НЕ ВЕРЬ... НЕ БОЙСЯ... НЕ ПРОСИ...(СИ)

иллюстрация
http://orig10.deviantart.net/9755/f/2015/226/1/9/drarry_potter_malfoy_by_iren___loxley-d95mq5w.jpg
 Драко тоже невероятно сложно и страшно было сделать этот первый шаг навстречу, опасаясь снова натолкнуться на ледяную стену отчуждения, но не в силах больше сдерживаться, он приподнялся и медленно подошел к Гарри, нагнулся и, на миг замерев, заглянул ему в глаза, боясь увидеть в них испепеляющую ненависть. Но он не увидел там ничего, кроме покорного, нетерпеливого ожидания и дикого желания. И не думая больше ни о чем, не испытывая больше сомнений, Малфой принялся жадно ласкать это желанное тело и срывать одежду, вмиг ставшую препятствием. Поттер инстинктивно дернулся, попытался отстраниться, но Малфой, не обращая на это внимания, сжал его в своих объятиях, не контролируя себя и не пытаясь унять дрожь, которая его колотила. Парни свалились на землю, руки Драко оказались под джинсами Гарри и вцепились в так долго дразнившую его задницу. Поттер отстранил их, но они тут же оказались на бедрах, затем жадно переместились на грудь. Драко накинулся на слабо противившегося гриффиндорца с настойчивостью одержимого. Парни еще немного поборолись за джинсы, которые Малфой пытался стянуть, а Поттер, вцепившись в них, пытался удержать, но делал это без особого энтузиазма и в результате они их порвали, стянули и отбросили за ненадобностью в сторону. Жадные руки схватили Гарри, горячее тело прильнуло к нему и вжалось каждой клеточкой, дыхание обожгло шею. Возбуждение буквально сломило волю Поттера и заставило беззвучно содрогаться в крепких, настойчивых объятиях слизеринца, который мял, тискал и терзал его всего, от твердых сосков и сильной груди, до упругого живота и крепких бедер, и в этот момент Поттер осознал, что ему безумно нравиться подчиняться всепоглощающей страсти Малфоя. Лихорадочно путаясь пальцами в собственном ремне, Драко приспустил свои брюки и прижался к своему партнеру. Напряженный член Гарри, увитый вздувшимися венами и пульсирующий, вдавился Драко в живот. Блондин схватил рукой возбужденный от желания член своего любовника, сильно сжал его ладонью, а потом начал рывками двигать кожу по стволу, массируя его, а Гарри с готовностью задвигал бедрами, подгоняя член в руке слизеринца, толкаясь в его захват. Они поспешно и жадно ласкали друг друга, Драко торопливо стягивал с гриффиндорца остатки одежды, бросая её в сторону, и чувствовал, что прикосновения любимого человека, его запах, его ласки сводят его с ума. Трава была влажная, капельки росы обжигали своим холодом, но страсть и тепло тела Малфоя не давали Гарри замёрзнуть. А слизеринец, как одержимый, сжимал любимого парня в своих объятиях, и горячечно целовал его, не в силах насладиться этими прикосновениями. Поттер в ответном порыве вжался в своего партнера и ловил эти сумасшедшие ласки каждой своей клеткой, каждым обнаженным нервом. Он двигался навстречу терзавшей его руке, приподнимая раскрытые бедра, глаза были плотно зажмурены, рот едва приоткрыт, а руки несмело и, вместе с тем, жадно потянулись к слизеринцу, обхватили, обняли и стали все более уверенно и нетерпеливо сжимать. Сейчас Гарри цеплялся за Малфоя так, словно искал в нем защиту от собственной страсти, а слизеринец навалился на своего любовника, пронзительно чувствуя его податливость и покорность, и со слезами на глазах принялся его целовать, быстро и бестолково судорожно. Гарри пытался отвечать ему, но целовался бывший хастлер не умело, хотя послушно следовал за языком и губами своего любовника, и вскоре их поцелуи уже начали получаться. Малфой засосал его губы так глубоко и сильно, до боли, что это слегка озадачило Поттера и он на миг оторвался, передохнул, а затем сам всунул язык в рот Драко, и блондин тут же начал обсасывать его как маленький член. Губы гриффиндорца поначалу были