Волков. Гимназия №6 (СИ)
Прибивать меня было уже, в общем-то, некому, но возражать я не стал — от присутствия рядом такого союзника определенно становилось спокойнее. Мы встали бок о бок и уже без лишней спешки двинулись дальше. Теперь наше воинство насчитывало человек сорок, не меньше — и это не считая тех, кто разбежался ловить ускользнувших от карающей народной длани Прошкиных прихвостней.
И с этой силой каторжанам приходилось считаться: мы двигались между каменных корпусов рынка живым катком, а они отступали через проезд на север, к углу Садовой и Чернышёва переулка. Больше бежать было некуда — со стороны Фонтанки наших тоже оказалось чуть ли не вдвое больше.
Неудивительно — вряд ли урки на Апраксином дворе всерьез готовился к обороне или хотя бы могли предположить, что кому-то хватит наглости согнать их с насиженных мест. Слишком уж долго они властвовали над рынком, слишком долго безнаказанно ощипывали здешних торгашей, не боясь даже городовых — и теперь возвращали долги собственными зубами и ребрами.
И возвращали с изрядными процентами — наше с Федором Кудеяровым воинство прирастало чуть ли не с каждым шагом, да и желающих навалять каторжанам в частном порядке оказалось немало. Прямо на моих глазах три чернявых паренька — то ли цыгане, то ли кто-то из южных народностей — набросились на плечистого урку, свалили на землю и принялись пинать. А чуть дальше их товарищи толпой гнали сразу пятерых, вывернув доски с гвоздями из собственных палаток.
— Драпают, гады, — усмехнулся Кудеяров. — А ну-ка поднажмем!
Каторжане больше не пытались драться и сдавали нам Апраксин двор. Уже не пядь за пядью, а весь целиком, удирая через еще не занятые заводчанами и сибиряками проезды. Последних отступавших мы выгоняли через арку на Садовую, прямо под колеса автомобилей и телег. Кто-то бросился бежать к Невскому проспекту, кто-то — к Сенной площади прямо по галерее, но остальные дружно ломанулись через трамвайные пути на другую сторону дороги.
— Видишь дверь? — Кудеяров вытянул руку с клюкой. — Там их гнездо. Я вот чего думаю — надо и его тоже подчистить — или снова налетят, как мухи на…
— Подчистим, — отозвался я, жестом останавливая проезжавший рядом автомобиль, чтобы не попасть под колеса. — За мной, братцы! Навестим Прохора Михалыча.
Кабак на углу Садовой и Рыночного переулка так и не обзавелся вывеской, но местные называли его не иначе как «Каторга». Почему — догадаться было бы несложно, хотя мне все интересные подробности рассказали еще позавчера. Именно сюда по вечерам стекались урки — перекусить, напиться или проиграть в карты честно добытые на Апраксином дворе рубли и копейки. Никто толком не знал, кто именно владел кабаком по документам, но полноправным хозяином здесь был тот самый Прошка Рябой. Под его чутким руководством самое обычное питейное заведение превратилось в воровской притон, а на верхних этажах…
Бах!
На той стороне улицы сердито громыхнуло, и шагавший чуть левее меня заводчанин с жалобным криком свалился на асфальт. Видимо, у кого-то из каторжан под курткой все-таки отыскалось оружие — и сдавать свою обитель без боя они явно не собирались. Зазвенело разбитое стекло, и ближайшая машина вдруг вильнула и едва не зацепив меня крылом уткнулась радиатором в припаркованный у тротуара грузовик.
— Пригнись, дубина! — буркнул я, утаскивая Фурсова за шиворот в укрытие. — Стреляют…
Кудеяров тут же нырнул следом. Для своего возраста и габаритов великан двигался на удивление проворно и уже через мгновение был рядом, вжимаясь в бок осиротевшего автомобиля могучим плечом.
— Вот ведь собаки… Смертоубийства захотели? — проворчал он, доставая из-под полы дохи двуствольный обрез. — Ладно, будет вам смертоубийство!
Глава 38
На той стороне дороги снова загрохотало, и мне за шиворот посыпались колючее стеклянное крошево. Три или четыре револьвера, может пять — похоже, Прошка решил повысить ставки и устроить пальбу прямо в центре города. То ли надеялся отбиться, то ли рассчитывал на скорое прибытие городовых. Но те не слишком-то спешили вмешиваться, хоть будки с постовыми наверняка стояли и на перекрестке Садовой и Невского, и где-нибудь на Сенной площади. Похоже, местные стражи порядка не горели желанием лезть под пули.
