Волков. Гимназия №6 (СИ)
Прошкина братия, не иначе.
Местная экосистема работала быстро и точно: мелкий падальщик попался, огреб заслуженного «леща» — и тут же бросился жаловаться хищникам покрупнее. Те коротко закивали, дружно выплюнули папиросы и направились к нам, на ходу закатывая рукава.
— Вот они, голубчики. — Фурсов недобро ухмыльнулся и принялся расстегивать пуговицы на куртке. — Сейчас начнется.
— А то, — отозвался я. — Давай, братец. Ты правого, я — левого.
Глава 37
— Э-э-эй, любезный! — Шагавший впереди парень указал на меня пальцем. — Ты, я тебя зову!
Здоровый, зараза… Плечистый и ростом чуть ли не на голову выше остальных. Чем-то похожий на младшего Кудеярова — тоже круглолицый и мясистый, как откормленный боров. Слишком румяный для выпускника каторжных «университетов». И, пожалуй, слишком молодой — вряд ли уже успел натворить серьезных дел. В моем мире воры предпочитали держаться от шумных и дурных хулиганов подальше, но здесь, похоже, все работало иначе: они все каким-то образом устроились в местной криминальной иерархии и наверняка служили одному хозяину.
— Ты зачем мне брата обидел? — продолжил здоровяк. — Я тебя сейчас…
Договорить он не успел: Фурсов шагнул вперед и с размаху впечатал пудовый кулак прямо в щекастую физиономию. А я без лишних разговоров уложил второго молодчика и тут же метнулся к третьему, уже доставшему из-под полы потертого пиджака то ли дубинку, то ли что-то вроде самодельного кистеня. Проверять я не стал: ухватил парня за запястье, дернул и снес локтем в переносицу.
А потом на меня налетели сразу с двух сторон — и понеслась. Спереди наседали местные, сбежавшиеся на шум, сзади подпирали наши, и изящный кулачный бой стремительно превращался в уродливую свалку. Я лично уложил двоих или троих, а с остальными разобрались знакомцы Фурсова из заводчан. Вряд ли хоть кто-то из них был искушен в боксе или так уж часто дрался, зато силы парням было не занимать. Цепи и дубинки в их руках мерно поднимались и опускались, вколачивая хулиганов в засыпанную опилками и мусором землю.
Но к тем уже спешило подкрепление.
— Вовка, сзади! — заорал Фурсов, свалив очередного противника. — Идут!
С молодняком мы как будто разобрались, и теперь сквозь толпу вокруг клетки с Лешим к нам ломились мужики лет по тридцать-сорок. И на этот раз явно из каторжан — судя по одежде и злобным щербатым рожам. Не знаю, откуда они успели вылезти, но дело понемногу приобретало серьезный оборот: эти и драться умели получше, и не стеснялись браться за ножи.
Я чуть не прозевал движение: урка до последнего прятал лезвие в ладони и лишь под конец выбросил его мне навстречу, целясь не по рукам и даже не в живот — прямо в горло, чтобы убить одним ударом. Я толком не успел сообразить, что вообще происходит — защищался на чистых рефлексах: отбил финку в сторону и сам нырнул вперед, с размаху бодая лбом щетинистый подбородок.
Хрустнула сломанная челюсть, и урка рухнул, как подкошенный. Ободренные моим успехом заводчане тут же перешли в наступление и снова заработали дубинками. Каторжане сначала попятились, а потом и вовсе побежали, расталкивая толпу.
Одному не повезло: бедняга отпихнул ругавшегося на чем свет стоит распорядителя, но и сам не удержался на ногах, споткнулся… и полетел прямо на клетку, угодив плечом между прутьев. Я даже не успел увидеть движение Лешего — настолько оно оказалось быстрым. Трехметровая махина буквально перенеслась из дальнего угла к стенке, сверкнули зубы — и до моих ушей донесся влажный хруст, тут же сменившийся криком. Эхо предсмертного вопля еще не успело стихнуть над Апраксиным двором, а чудище уже с довольным ворчанием ломало кости, затаскивая урку в свою обитель через промежуток не больше моей ладони шириной.
И только теперь бестолковые зеваки, наконец, сообразили, что вокруг творится что-то страшное. Хором заверещали женщины, почтенные отцы семейств дружно похватали отпрысков — и бросились в разные стороны. За ними, спотыкаясь и роняя авоськи с корзинами, спешили старушки. Через несколько мгновений на небольшой площади вокруг клетки остались только бледный как мел распорядитель и где-то с полдюжины каторжан, которые еще не успели смекнуть, что поле боя сегодня явно не за ними.