неумелы и робки, парень, по воле судьбы ставший профессиональной шлюхой, просто не умел целоваться, но уже очень скоро он стал и смелым, и настойчивым в своих ласках. Закрыв глаза, Гарри тихо сопел и с упоением учился целоваться, глубоко, страстно, горячо, а Малфой, на миг оторвавшись от его губ, принялся медленно, смакуя, покрывать поцелуями его тело – сводящие с ума бедра с шелковистой кожей, плоский подрагивающий живот, соски, маленькие и твердые, ложбинку на груди. Поттер не шевелился, только дрожал и дышал тяжело, натужно, постанывая от горячих прикосновений любовника, руки которого жадно мяли его ягодицы, ласкали бедра и промежность. Малфой целовал и гладил, вжимал телом в землю, кусал плечи и шею, вылизывал живот, терзал пальцами соски, бедра и промежность, бережно касался губами пупка и всовывал в него язык, нежно обводя вокруг. Затем настала очередь внутренней стороны бедер, мускулистых и покорных. Блондин ласкал их от промежности до колен, смачно и неистово, со звериной страстью, оставляя синяки, а затем принялся вбирать в рот возбужденный член целиком, обсасывал яички и вылизывал головку, сводя Гарри с ума глубокими и обволакивающими ласками. Услышав частые, тяжелые вздохи своего любовника, Малфой плотнее сжал губы, а горло стремилось вместить весь член целиком. Он смаковал каждый сантиметр такого желанного и любимого тела, при этом не доводя Гарри до оргазма. Когда, казалось, что Поттер вот–вот извергнется густой, терпкой влагой и разорвет эту осеннюю ночь хриплым криком, Малфой внезапно останавливался или переходил на невесомые прикосновения. Гарри выгибался всем телом, а Драко прижимал своего разгоряченного любовника к земле и чувствительно прикусывал его губы, расслаблял затяжными поцелуями, укрывал дрожащим телом, вылизывал языком живот, и опять поднимал в Гарри огненную волну наслаждения и снова на миг останавливался. Этому не было конца. Поттер скулил, извивался под своим белокурым любовником, мял его и шептал беззвучно и хрипло какую–то страстную идиотину. Когда он уже был готов скрести ногтями землю, не в силах больше терпеть эту сладкую пытку, он слегка отстранился от целующего его слизеринца и, задыхаясь, прошептал: – Малфой, послушай... – Заткнись, Поттер, – хриплым голосом отозвался Драко. – Я знаю, что для тебя это ничего не значит, всего лишь работа, долг перед Орденом, обязательство перед Дамблдором, и ради спасения мира ты готов на все... Только для меня все иначе, потому что я люблю тебя, Гарри–мать–твою–Поттер, и плевать мне сейчас на спасение мира и все силы Света и Тьмы. Я люблю тебя, и нет ничего важнее этого во всем мире. – Я хотел сказать, трахни меня, Малфой, – тяжело дыша, прерывисто прошептал гриффиндорец, и сам покорно и широко развел ноги, вздернув их высоко вверх, и открыл темный, сжатый колодец, из которого Драко так жаждал черпать наслаждение. На миг Гарри подумал, что такая поза будет не удобна Малфою из–за его увечья, и надо бы спросить у него, как лечь лучше, но подобный вопрос мог оскорбить слизеринца, подчеркивая его неполноценность, и Поттер решил, что любовник как–нибудь приспособится сам, ведь до этого у него неплохо все получалось. И в следующий миг Драко навалился на него, поспешно смочил свой член слюной и начал вводить. Гарри почувствовал, как в его анус очень осторожно стал вжиматься горячий и твердый ствол любовника. Поттер застонал, шумно задышал и напрягся, но вдруг как–то сразу расслабился, а затем сам повыше закинул ноги на спину Малфоя, полностью подчиняясь ему и отдаваясь, принимая его доминирующую роль, а слизеринец, растянув руками его ягодицы, стал входить до изнеможения медленно, как тогда, в первый раз, будто Гарри все еще был девственником, словно боясь причинить ему боль. И когда член вошел в него полностью, Поттер был уже на пределе, изнемогая от желания. Еле сдерживая