Начало пути (СИ)
— Как тебе Новый Питер, Антон? — Алексей Митрофанович изо всех сил продолжал быть гостеприимным хозяином.
— Непривычно, конечно. Мой город — совершенно провинция по сравнению со столицей. — Я старался говорить более-менее нормально.
Нормально для тех людей, в обществе которых нахожусь в данную минуту. Но при этом решил, раз уж Антон Лерманов приехал совсем недавно, ничего страшного, если он будет вести себя соответствующим образом. Вроде бы провинциал, однако с понятием о хорошем воспитании и культурном поведении.
— Расскажи о себе. Очень интересно. — Шереметев-старший сложил руки на коленях, сцепив их в замок. — Дядя твой не особо разговорчив. Даже во время светских приемов. Мы, к примеру, и не знали, что у него такой замечательный племянник. Хотя, новость о твоем прибытии разлетелась очень быстро.
— Особо и рассказать нечего. — Я так усердно был вежливым, что аж скулы начало сводить. Ну, и естественно, легенду о своей «семье» знал хорошо. Романовский заставил меня ее выучить еще в первый день. — Мать — домохозяйка. У отца — небольшая сеть магазинчиков спортивного инвентаря. Включая рыбалку, охоту. Ну, вы понимаете…Сильно не барствуем, однако, на жизнь хватает. Конечно, по сравнению с тем, что я вижу вокруг здесь, в столице, пожалуй, можно сказать, мы — бедняки.
— Ой, ну, что ты! — Бенефициар рассмеялся, при этом став похожим на этакого доброго дядюшку. Еще немного и я начну думать, будто родственные связи у меня не с Романовским, а с Шереметевыми. — Не в деньгах счастье. Уж, поверь.
Я кивнул, соглашаясь, хотя на самом деле подумал, да, ну на хрен! Не в деньгах. Ага. Забери кто-нибудь сейчас все это дорогущее убожество у Алексея Митрофановича, его Корпорацию, его дома и ювелирные заводы, думаю, он запел бы совсем по-другому. А так, сидя в кресле, которое сто́ит, как весь мой район целиком, можно рассуждать о счастье сколько угодно.
— Вот! — Шереметев-старший указал в сторону сына, со скучающим видом ковыряющегося в телефоне. Никите, наверное, все эти разговоры точно были не интересны. — Вот, настоящая радость, настоящий смысл жизни.
— Да, дети, это — прекрасно. — Я снова, как болванчик, кивнул несколько раз.
Честно говоря, весь этот цирк начал немного напрягать. Вполне понятно, Алексей Митрофанович изо всех сил пытается рассмотреть в парне, сидящем напротив, что полезного этот парень может принести его Корпорации.
Ему и невдомек, что этот парень очень скоро принесет «Рубину» конкретные перемены. Что место бенефициара в ближайшем будущем займет Наследник. По большому счету, если смотреть правде в глаза, если вспомнит все рассуждения Романовского, Алексей Митрофанович сейчас пытается вызывать симпатию у человека, который оборвёт его жизнь. А в этом я не сомневаюсь ни на минуту. Именно такой является финальная часть плана Ликвидатора.
— Да…Дети…– Эхом повторил за мной Шереметев-старший. — А твой отец, он всегда занимался торговлей? Или, может, служил вместе с дядей. Все мы знаем, Серей Сергеевич является рьяным сторонником военной карьеры…Как познакомились твои родители?
— Мой отец не служил…– Ответил я и вдруг завис.
Реально. Просто замолчал и все. Но причина была не в том, что подробности биографии настоящего Лерманова вылетели из моей головы. Ни черта подобного. Я именно сейчас, после вопроса бенефициара, вспомнил вдруг одну деталь, которая напрочь выскочила из памяти.
Тот день, когда в школе случилась внеплановая проверка. Когда впервые встретился с Ликвидатором. Он ведь сказал, будто знал моего отца. И это звучало достаточно убедительно. Но как?
Романовский изучил о псиониках все. Он понимает, кто-то в моем роду должен был иметь способности. И это точно не мать. Значит — отец. Однако, тот человек, который официально числится моим родителем, мне вовсе не родитель. Романовский не стал бы говорить о нем. Да и вряд ли они служили вместе. Рубцов Иван Николаевич погиб почти четырнадцать лет назад. А Ликвидатор служит в особом отделе…Я лихорадочно принялся подсчитывать года. Ну, не меньше двадцати. Соответственно, в горячих точках Романовский бывал до того, как стал особистом. Он никак, вообще никак не мог быть сослуживцем моего юридического отца. Потому что в этом случае, отец должен числиться сотрудником того же самого отдела. А это — вообще бред.