Или сами были только рады, что кому-то взбрело в голову навести шороху в давно уже набившей оскомину «Каторге».
Впрочем, и это оказалось палкой о двух концах: если раньше, на Апраксином дворе мы могли полагаться на кулаки и численное преимущество, то на улице всего несколько «наганов» изрядно изменили расклад. Наше воинство отважно сражалось в рукопашном бою, но противопоставить огнестрелу заводчанам, гимназистам и грузчикам со складов было попросту нечего. Двое так и остались лежать на тротуаре, еще несколько со стоном отползали за колонны галереи, а большая часть стремительно удирала. Армия таяла на глазах, бестолково отступая во все стороны разом.
Но нашлись и те, кого не испугала стрельба. Сибиряки из отряда Кудеярова дружно достали из-под одежды револьверы с обрезами, расселись за укрытиями и явно не собирались отказываться от сомнительной затеи взять «Каторгу» штурмом. Сам их предводитель с суровой ухмылкой щелкнул обоими курками на куцей двустволке без приклада, и даже Фурсов схватился за «наган» — наверное, все-таки успел прикупить патроны. Да и у меня оружие имелось — и еще какое: «Браунинг» с с тремя магазинами, которые я при желании мог бы выпустить быстрее, чем за полминуты.
Не самый плохой расклад.
— Ну-ка, Володька, давай поздороваемся, — проворчал Кудеяров, осторожно приподнимаясь на колене здоровой ноги. — Пусть знают, собаки, что мы не с пустыми руками в гости пожаловали.
Обрез в громадных ручищах сердито полыхнул огнем сразу из двух стволов, и с той стороны дороги послышался звон разбитого стекла — похоже, дробь разнесла стекло… а может, и сразу парочку. Я высунулся из-за капота автомобиля и тоже начал стрелять. Сначала почти наугад, но уже третью пулю влепил прицельно, уложив земешкавшегося у двери кабака урку. «Браунинг» еще несколько раз рявкнул, и силуэт в окне исчез.
— Ну даешь, Володька! — Кудеяров с хрустом переломил обрез пополам и полез в карман за патронами. — Ты где так стрелять научился?
— Везде… и всегда, — буркнул я себе под нос — и уже вслух добавил: — Зарядите-ка дроби во-о-от в то окошечко — а я попробую поближе подобраться.
Один прикрывает огнем — второй двигается. Меняет позицию — чтобы потом дать «перекатиться» вперед своему напарнику. Классика. Представления о тактическом перемещении у сибиряков определенно оставляли желать лучшего — зато рвения им было не занимать. Когда я поднялся из-за машины, чуть ли не дюжина стволов громыхнули одновременно, обрушивая на «Каторгу» свинцовый дождь. Засевшие в кабаке урки огрызались не слишком уверенно, но и без их «наганов» пули летели так густо, что меня запросто мог подстрелить кто-то из своих.
Повезло: я промчался наискосок через Садовую, плечом свалил на бок брошенную кем-то телегу с овощами и укрылся за ней, приземлившись на асфальт пятой точкой. Живой и как будто даже невредимый — разве что со свежей дыркой в рукаве куртки.
— Вовка, ты совсем с дуба рухнул! — простонал Фурсов, плюхаясь рядом. — Подстрелят дурака!
— Да вы оба бараны! Куда лезете⁈
Петропавловский зачем-то тоже ломанулся за нами и теперь с совершенно обалдевшим лицом жался к стене дома, сжимая в руках бесполезную палку — то ли дубинку, то ли черенок лопаты или метлы, обломанный посередине.
— С другого бока заходите! — Я помахал Кудеярову. — Там никого нет!
Револьверы каторжан гремели чуть ли не прямо над ухом, зато с моего места за телегой отлично просматривался кусок кабака, выходивший на Рыночный переулок. Угол, часть стены и окно, за которым как будто никто не прятался. Когда сибиряки двинулись вперед, в полумраке кабака мелькнули два силуэта — и тут же рухнули.
Стрелять я пока не разучился.
— Чего делать будем, Вовка? — поинтересовался Фурсов.