себя, целуя лежащего под ним парня в приоткрытые губы, Драко начал фрикции – сначала медленно и осторожно, но с каждым разом увеличивая амплитуду и силу удара. Слизеринец принялся вгонять себя в это желанное тело, о котором горячечно грезил, заживо гния на каторге, и все сильнее и глубже входил в жаркое нутро под затуманенным взглядом Поттера, который уже пытался отвечать на его движения. Глаза гриффиндорца закрылись, пальцы разжались, а стоны стали хриплыми от нарастающего удовольствия. Драко ласкал и гладил его плечи, бедра, грудь, облизывал и подсасывал маленькие твердые соски, целовал безвольные губы, проникая языком в глубину, трогал мочки ушей. Погружаясь в любовника на всю свою длину и миллиметр за миллиметром выходил, шире разводя его ноги в стороны, и сильнее наваливался, не переставая двигать членом, продлевая и усиливая, смакуя эти ощущения, дразня их обоих, и чувствовал как мышцы ануса, сжимающие его равномерно двигающийся член, полностью расслабились и не противились больше. Драко любил своего партнера страстно и жадно, ощущая в этот момент своё полное обладание любимым и таким желанным парнем, который, наконец–то, покорился ему и отдался. Как часто Драко Малфой грезил об этом моменте, когда сможет покорить этого дикого, необузданного жеребца, сможет сломить его волю, смять в своих объятиях, будет терзать его горячее тело своими поцелуями и биться членом, пронзая его горячую плоть, и слышать в ответ покорные стоны. И этот благословенный момент наступил, и Поттер отдавался ему со страстью одержимого, а он жадно ловил его стоны, кусал приоткрытые, припухшие от поцелуев губы, и ждал того момента, когда стоны Поттера перейдут в хриплое, тяжелое и страстное дыхание, зная, что очень скоро наступит миг, открывающий гриффиндорцу врата в новый мир плотских удовольствий, где нет места боли, унижению и насилию. Ударяя своим членом в простату, Драко накачивал своего любовника блаженным наслаждением, сводящим тело сладкими судорогами. И Поттер открылся ему навстречу, всей душой и всем телом стал ловить, вбирать, всасывать в себя мощь горячей тверди в разбухшем анусе. Драко трахал своего любовника в бешеном темпе, вгоняя член то длинными, то короткими толчками. Он вскидывал голову, придушенно вскрикивал, хрипел, все быстрее посылая то раздирающий, то горячо массирующий член в нутро Гарри. А Поттер парил от безумно отчаянного, огромного счастья, издавая утробные стоны–хрипы в унисон движениям пронзающего его плоть члена. В этот миг Драко сумел заставить гриффиндорца позабыть обо всем. Лежа под безразличной луной в аромате охлаждающейся земли, Гарри ощущал только нежные руки, отнимавшие у него рассудок своими ласками. Он думал только о губах, рвущих его на части, о тяжести упругого тела, о твердом колене, раздвигающем ноги. Бывший хастлер открывал для себя что–то неизведанное, и познавал самого себя в этом новом, силу своего желания и страстные отклики своего тела на ласки Драко, который двигался в нем с размахом, практически выходя полностью и снова погружаясь до конца. Член легко скользил в онемевшем захвате, ввинчиваясь в жаркую мякоть. Малфой двигал бедрами, как заведенный, посылая и посылая член во влажные глубины одуревшего от наслаждения любовника. Охваченному волной приближающегося оргазма, Драко уже казалось, что он проникает в партнера не только своим членом, но и всем своим существом, всем без остатка, растворяясь в этом горячем теле, сливаясь с ним воедино. Сжав Гарри так, что что–то хрустнуло, вцепившись тонкими, длинными пальцами в твердые бедра, горячечно осыпая запрокинутое лицо быстрыми жгучими поцелуями, Драко пронзительно вскрикнул, сотрясаемый оргазмом. Поттер ответил ему хриплым стоном. Почти одновременно парни прогнулись, напряглись и начали кончать в общем сплетении судорог, спермы, толчков разбухших членов и глухом вое, переходящем