Измени (мне) меня (СИ)
Да и с Владом Протасов лишь на нашей свадьбе общался, а потом ещё пару раз к нам приезжал, и мы навещали его один раз. Правда, с Владом они более-менее ладили. Или просто поссориться не успели- Протасов уехал из страны
Когда я увидела крестного, не знаю, что двигало мною в тот момент- верно, кипящая смесь из отчаяния, желания выжить любой ценой и…ненависти, но, собрая волю в кулак, я нашла в одном из шкафов пустой старый бумажник Влада и запихнула в него несколько скидочных карт, для вида. А затем шпилькой нацарапала на одном из углов то, что крестный должен был понять. Маленькое сердечко. Так он меня называл когда-то очень и очень давно. Когда между ними с отцом пробежала чёрная кошка, то Арсений Михайлович, отправляя очередной подарок, написал мне ответ на упрёки в том, что бросил меня в тот редкий раз, когда он решил позвонить. В нем он называл меня своим "маленьким сердечком", которое он оставил в холодной суровой России. Но расстояние между нами ничего не изменит- если мне потребуется помощь, то в ответном письме я смогу нарисовать ему маленькое сердечко- и так он поймет, что мне требуется его помощь. И тотчас же приедет. И я действительно верила, что это так, и даже " желание" своё не истратила, не рисовала сердечек в своих письмах, что, несмотря на ссору, отец всё же пересылал крестному.
Глупость, да. Он, верно, уже и забыл о той мелочи, что написал. Свою задачу, отвлечь маленького ребенка от волнений, она выполнила. И всё же я с оглушительно бьющимся сердцем подошла к одному из охранников, тому, кто менее всех пугал, и относился более человечно, разговаривал даже.
— Гость забыл вот это. — как можно более равнодушно бросила, протягивая бумажник охраннику у дверей. Так как они, охранники, не знали, когда Влад требует, чтобы я вышла к гостям вместе с ним, а я сейчас была одета не по-домашнему и даже слегка накрашена, то вполне можно было подумать, что Влад " попросил" меня зайти на пару минут к ним с гостем.
Молодой светловолосый парень, окинул меня быстрым взглядом, нависая огромной стеной. Затем повертел в руках бумажник, пока мое сердце отбивало бешеный ритм- эти секунды показались мне вечностью, а затем, буркнув, " Хорошо", кивнул мне и направился к выходу, связываясь с кем-то по рации. " Серый, тут гость забыл бумажник, надо передать". Позже у дверей послышались голоса, а потом охранник вернулся в дом. Без бумажника в руках.
Стараясь выглядеть как можно более равнодушной, ещё немного прошлась по ставшему тюрьмой дому, а затем направилась в одну из гостевых, откуда хорошо просматривалась дорожка к воротам.
Высокий смуглый охранник что-то бегло говорил Протасову, протягивая ему бумажник. Тот, нахмурив брови, взял протянутый предмет. " Ну же, пожалуйста! Пожалуйста! Заметь!" — я не помню, шептала я вслух или молила про себя. Но… Протасов, уже собираясь вернуть бумажник обратно, вдруг приблизил его к глазам, будто всматривался. Да! Да, Боже мой! Заметил!
Потом он кивнул охраннику, что-то быстро бросив в ответ. Охранник развернулся, направившись к дому. Я, спрятавшись за плотной тканью портьеры, краем глаза заметила, что Протасов, все также хмуро, что-то ищет, скользя глазами по окнам. Наконец, остановившись на окне, у края которого замерла я, не решаясь ни выйти из укрытия, ни вообще как-нибудь себя обозначить, он пару секунд постоял, а затем, похлопав бумажником о руку, повернулся и продолжил путь к воротам.
Неделя мучительного ожидания убила все надежды. Видимо, я приняла желаемое за действительное — крестный мог машинально взять бумажник, а охранника догонять не стал, решив, что вернет чужую вещь охране на входе. Но в эту неделю Влад больше не приходил по ночам, что делало моё пребывание в доме почти сносным. Видела его я редко, иногда он открывал дверь в спальне или находил меня в в библиотеке, буравя странным тяжёлым взглядом, но, так ничего и не сказав, разворачивался и уходил, обдавая приторным ароматом женских духов. Меня стали терзать мучительные догадки- а что, если он уже похоронил меня? В мыслях. А в реальности же пока не хватает на это духа, вот и ходит, мучается в нерешительности. Видимо, нашел решение с завещанием.
