Сабля, птица и девица (СИ)

  
Сабля, птица и девица
   
1. Глава. Незваный гость против татарина
 
Солнце клонилось к закату, когда в деревню въехали татары. Нет, не тысячное войско, и не сотенное. Отряд в два десятка сабель. Может быть, разведчики перед большим набегом, таким, как четыре года назад докатился до Рязани. Может быть, разбойники из Дикого Поля, которые наезжают на Русь не столько наживы ради, сколько ради удали молодецкой.
Впереди отряда ехал мурза в кольчуге и в шлеме. Очень молодой, но очень богатый. Остальные налегке, в халатах и войлочных шапках. Тоже все молодые. Когда идет большой набег, молодежь в поисках легкой добычи может отклоняться относительно далеко от основного направления.
Деревня гостей не ждала, а если бы и ждала, то не таких. Пожаловал давеча в деревню к Федоту Еремеевичу в гости племянник Иван по прозвищу Ласка лет шестнадцати от роду. Не с пустыми руками приехал, а привез с собой два бочонка водки. Хорошей водки, крепкой и без сивухи. Такой отменной водки не то, что мужики, дворяне здесь не пробовали.
С утра пораньше поскакали хозяева с гостем на охоту, загнали кабанов-сеголетков, мужиков на рыбалку послали, а сами в баню пошли, чтобы к вечеру сесть за стол с чем Бог послал. Ни о каких татарах и не подумал никто. Где это видано, чтобы татарин на рыбу, да на свинину, да водки испить, да в бане попариться в гости заявился?
Однако же, заявились. Выехали на середину деревни к барскому терему и с седел по-хозяйски окрестности оглядывают. С чего начать, с фуража или с полона?
Навстречу татарам вышел Ласка. Босиком, в исподних штанах и даже без нательной рубахи. Только что из бани. Только что в пруд прыгал, едва успел штаны натянуть. Но уже хорошо выпивший.
— Татары? — сурово спросил Ласка, покачиваясь.
— Татары, — ответил мурза.
— Не вовремя вы.
— А когда мы вовремя бываем? Ты скажи, мы еще раз придем.
— Сегодня мы пьем. Завтра похмеляемся. Вчера приходите, — сказал Ласка еще более недовольным голосом, пьяно переступая с ноги на ногу.
— Представь, что вчера наступило. Мы пришли. Можете откупиться. Золото, серебро, лошадей, девок красивых. Коням овса, добрым молодцам стол накройте.
— Какие же вы добрые молодцы, если даже я сейчас не добрый молодец.
— А какой?
— Злой.
— Боюсь-боюсь, — тоненьким голоском пискнул татарин, и остальные рассмеялись.
— Третьяк! — крикнул Ласка в сторону забора.
— Здесь я, дяденька, — отозвался детский голос.
— Дай мне твою сабельку.
— Может, за твоей сбегать? За настоящей?
— Да выпил я лишку сегодня. Не ровен час, порежусь.
Из калитки выскочил мальчишка и подал злому молодцу деревянную саблю. Прут крепкого дерева с сабельным изгибом и перекрестьем из обрезка такого же прута, привязанным пеньковой веревкой. Бросил взгляд на татар и спрятался обратно. Ласка, пытаясь взять саблю, два раза промахнулся рукой мимо рукояти и схватился только с третьей попытки, когда Третьяк сунул саблю ему прямо в ладонь.
Татары переговорили по своему, не переставая хихикать, и тронули коней. Ласка попытался свистнуть, но сорвался в шипение. Сплюнул, фыркнул и заржал. Кони попятились. Ласка пошел на татар, продолжая то фыркать, то ржать. Кони не слушались всадников и задом отходили от странного человека, говорящего на их языке.
Мурза похлопал по шее своего коня и сказал ему что-то на ухо. Конь встал. Татарин неспешно вытащил лук из саадака, наложил стрелу, демонстративно прицелился и выстрелил в Ласку.
И не попал. Пьяный как раз в момент выстрела качнулся ровно настолько, чтобы стрела просвистела мимо.
— Шайтан, да, — сказал татарин. После чего все остальные татары тоже достали луки и обстреляли злого молодца.
Не попал ни один. От половины стрел Ласка увернулся, половину отбил саблей и одну поймал левой рукой.
Ласка удивленно посмотрел на стрелу и сломал ее в кулаке.
— Я для чего саблю взял? — спросил он, — Чтобы ты меня конем топтал, из лука стрелял? Это не я к тебе приехал, а ты ко мне. Окажи уважение. Слезь с коня, саблей меня поруби. Или струсил?
 