в скрежет зубов. Кольцо ануса Гарри судорожно сжалось, а член Драко распух в этих последних конвульсиях. Дикими, короткими, зверино–судорожными толчками плоти из Малфоя выходили все его желания, радости и печали, его прошлое и будущее, растекаясь белой влагой в прибежище острого удовольствия, потому что в этот долгий миг он перестал чувствовать что–либо, кроме сводящего с ума счастья. Сперма Гарри пролилась на его сведенный судорогой живот тягучей влагой, белым дождем под оглушительный гром оргазма. Парня ломало долго, он вздрагивал и метался, протяжно воя, скрипел зубами и грязно матерился, то накрепко сжимая мышцей ануса член Драко, то безвольно обмякая под любовником. Жадно хватая ртом воздух и дыша со всхлипами, парни вздрагивали в унисон в пронзительном оргазме, и это был не секс, это было слияние двух тел в едином любовном порыве, и Гарри в этот момент было так хорошо, до спазмов в животе, до полного, абсолютного счастья. Малфой сделал еще несколько скользящих выпадов вглубь разгоряченного нутра, изливаясь последними каплями горячей жидкости, а затем обессилено свалился на своего любовника, прижимаясь животом к вязким лужицам на животе гриффиндорца. Окружающий мир вдруг снова наполнился каскадом ночных звуков, стрекотом сверчков и шелестом листьев, а прохлада накрыла двух любовников легким покрывалом. Дотянувшись до своей мантии, Драко укрыл их обоих, а Гарри крепко обнял своего любовника и молча лежал рядом, прижимаясь к нему и переживая то, что произошло между ними, пока не уснул, доверчиво уткнувшись носом в плечо напарника. Во сне он тихо стонал и всхлипывал, как маленький щенок, потерявшийся и оказавшийся в незнакомом и пугающем мире. Драко, не в силах сдержать слезы от нахлынувших на него чувств, поцеловал его в нос, и, нежно обнимая, принялся шептать ласковые слова, пока Поттер, наконец, не затих и его дыхание стало ровным и спокойным. Ощущение грозящей опасности и присутствие чего–то зловещего и постороннего вырвало Гарри из объятий сна. Приподнявшись на локте, он начал осматриваться по сторонам, ища вероятный источник угрозы, и тут же увидел лилипута, который стоял в нескольких метрах от них, пронзая недобрым взглядом, от которого по коже гриффиндорца поползли ледяные мурашки. Парень повыше натянул на себя малфоевскую мантию, которая служила им сейчас общим одеялом, пытаясь скрыть свою наготу под этим пристальным, колючим взглядом маленького уродца. Слизеринец еще спал и Поттер довольно ощутимо двинул ему локтем в бок, а затем пнул ногой. Малфой недовольно замычал, заворочался и только после второго пинка открыл глаза. В первый миг все еще пребывая в мире грез и сновидений, Драко с удивлением взирал на своего любовника, видимо, не сразу вспомнив, как они оказались вместе, потом во взгляде слизеринца появилась некая осмысленность и он потянулся к любимому парню, чтобы обнять его, но Поттер отстранился и молча кивнул куда–то в сторону. Малфой обернулся и увидел стоящего неподалеку лилипута, который, как и обещал, явился на рассвете. Все похотливые поползновения слизеринца сразу же прекратились, он нервно сглотнул, и в свою очередь тоже потянул на себя мантию. – Пока ты спал, нас могли грохнуть, – тихо произнес Поттер, уже по привычке не упустив случая попрекнуть напарника в халатном отношении к служебным обязанностям. – Дамблдор поручил тебе охранять мою бесценную задницу, а не трахать ее... Вот и надейся на тебя после этого, – добавил гриффиндорец, заметив, как Малфой смутился. Ситуация была идиотская. Они оба, как нашкодившие школьники, пытались хоть как–то скрыть свою наготу, перетягивая друг на друга одну мантию, и краснели под пристальным взглядом проклятого некроманта, а тот молча рассматривал их, и только одному дьяволу в этот миг было известно, какие мысли рождались в этой уродливой голове и извращенном сознании. Гарри, в