Но прошлой ночью с ужином мне передали записку. Я должна быть готова, к 10 часам у заднего входа меня будут ждать. Всю ночь меня трясло точно в лихорадке — довериться или это такой хитроумный план Влада. Вывезут меня в лес — и всё, пропала без вести. Но тогда зачем такая секретность и бутафория с пробегом? Хотели, чтобы добровольно ушла? Смешно- с торгового центра почти в бессознательном состоянии забрали, а из дома нужно, чтобы сама?
И, все же, к десяти часам, нервно прикусывая губы, я стояла у заветной двери. Там меня встретил молчаливый охранник, которого я пару раз раньше видела в доме- Влад, сократив до минимума домашний персонал, будто в противовес нанял дополнительную охрану. Кивнув на угол, что не просматривался камерой, охранник сунул мне в руки пакет. Форма охраны. "Переоденьтесь"- бросил он, отворачиваясь. Я наспех натянула на себя форму, утонув в ней. Но самое страшное — обуви не было. Форма охранника в сочетании с моими домашними розовыми туфлями со смешными помпонами…Это провал. Но на мои попытки обратить на это внимание, охранник лишь надвинул мне на глаза кепку, и больно ухватив под локоть почти силком потащил к воротам.
Испугавшись, я дернулась в сторону, но он лишь крепче сжал пальцы, оставляя синяки на руке. Точно, наплевать на форму, на всё- меня везут убивать! Охранники на входе в сговоре. И всё равно что-то не сходилось.
Но когда в заднем окне припаркованного неподалеку от ворот автомобиля я увидела взволнованноп лицо Протасова, то едва не закричала в голос от облегчения. Я спасена! Спасена! Боже мой!
Всю дорогу к дому Арсений Михайлович с широко раскрытыми от ужаса глазами слушал, что мне пришлось пережить. Он лишь пару раз задал уточняющие вопросы, а в остальном же молчал, ласково обнимая меня за плечи. Конечно, я не рассказала о том, как Влад мучил меня по ночам. О шрамах, что остались на теле и душе. О том, как однажды он привел в дом проститутку, заставив…Нет, я даже сейчас не могу без приступа тошноты вспоминать всю эту мерзость! А он тогда смеялся, упрекая меня в отсутствии любви к нему. Кричал, что любящая жена готова всегда угодить мужу в постели. Кричал, пока голова девицы была зажата меж его ног, методично двигаясь вперед-назад.
— Ничего, ничего, Милочка, всё будет хорошо. Все обязательно будет хорошо. — по-отечески похлопывал он меня по плечу, прижимая к себе- Не плачь, все закончилось.
9. Новая жизнь. Мила
В доме крестного я начала оживать. Не было больше ни той Милы- робота, что стремилась угодить вечно недовольному ею мужу. Не было и запуганной потерянной Милы, которая осталась совсем одна. Арсений Михайлович старался проводить со мной как можно больше времени, вырываясь с работы или приглашая куда-то поехать вечером. Общение с ним доставляло одно удовольствие — умный, начитанный, умеющий не только отстоять свою точку зрения, но и аргументировать ее так грамотно, что оппонент невольно задумается- а так ли он прав. Чувство юмора крестного, запомнившееся мне ещё с детства, потихоньку заставляло вылезать из того панциря безразличия, которым я окружила себя. Иногда мы даже выбрались в гости к его приятелям с семьями, хоть первое время мне было страшно, что посреди милого семейного ужина заявится Влад с охраной, потребовав меня назад. Но, как ни странно, от Влада не было никаких напоминаний о себе. Арсений Михайлович как-то, в ответ на мой вопрос, лишь усмехнулся, бросив, что Влад, видно, упивается временной властью и деньгами, наивно считая, что раз я не борюсь за них, желая скорее получить развод, то сдалась, сломалась окончательно. Я тогда удивилась самой себе, что так злорадно мечтала полночи увидеть лицо Влада, когда он узнает, что я не только заново вышла замуж, но и потребовала всё обратно, через суд. Впрочем, даже несмотря на его издевательства, какая-то часть меня, видимо, врождённое чувство справедливости, была готова после суда вернуть ему часть бизнеса. Он заслужил, столько прожив ради него с той, от кого " воротило каждый Божий день", как заявил он когда-то. Да и в компании, всё же, работал. Мне вообще хотелось выпутаться из всей той грязи, забыть, как страшный сон.