— За мной! — рявкнул я, снова сжимая кулаки. — Бей их, братцы!
Численный перевес сделал свое дело, и уже через полминуты мы гнали уцелевших к часовне. То ли по Инструментальной линии Апраксина двора, то ли по Графскому проезду. Всегда их путал — а в этом мире они еще и расположились иначе: поближе друг к другу, а второй и вовсе под углом.
— Бегут, башибузуки, растак их! — Петропавловский рукавом вытер кровь с разбитой губы. — Наши-то, никак, тоже за дело взялись — слышишь?
Я слышал. Драка у часовни закончилась, гости рынка уже успели разбежаться, и даже Леший в клетке жрал свою жертву молча, разве что изредка похрустывая костями. Но шум только нарастал — и теперь доносился чуть ли не со всех сторон разом. Сибиряки Кудеярова тоже не теряли времени даром и понемногу стягивались к центру Апраксина двора, выкуривая Прошкиных каторжан из центральных корпусов. Те огрызались, но справиться с крепкими взрослыми мужиками, конечно же, не могли.
Несколько урок выскочили из-за угла прямо на нас. Фурсов успел сгрести одного, а остальные тут же бросились удирать дальше, к северной части рынка.
Значит, половину Апраксина двора мы уже отбили — но осталась еще и вторая.
— Эх, пошло-поехало! Гони их, собак таких!
Зычный, похожий на медвежий рев голос я узнал сразу, а через мгновение показался и его обладатель. Старшего из известных мне Кудеяровых было сложно не заметить: даже над рослыми сибиряками он возвышался чуть ли не на голову. Для сражения Федор облачился в длиннополую доху из серо-бурого меха — то ли собачьего, то ли волчьего, то ли вообще медвежьего. Она неплохо защищала и от кулаков, и от дубинок, и даже от ножей — а немалый вес «доспеха» великана едва ли смущал.
Я только сейчас заметил, что он изрядно прихрамывает и при ходьбе опирается… нет, не на трость — скорее я бы назвал это посохом или клюкой. Самой обычной, разве что размером чуть ли со средний человеческий рост. Впрочем, больная нога Кудеярову ничуть не мешала, и двигался он немногим медленнее своих спутников.
А уж дрался, пожалуй, даже получше молодых и здоровых: на мгновение замер — и вдруг подбросил клюку, перехватил за другой конец, а узловатой рукоятью поймал убегающего каторжанина за ногу. Подцепил, как крюком, дернул, опрокидывая на землю — и добавил сверху здоровенным сапогом. Бедняга так и остался лежать на земле, а Кудеяров уже шагал дальше, отвешивая удар за ударом — огромный, седобородый и могучий.
Прямо Дед Мороз — только не добрый старичок с детского утренника, а скорее поближе к изначальному… образу. Суровый гигант, владыка зимы, холода и ночи, в честь которого наши предки украшали деревья вовсе не блестящими игрушками.
— Эй! А ну прекратите! — над маленькой площадью под часовней прокатился звенящий голос полицейского свистка. — Стой!
Городовой все-таки появился. То ли позвал кто-то из удиравших гостей рынка, то ли он сам услышал шум даже из своей будки — и решил проверить, что тут вообще творится. Худощавая фигура в белом кителе растолкала плечами заводчан и бросилась наперерез Кудеярову. Рядом с ним местный страж порядка выглядел крохотным и ничуть не убедительным, зато отваги, похоже, имел предостаточно — даже не полез за револьвером.
— Что вы себе позволяете⁈ Немедленно прекратите, или я вас арестую!
— А ну-ка иди сюда…
Кудеяров ловко перебросил палку из левой руки в забинтованную правую, сгреб городового за грудки, поднял и потащил. Бедняга верещал на весь Апраксин двор, лягался и даже попытался схватиться за кобуру на поясе — но уже через несколько мгновений оказался в кстати подвернувшемся мусорном ящике у стены каменного корпуса.
— Посиди покуда там, любезный, — проговорил Кудеяров, задвигая обратно тяжеленную деревянную крышку. — А ты, Володька, давай за мной — и держись поближе, чтобы не прибили!