Пятая труба; Тень власти

— Да, но Он же сказал: «Если кто соблазнит единого от малых сих, то лучше, если жёрнов повиснет на шее его и потонет в пучине морской». Что я мог сделать, чтобы защитить мою сестру и других от дальнейшего насилия? Скажите!
Все молчали. Наконец епископ заговорил опять:
— Если бы вы пришли ко мне, я оказал бы вам правосудие.
Смущение было на его лице, и голосу недоставало убедительности.
— Правосудие? Ну, едва ли. Вы оштрафовали бы его на несколько флоринов и отрешили бы его на некоторое время от совершения богослужения. А потом он опять гулял бы на воле. Но если б вы даже сделали и больше, то всё равно вы не могли бы уже помочь мне. Разве в папской исповедальне нельзя купить себе отпущение каких угодно грехов?
Опять водворилось молчание. Епископ молчал и смотрел на монаха около себя, как бы говоря ему: «Теперь твоя очередь отвечать». Но человек в клобуке не обращал внимания на епископа и спокойно обратился опять к Магнусу:
— Вам известно, что мы имеем право сжечь вас.
Секретарь засмеялся тем самым холодным металлическим смехом, от которого задрожал перед смертью отец Марквард.
— Вы думаете, что я один из ваших и испугаюсь вас? Если бы я захотел, я давно бы был теперь в одном из свободных кантонов.
— Пытки не раз заставляли людей переменить мнение, — сказал опять монах.
— Попробуйте!
Монах поглядел на него строго, как бы желая испытать силу его убеждений. Потом он повернулся к епископу и что-то прошептал ему на ухо. Епископ кивнул головой.
— Знаете ли вы, — заговорил он, — что вам предъявляется самое низкое из обвинений — обвинение в краже и грабеже. Может быть, вы и не заслуживаете костра, а попадёте прямо на виселицу.
Секретарь побледнел.
— Что такое? Кто смеет обвинять меня в этом?
— Я, — холодно отвечал епископ. — В городской кассе, которая была вверена вам, оказалась большая растрата. Открыта она была совершенно случайно, ибо в книгах она была очень ловко скрыта.
— Но кто же сказал, что это сделал я? — закричал побагровевший Магнус.
— Кто же другой мог это сделать? Ключи были у вас, и счета вели вы. Деньги вам нужны были для бегства и для того, чтобы заплатить двум наёмникам. Всем известно, что вы человек бедный — и вдруг теперь у вас деньги. Очевидно, вы и украли.
Магнус готов был броситься на говорившего, но сдержался.
— Вы лжёте! — яростно закричал он. — Я успел скопить себе немного денег на чёрный день. Кроме того, у меня были два драгоценных кольца. Если бы дело было иначе, неужели я бы сдался? Ещё удар шпагой, и я был бы за воротами, вне вашей власти!
— Может быть, вы заговорите иначе, когда взвесите на досуге ваше положение. Отведите его в тюрьму, — приказал епископ.
Он поднялся и вышел из комнаты. За ним последовал и его двор. А Магнуса стража грубо втолкнула в другую дверь.
Мастер Виллибальд Марквард, секретарь епископа, сидел в своей комнате, весело освещённой солнцем. Комната выходила прямо в епископский сад, и через окна оттуда доносился аромат цветов и деревьев. Вся комната была напоена ароматом и светом. В ней стояла массивная дубовая мебель, окна были зелёного стекла, в шкафу красовалась серебряная посуда, а в углах, в полутемноте, на отдельных столиках лежали кучи свитков. Всё здесь говорило о зажиточности и комфорте. Видно было, что здесь жил человек, которому везло в мире.
Мастер Марквард был человек порядка. Он устроил свою жизнь по строгим правилам благоразумия и никогда не увлекался страстями, как его безрассудный брат. Он никогда не делал ничего опасного, ничего такого, что было бы ниже его достоинства. Он никогда не оскорблял никого, кто потом мог отплатить ему. Что касается его совести, то он давно отделался от неё, найдя, что она сильно связывает человека и может даже поставить в опасное положение, чего Виллибальд Марквард боялся больше всего.
Руководствуясь такими благоразумными принципами, он процветал. Он родился на чердаке, вырос в грязи и нищете, а теперь сидел в мягком кресле в великолепном епископском дворце, за столом из красного дерева, доставленного из Ливана.
