Безжалостный соперник (ЛП)
Мне вдруг стало до ужаса ясно, что Николай собирается куда-то ехать, и где бы он ни был, он не собирается брать меня с собой. Он не мог позволить себе багаж. Его последней остановкой был не Хантс Пойнт.
— Твой папа уже здесь? — спросил Ники, по-прежнему стоя ко мне спиной.
Я вошла внутрь, мягко щелкнув дверью.
— Сегодня вечером у него мероприятие по сбору средств. Сказал, что не вернется до обеда. Горизонт чист.
Мои колени были как желе. Я проверила время еще до того, как пришла сюда. Было четыре часа дня. Моя мама была на другом йога-ритрите, за океаном. Руслана могла возвращаться из продуктового магазина, но она всегда давала о себе знать, когда знала, что мы вместе. Стучала кастрюлями, пылесосила в коридоре, громко разговаривала по телефону. Она не хотела нас ловить на случай, если мы что-то делаем не так. Знание пришло с ответственностью.
Ники развернулся на каблуках, его лицо было серьезным и решительным, как будто он собирался отправиться в камеру смертников. Я знала, что он делает это для меня. Часть его — большая его часть, я полагаю, — боялась целовать меня. Я могла бы все отменить. Избавить его от дискомфорта.
Но я была недостаточно хороша.
Недостаточно добродетельна.
Папа говорил, что угрызения совести — это драгоценности нищего. Что мне не следует утруждать себя моралью. «Мы платим слишком много налогов, чтобы быть хорошими», — однажды рассмеялся он.
Я скользнула к одной из полок от пола до потолка, прижалась к ней спиной и закрыла глаза. Мне казалось, что я играю, так что, по крайней мере, эта часть не была ложью. Не в тот момент. Звук его шагов эхом отдавался за моей грудной клеткой. Тепло его тела говорило мне, что он рядом.
Когда он остановился прямо передо мной, мои глаза открылись. Он был так близко, что я не могла рассмотреть его лицо целиком. Только эти бирюзовые глаза, которые мерцали, как выкопанная часть океана. Интересно, выгляжу ли я такой же потерянной, как он? Он выглядел таким испуганным. Таким… не сексуальным.
— Это мой первый поцелуй. — Мой голос прозвучал слащаво и извиняющимся тоном. Чужой для моих ушей.
— Мой тоже. — Он прикусил нижнюю губу. Розовый оттенок на его щеках делал все более драгоценным. Я хотела поглотить этот момент, как сочный персик. Почувствовать его сладкие, липкие соки на своем подбородке.
— О, хорошо. Я почти уверена, что мне это не по плечу. — Я хихикнула.
— Невозможно, — серьезно сказал он, и я почему-то ему поверила.
Он наклонился, чтобы поцеловать меня, и промахнулся. Наши лбы неловко столкнулись. Мы отстранились и захихикали. Он попытался еще раз, на этот раз ладонями по бокам моей шеи и направляя свой рот к моему. Его губы были горячими и мягкими, со вкусом табака, кубиков льда и мальчика. Мы оба держали глаза открытыми.
— С тобой все в порядке? — пробормотал он мне в рот. Над верхней губой виднелась тонкая полоска волос, смоченная слюной. Он еще не успел побриться в первый раз. Мое сердце забарабанило в груди. Я надеялась, что он всегда будет помнить об этом. Девушка, которая поцеловала его раньше всех.
Я кивнула, поймав его губы своими.
— Угу.
— Хорошо, — прошептал он. — Черт, ты красивая.
— Ты сказал, что я некрасивая. Много лет назад. — Мы целовались. Говоря. Держа друг друга.
— Ложь. — Он покачал головой, его губы все еще изучали мои. — Ты есть и всегда будешь красивой.
Мое сердце взлетело. Он снова поцеловал меня, переплетая свои пальцы с моими с обеих сторон. Это все еще было неловко, но я отбросила чувство стеснения в сторону. Эйфория от поцелуя едва не вызвала у меня тошноту. Мне нравилось не само ощущение, а то, что я испытывала его вместе с ним. Осознание того, как сильно он рискует ради меня, воспламенило мою душу. В моей груди появилась боль, которая разворачивалась, как маленький листок бумаги. Расширяясь и увеличиваясь с каждой прошедшей секундой.