очередной раз дернув материю на себя, почувствовал легкое раздражение и от того, что оказался в такой дурацкой ситуации, и что снова переспал со своим врагом, который вместо того, чтобы сейчас натягивать на себя мантию, должен был нести дежурство, ибо обеспечение безопасности миссии как раз и являлась частью малфоевской работы. Взглянув на растерянного любовника, Поттер не без злорадства подумал о том, что теперь припомнит «хорьку» этот прокол, ибо слизеринец не упускал случая попрекнуть его трактиром и винил в провале операции. Теперь ему будет чем ответить на обвинения Малфоя в том, что погоня оборотней и смертельная опасность, в которой они оказались, случились по его вине и были на его совести из–за того, что он захотел «хлебнуть пивка». На этот раз облажался Малфой и они были квиты. – Э... э... э... гомункулус готов? – поинтересовался Гарри, прерывая затянувшееся неловкое молчание. Карлик молча протянул ему деревянный ящик, на дне которого лежал запечатанный сосуд, тщательно завернутый в плотную черную ткань. Продолжая сидеть на голой земле и, едва прикрываясь мантией, оконфузившиеся любовники выслушали инструкции лилипута. Они не должны были вскрывать ящик в светлое время суток, в явном или тайном присутствии кого–либо еще. Вопрошать гомункулуса следовало не более одного раза за ночь, а кормить кровью не реже, чем каждое полнолуние, в противном случае коварное дитя колдовства могло утаивать сокровенное и даже лгать, обрекая вопрошающего на неприятности. Гарри подозревал, что и сам лилипут скрыл от них некоторые существенные аспекты некромантии, но не стал заострять внимание на этом вопросе. Ему хотелось как можно быстрее убраться из этого места, поэтому, когда карлик направился к своей утлой лодчонке, Поттер вздохнул с облегчением. Можно было, конечно, обратиться к лилипуту с просьбой перевезти их на другой берег, это сократило бы их путь до замка Лестрейнджей, но одна только мысль, что им придется пересечь озеро, где плавают трупы, вызывала суеверный трепет, да и для Малфоя это станет серьезным испытанием. Сразу же вспомнив все кошмары, что им пришлось пережить этой ночью, Поттер решил, что лучше неделю будет идти по непроходимой чаще в обход, чем сядет в лодку с этим чудовищем. Только посудина карлика отчалила от берега, Поттер стремительно поднялся, скидывая с себя уже ненужную мантию, и, не обращая внимания на своего напарника, чей взгляд невольно задержался на его татуировке на ягодице, принялся собирать с земли свою одежду и поспешно натягивать ее на голое тело. Гарри отстраненно подумал о том, что не мешало бы искупаться или хотя бы применить очищающее заклятие – он чувствовал, как на бедрах и животе засохла сперма, слегка стягивая кожу, и эта липкая жидкость на ляжках все время напоминала, что его совсем недавно выебали в жопу, но ему было не привыкать к неприятному ощущению нечистоты. Да и магия здесь не действовала, а залезть в воду он не смог бы даже под действием заклятия «Империус». Малфой тоже поспешно одевался, стараясь не смотреть на своего любовника. Он торопливо натягивал брюки, пытаясь как можно быстрее скрыть покалеченную ногу, но Поттер не обращал на него никакого внимания, делая вид, что Малфоя здесь вообще нет. Быстро собрав вещи, парни незамедлительно покинули это гиблое место, из которого не многим удавалось выбраться живыми, и снова углубились в лес. Сверяясь с картой, они направились на север, в сторону родового старинного замка Лестрейнджей, до которого им предстояло добираться, выбирая окружной путь, ибо Дамблдор запретил применять трансгрессирующее заклятие без особой необходимости, а только в исключительных случаях при смертельной опасности. Следующие несколько дней парни провели в дороге, избегая нежелательных встреч и небезопасных мест. Нигде не задерживаясь дольше, чем на одну ночь, юные маги миновали