 
Широкий поток солнечного света падал прямо на него, согревая его руки и играя огнём на золотистых волосах сидевшей против него женщины.
— Как видите, он сам испортил всё дело, — говорил он, поглядывая на гостью. — Его дело было далеко не безнадёжно. Я сам поддерживал его, сколько мог, ибо мой брат, да упокой Господь его душу, действительно был не без греха. Хотя я и очень любил его, но вы изволили убедить меня, что голос крови должен замолкнуть перед правосудием.
Он бросил взгляд на лежавшую перед ним кучку золота.
— К несчастью, он оскорбил не только епископа, но и саму церковь. Что же теперь можно сделать для него?
— Они собираются пытать его? — спросила дама каким-то странным, бесстрастным голосом.
— Нет, этого не бойтесь, — живо подхватил он. — Я пущу в ход всё моё влияние, чтобы этого не было.
Заметив по презрительной складке её губ, что она не верит, будто его влияние идёт так далеко, он продолжал:
— Кроме того, как вам известно, этим делом интересуется с некоторых пор делегат его святейшества. Он также против пытки. Поэтому, я думаю, можно быть спокойным на этот счёт.
Какая-то тень прошла по лицу леди.
— Кто этот делегат? — спросила она тем же бесстрастным тоном.
Мастер Марквард уже раскаивался в том, что сказал.
— Я не имею права вам этого говорить, — забормотал он. — Я связан клятвой хранить в тайне всё, что происходит на суде, но ввиду важных причин...
Он опять бросил взгляд на кучку золота.
— Ввиду того, что вам нужно это знать для целей правосудия, я полагаю, что я могу отступить от буквы закона и обратиться к его духу. Но...
Леди Изольда спокойно открыла шёлковый кошелёк, который держала в руках, и высыпала оттуда ещё кучку золотых монет. Мастер Марквард, как очарованный, следил за движением её пальцев. Но когда она отняла руку и закрыла кошелёк, секретарь епископа снова смотрел на неё самым почтительным образом. Она не делала ничего, чтобы пощадить его щекотливость, и теперь глядела на него повелительно, требуя ответа.
Мастер Марквард сначала колебался, брать ли ему золото. Но, как человек практичный, он скоро решил, что не стоит останавливаться из-за мелочей.
— Доводы ваши, миледи, убедительны, как всегда, — промолвил он с лёгкой улыбкой. — Я думаю, что клятва сохранить всё в тайне даётся ради обеспечения правильности правосудия. А не зная имени делегата, вы не можете и предпринять соответствующие шаги. Полагаю, что могу назвать вам делегата его святейшества — это кардинал Томмазо Бранкаччьо.
Опять какая-то тень скользнула по лицу леди.
— Когда они думают сжечь его? — спросила она.
— День ещё не назначен.
Леди Изольда встала.
— Благодарю вас, — холодно промолвила она.
Мастер Марквард посмотрел на её высокую, изящную фигуру. Закутанная во всё чёрное, она, казалось, наполняла комнату каким-то необычайным светом. Он не забыл бросить взгляд и на её кошелёк и убедился, что он ещё не совсем пуст.
— Вам нужно знать ещё одно обстоятельство, миледи, весьма серьёзное. Но...
Она нетерпеливо открыла кошелёк и высыпала на стол всё, что там было.
— Вот. Теперь говорите мне всё без утайки. Кошелёк, как видите, пуст. Говорите! Если вы что-нибудь утаите, то, клянусь Богом, вы потом раскаетесь.
Человек, сидевший перед нею, в первый раз видел её гнев и в первый раз пожелал, чтобы она поменьше обращала на него внимание.
— Не гневайтесь на вашего покорного слугу, миледи, — сказал он с покорностью. — Поверьте, я колебался не потому, что хотел получить от вас деньги. Прошу вас, возьмите их назад.
— Говорите, — промолвила она повелительно.
— Слушаюсь, миледи. При обычных условиях суд будет принуждён осудить его на сожжение, но, — тут он стал говорить шёпотом, — пусть это останется между нами — его святейшество, по врождённому своему милосердию, а также и по другим причинам не желал бы, чтобы это случилось накануне его отъезда... На обвиняемого взведено ещё другое обвинение, в том, что он обокрал городскую казну. А это преступление наказывается повешением.