— Убери свои грязные руки от моей дочери!
Следующие несколько вещей произошли быстро. В одну секунду тело Ники было прижато к моему, а в следующую он уже лежал на полу, свернувшись калачиком из толстых книг в твердом переплете, а фигура моего отца присела над ним, сжимая кулаком воротник его рубашки.
Раздался удар — звук удара кожи о кожу. Мое зрение затуманилось по краям.
— Я должен был знать. . . ты, маленький уб …
Я не дала папе закончить предложение. Я бросилась на него, отдергивая его от Ники за руку.
— Папочка! Пожалуйста!
— …разрушит твою жизнь. — Папа поднял его с пола уже за воротник, ударив Николая спиной о полки. На них обоих посыпались новые книги, но ни один из них не обратил на это внимания. Лицо папы было красным, почти багровым, а Никки выглядел вызывающе, выражение его лица было пассивным. Он не пытался отрицать или объяснять, что произошло. Не струсил. Он собирался довести это дело до конца, как и все остальное в его жизни.
Еще один удар отправил лицо Ники в полет, и на этот раз, по трещине, я поняла, что отец сломал ему нос.
Руслана ворвалась в дверь библиотеки с метлой. Я попыталась прыгнуть между папой и Ники, оторвав папины пальцы от его горла. Я была растеряна, расстроена и больна до тошноты. Я никогда не видела, чтобы мой отец был жестоким. Он всегда был нежным и любящим со мной, компенсируя все недостатки моей матери.
— Что тут происходит? – взвизгнула Руслана. Когда она увидела багровое лицо своего сына, смотрящего на моего отца, она прыгнула между ними, оттолкнув папу метлой в руках.
— Прочь! Слезьте с него! — взревела она. — Вы убьете его, и тогда я буду той, кто должен ответить властям.
Это было то, о чем она заботилась прямо сейчас? Действительно?
— Твой грязный, глупый сын прикоснулся к моей Ари. Я вернулся домой пораньше, чтобы захватить новый галстук перед сбором средств и…
— Боже! — закричала Руслана, повернувшись к сыну, который в этот момент представлял собой груду перемешанных конечностей, крови и опухшей плоти. — Это правда? Я сказала тебе не трогать ее!
Ники смело вздернул подбородок.
— Скажите что-то! — спросила она.
Ники повернулся к моему отцу, улыбаясь. Его десны кровоточили.
— У нее был приятный вкус, сэр.
Мой отец ударил его тыльной стороной ладони, используя кольцо братства, чтобы пролить еще больше крови. Лицо Ники переместилось в другую сторону. Его щека ударилась о полку. Это все было на мне. Моя вина. Я хотела сделать так много вещей.
Сказать ему, что мне жаль.
Сказать, что я не знала, что папа придет.
Чтобы помочь ему.
Объяснить все папе, Руслане. Мне нужно было спасти это. Чтобы защитить его.
Но слова застряли у меня в горле. Как шарик рвоты, блокирующий мои воздуховоды. Мой рот открылся, но ничего не вышло.
Он не виноват.
— Иди в свою комнату, Арья, — прорычал мой отец, подходя к открытой двери и наклоняя голову в сторону коридора. Я не двигалась сначала. — Иди, черт возьми!
А потом я подумала о том, как изменится моя жизнь, если папа решит быть таким, как мама. Пренебрегать мной, смотреть в другую сторону, относиться ко мне так, как будто я очередной предмет мебели.
Шокирующе — постыдно — я двигалась, мои ноги были тяжелыми, как свинец.
Я все еще чувствовала взгляд Николая на своей спине. Жар предательства. Ожог от осознания того, что меня никогда не простят.
Что вещи уже никогда не будут прежними.
Что я потеряла лучшего друга.
ГЛАВА 9
Кристиан
Настоящее время.
Я сразу ее узнал.
Лебединая шея. Неземной взгляд Авы Гарднер и кошачьи зеленые глаза. Арья с каждым годом становилась все изящнее и элегантнее. В тринадцать лет она была красивой. В тридцать один - настоящей сногсшибательной. Даже ее невинный ореол, ощущение чего-то целого и недосягаемого, потрескался, но все еще был цел. Она светилась с расстояния в несколько миль, и мне хотелось погасить ее великолепие. Приглушить ее свет и утащить ее с собой в тень.