Татарин не струсил, но где это видано, чтобы старший воин слез с коня по просьбе какого-то пьяного оборванца. Ладно бы перед ними богатырь стоял в сверкающих доспехах, тогда другое дело. Мурза приказал, половина отряда спешилась и пошла на русского с саблями в руках. Тот переложил свою сабельку в левую руку, прижал нательный крест правой и сблевал под забор.
Плюнул. Переложил саблю в правую руку, вытер рот тыльной стороной ладони левой.
— До того ненавижу вас, поганых, что смотреть противно, аж блевать хочется.
— Уж нам-то как противно, — ответил мурза с седла, — Руби его!
Татары набросились линией. Никто не прятался за спины товарищей, все сначала развернулись во всю ширь улицы, а потом попытались окружить противника.
Ласка прошел через линию каким-то нелепым рывком, как будто падал и переставлял ноги, чтобы не свалиться. По пути незаметно махнул своим прутиком, и один татарин заорал, бросив саблю и схватившись за лицо.
— Что? Соринка в глазу? — спросил Ласка, поворачиваясь.
Татары атаковали снова, и снова никто не попал.
Ласка отступил, отбиваясь от двоих. Прутик летал в воздухе еще быстрее, чем сабли, и отбивал удары не в острие, а сбоку в плоскость клинка. Русский шатался и гнулся как ива под ураганом, уходя от тех ударов, которые не успевал парировать.
Но на этой позиции он оставался недолго, выбрал момент и прошел между татарами никаким не фехтовальным шагом, а тремя размашистыми пьяными шажищами. При этом всем весом наступил одному из врагов сбоку на голень под самым коленом, сложив ногу и впечатав колено в сухую утоптанную землю.
Татары на этот раз учли, что русский может пройти через линию, и за первыми двумя оказался третий. Умный, не стал бить с замаха, а уколол в живот. Ласка пропустил укол, повернувшись и втянув живот. Татарин тоже уклонился от укола в голову. Но на самом деле, в голову ему летел не укол прутиком, а удар кулаком, да еще и с разбега.
Татарин получил кулаком в нос и повалился на спину. Ласка запнулся об его ноги и тоже упал. Там, где только что был русский, пронеслись параллельно земле две острые сабли. От таких ударов не уклонишься, рассечет человека пополам, а рука под клинок попадется, так и руку отрубит. Так и получилось. Встречные удары пересеклись, и на землю упала отрубленная рука с саблей. Татары заорали друг на друга.
Упавший Ласка кувырком перекатился и сбил с ног еще одного врага, который промахнулся нисходящим ударом, ожидая, что пьяница растянется во весь рост. Вскочил, оступился и упал на колено, пропуская над головой сверкающий клинок. Еще вставая, Ласка повел укол в живот, но упав, воткнул свой прутик во внутреннюю сторону бедра. Отскочил назад, выдергивая чудом не сломавшееся оружие, отскочил лишку, на три шага. Из раны брызнул фонтан крови, татарин упал и принялся судорожно зажимать артерию руками и складками штанов.
Пройдя через линию, перекувырнувшись и отскочив назад, Ласка оторвался от врагов. Теперь на него напал только один татарин за раз. Ласка выбил у него саблю ударом по пальцам, налетел на врага, схватил его левой рукой за горловину кольчуги и развернулся вместе с ним, подставив голову татарина под удар вместо своей. Тут же выпадом пробил гортань еще одному, пропустил в опасной близости два диагональных удара и оказалось, что еще раз прошел через строй.
Только строя-то и не осталось. Против Ласки стояли всего трое, из которых один отрубил товарищу руку, другой голову, а третий не то что по русскому, а даже по своим не попал ни разу. Остальные кто лежал, кто сидел, кто еще как убрался с дороги.
— Ик! — сказал Ласка и повернулся к оставшимся верхом татарам, — И-и-и-к-к-к… И-и-и к-к-куда они все подевались?
— Шайтан, — покачал головой мурза и спешился.
Ласка посмотрел на него исподлобья. Парень примерно того же возраста, может старше на годик. Но шлем и наручи новые, красивые. Кольчуга заморская.