— Антон…все нормально? — Шереметев смотрел на меня обеспокоенно.
Ясное дело. Сидел пацан, разговаривал, а потом раз — и тишина, будто по щелчку его выключили. Но…я просто настолько ошалел от своей догадки, что вообще перестал заморачиваться, где и с кем нахожусь. Получается, Ликвидатор говорил не о Рубцове. Он говорил о моем настоящем отце…Он знает моего настоящего отца.
— Извините, надо срочно ехать. — Я вскочил с дивана. Видимо, это было неожиданно для обоих Шереметевых. Даже Никита оторвался от телефона.
— Ты чего? Хотели пообедать. — Наследник с удивлением смотрел на меня.
— Да. Просто я вспомнил, только что, мама передала посылку, а я совсем забыл. Обещал отзвониться ей. И представляете, еще утром принесли. Но я забыл напрочь. Школа…Потом вот с Никитой решили прогуляться. Срочно надо домой.
Я начал медленно пятиться к лифту. Меня от той мысли, будто Ликвидатор может назвать имя отца, буквально распирало. Хотел срочно увидеть Романовского и задать ему этот вопрос. Мать ведь так и не призналась. Я и выяснил-то совершенно случайно, что отец — вовсе не мой отец.
— Слушай, ну велика проблема! Рюкзак в машине, а твой телефон с планшетом в рюкзаке. Сейчас спустимся, позвонишь. — Никита тоже встал с дивана и посмотрел на отца, без слов спрашивая разрешения выйти.
— Да понимаешь, в чем дело… Она у меня очень консервативна. Когда уезжал, панически боялась столицы с ее развратной жизнью. Ерунда, конечно. Какой тут разврат? Но я обещал маме, что кроме школы и дядиного дома никуда ходить не буду. Очень не хочу расстраивать. Созваниваемся по видеосвязи…
Конечно, нес я полную чушь. Сам это понимал. Какая, на хрен, посылка? Какая видеосвязь? Но в голову не лезло ничего подходящего. Что первое пришло, то и ляпнул.
— Вот видишь, Никита…– Алексей Митрофанович с укоризной посмотрел на сына. — Антон — самый настоящий молодец. Заботится о родителях. Конечно, езжайте. Отвези товарища домой. Мама — это очень важно. И поучись у Антона такой великолепной любви к родителям.
— Ой, пап…– Никита закатил глаза, а потом повернулся ко мне и кивнул в сторону лифта. — Идём уже. Идеальный Антон…
Я без лишних разговоров рванул к стеклянной кабине. Казалось бы, ну какая необходимость нестись к Романовскому прямо сейчас? Можно ведь спокойно пообедать здесь, в «Рубине», потом приехать в дом и поговорить. Но меня натурально разрывало на части от того, что ответ на вопрос, который я задавал много раз, может стать, наконец, известен.
— Ты какой-то нервный стал… Точно все хорошо? — Уже в лифте, без лишних ушей, Никита снова начал меня пытать. — Отец ничего не сказал лишнего? Я просто фотки смотрел, половину не слышал. Но он может, конечно, иногда быть неприятным человеком.
— Никит, честное слово, все хорошо. Реально домой срочно надо. Вообще из головы вылетело… Да и я уже в норме. Спасибо, что помог. Еще раз говорю. На самом деле помог. Во всех смыслах. Я сейчас ни о чем не думаю, ни о чем не переживаю…
— Да ладно. Чего ты? Ерунда это. Ладно, сейчас отвезу тебя к дому Романовских. Успею метнуться, пока обед в ресторане готовят. — Наследник кивнул, соглашаясь, наверное, с тем, что все у нас хорошо. У всех. У меня, у него, и особенно у Алексея Митрофановича.
Мы вышли из лифта, Шереметев двигал в сторону дверей первым. Я топал следом. Поэтому не сразу заметил женщину, которая скромно мялась возле длинной стойки администраторов. А когда разглядел ее, споткнулся на ходу и замер, не в силах поверить своим глазам.
Женщина выглядела, конечно, абсолютно убого на фоне всего, что ее окружало. На ней было чистое, аккуратное, но совсем не новое платье. Белый горох на синем фоне. Причем фон этот уже сильно поблек от множества стирок и в некоторых местах залез в горошины. Туфли она явно намазала специальным кремом, но крем не мог скрыть трещины и немного отошедший от подошвы каблук. Под мышкой женщина держала дамскую сумочку, которая по своему возрасту годилась мне в бабушки и это было заметно невооружённым взглядом.