несколько мелких, неприветливых каменных городов, которые показались им чрезвычайно неуютными, а архитектура однообразной и подавляющей. Парни чувствовали себя невероятно уязвимыми и одинокими на этих узких, холодных, продуваемых всеми ветрами улицах чужих городов, хотя за стенами домов, тянувшихся вверх к тяжелым, низким облакам, кипели вполне человеческие страсти, а при наличии денег в любом из этих городков появлялась возможность для удовлетворения всякого мыслимого порока. Чем дальше они продвигались на север, тем более неприветливой и безлюдной становилась местность. Все реже на пути стали попадаться небольшие селения магов, открытые всем ветрам, которые казались сиротливыми убежищами несчастных, изгнанных из более приветливых земель, и брошенных здесь на произвол судьбы. Когда ночь заставала двух агентов в пути, они вынуждены были спать в небольшой палатке, но в последние дни погода сильно испортилась и, вопреки конспирации, им приходилось заходить в небольшие поселения магов, чтобы найти кров в какой–нибудь гостинице или трактире. Гарри скрывался под мантией–невидимкой, а Драко, надвинув на глаза капюшон и пряча под ним лицо, старался быть неприметным, ничем не привлекая лишнего внимания к своей персоне. За все время их путешествия Малфоя не оставляло ощущение, что Поттер использует его, получая то, что ему надо. После того, как они занимались любовью на берегу озера, вблизи деревни лилипутов, парни стали любовниками и теперь имели секс каждую ночь. Гарри молча ложился в одну постель с Драко и без лишних слов отдавался своему партнеру, страстно и ненасытно, с жадностью принимая ласки слизеринца. Они не шептали друг другу нежные слова любви, а с какой–то животной страстью совокуплялись друг с другом, под хриплые стоны и скрежет зубов. Иногда, когда им удавалось заночевать в дешевом номере какого–нибудь придорожного трактира, Поттер сам поспешно скидывал с себя одежду, быстрыми и умелыми ласками доводил до эрекции своего партнера, а затем, навалившись на него сверху, вводил член в свое расслабленное отверстие и под скрип расшатанной кровати начинались безумные скачки. Эта поза оказалась для них самой удобной, и Гарри быстро двигал задом, приподнимаясь и опускаясь, насаживаясь на хуй любовника на всю длину. С гриффиндорца капал пот, а глаза горели как у ненормального. Он качал и качал задом, сжимая сфинктером сновавший внутри него член. В эти мгновения чувственность Драко обострялась до предела, и он уплывал сознанием куда–то далеко, полностью утратив чувство реальности и погрузившись в водоворот страсти и наслаждения, и приходил в себя или от смены ритма, или острых зубов Поттера, до боли прикусывающих его сосок. Они трахались с остервенением, не в силах остановиться. Гарри судорожно дергался на члене своего любовника, одновременно мастурбируя свой ствол, потемневший от напряжения, а Драко рывками двигался ему навстречу и, крепко сжимая за бедра, насаживал по самые яйца. Кончали они всегда одновременно. Поттер, выгнувшись в спине, на миг замирал, напрягшись, а затем с криком обливал все вокруг, сперма брызгала на грудь и живот Малфоя, летела на пол, а Драко, насадив любовника на свой член так, что яйца до боли вжимались в растянутые ягодицы, извергался горячим потоком в его нутро. Но после таких мощных оргазмов Поттер, излившись, поспешно слезал с члена Малфоя, отворачивался спиной и, как пресытившийся кот, быстро засыпал. Если же они занимались сексом под открытым небом, гриффиндорец поспешно натягивал джинсы, уничтожив следы спермы, вытекающей из полураскрытого ануса, и переходил на другое место, чтобы спать отдельно от своего любовника, как можно дальше от него. На утро Гарри изо всех сил старался делать вид, что между ними ничего не было, он не смотрел Драко в глаза, избегая встречаться с ним взглядом. Своим поведением он преднамеренно