говорит. Но слушавшая её женщина понимала её. И она гладила и старалась успокоить её.
Вечером леди Изольда вернулась в Констанц.
  
ГЛАВА ХII
 
Суд
 
— Вы совершили убийство! Даже если допустить, что всё то, что вы рассказывали, правда, хотя вы, вероятно, обмануты дьяволом, то какое же вы имели право взять отправление правосудия в свои руки? Вы могли только просить о нём.
Так говорили со всех сторон Магнусу.
— В течение целых столетий ржавели законы в ваших руках, пока наконец самое название «закон» не стало насмешкой над человеком. В течение столетий вы устанавливали законы для сюзерена и вассала, для крестьянина и короля. Но он обрушивался на невинных, а не на виновных. Ян Гус явился сюда, полагаясь на короля и закон, но вы уговорили короля нарушить закон. Вот ваш закон!
Секретарь стоял перед своими судьями. Перед ним на возвышении сидел епископ со своим двором. Над ним на стене висело изображение Того, чьим именем они считали себя вправе судить.
— Вы богохульствуете, — вскричал епископ, крестясь.
— Богохульствую? А вы? Сколько веков вы пользовались именем Христа для ваших собственных целей? Давая одной рукой причастие, вы другой выгребали денежки у бедняков, а иногда похищали и честь их жён и дочерей. Сколько веков вы разрушали душу человеческую? И вот теперь остался ли хоть один мужчина или женщина, которые заслуживали бы названия «человек»? Все слабы и эгоистичны, все ищут Бога в материи, а не в полноте его духа.
Епископ поднялся в ярости. На его груди сиял драгоценный крест, руки были унизаны перстнями — символами его власти. А над ним висел обнажённый Христос, лишённый всякого земного величия, представляя странный контраст с пышной обстановкой всего окружающего.
— Вы, который восстаёте против церкви, чему учите вы? — заговорил епископ. — Если другие совершили грехи, то разве вы сами не делали того же? Разве вы не совершили убийства?
Глаза секретаря засверкали.
— Я должен был судить и разить, если судьи отказались от этого. За мной право необходимости — enieixela.
В то время Аристотеля знали хорошо, и слово это часто употреблялось во время церковной смуты.
— Но и у Него было это право, — сказал какой-то монах в клобуке, показывая на Христа, — однако Он не воспользовался этим правом.
В противоположность другим он говорил очень спокойно, и, казалось, спор имел для него только научное значение.