подчеркивал, что они не любовники. Это полное отторжение и не восприятие того, что между ними уже есть, сильно задевало и ранило самолюбие Малфоя и из раза в раз, когда Гарри, испытав оргазм, демонстративно отворачивался спиной или уходил спать в другое место, Малфой невольно начинал чувствовать себя шлюхой, чье тело просто используют для получения удовольствия. Он гнал от себя мысль, что Поттер делает это преднамеренно, чтобы дать ему понять и ощутить, как это больно и унизительно, когда тебя просто используют для удовлетворения своих инстинктов. Драко предпочитал думать, что отторжение действительности было всего лишь болезненной реакцией Поттера на то, что они вопреки всему стали любовниками, а гриффиндорцу трудно было с этим смириться. Но, тем не менее, осознание того, что Поттер может просто использовать его, очень сильно тревожило Драко Малфоя, выжигая ему душу и лишая последней уверенности, ведь Гарри – его цель, которая с каждым разом, после каждой ночи их близости становилась все дальше и дальше. Гарри, испытав потрясающие ощущения, когда они занимались любовью у озера, теперь каждую ночь отчаянно нуждался в этих ласках и с жадностью забирал их, но когда любовное безумие отпускало его и к нему возвращалось осознание свершившегося факта, парень начинал раскаиваться в том, что в очередной раз допустил, чтобы Малфой поимел его. Его тело вступило в конфликт с разумом, и Поттер понимал, что не должен этого делать, тем более со своим врагом, но природа брала свое и тело выходило из–под контроля, а он, как ненасытный котенок, требовал нежности, забывая в объятиях Драко обо всем на свете. А на утро, изводя себя бесконечными укорами, кусая губы и упорно отводя взгляд от Малфоя, убеждал себя, что не должен вестись на эти ласками, забывая о том, кто их ему дарит. Малфой пытался убедить себя, что происходящее сейчас между ними – большой прогресс в их отношениях. Слизеринец даже не рассчитывал, что секс между ними будет вообще возможен, и что это произойдет так быстро. Он готов был ждать годы, пока Поттер сумеет со временем смягчиться и если не забыть, то хотя бы немного простить его. Но их отношения стали развиваться стремительно и бурно, и этому способствовали те экстремальные ситуации, в которых они регулярно оказывались. Постоянная смертельная опасность обостряла все чувства и желания до предела. И Драко уже не раз задумывался о том, что Дамблдор преднамеренно отправил их вдвоем в опасное путешествие, зная, что это сблизит их и, возможно, искоренит былую вражду. Так все и случилось, как замышлял старый интриган, но когда порыв страсти проходил, Гарри, будто устыдившись содеянного, начинал вести себя вызывающе нагло и дерзко, преднамеренно оскорбляя или полностью игнорируя своего партнера. А в следующую же ночь снова забирался в его постель, настойчиво требуя ласк и бессовестно используя Малфоя для удовлетворения своих обострившихся желаний, разбуженных в нем слизеринцем. Лежа долгими часами без сна и слушая ровное дыхание и сопение любовника, Драко пытался гнать от себя настойчивую мысль, что Гарри просто воспринимает его как шлюху и использует в любой момент для своего удовлетворения. Он пытался убедить себя в том, что это на самом деле не так и ему многого уже удалось достичь в их непростых отношениях. Большим достижением уже было то, что Поттер перестал вздрагивать и сжиматься от каждого прикосновения, боясь испытать боль или получить удар, и перестал отворачиваться, когда Драко целовал его в губы. Более того, Поттер сам с большим удовольствием целовался и, судя по–всему, бывшему хастлеру это нравилось даже больше, чем половой акт. За разом раз Гарри открывал для себя неизведанный ранее мир наслаждения, и в последнее время уже сам задавал ритм в постели. Несмотря на то, что он неизменно выполнял пассивную роль, не делая никаких попыток что-то изменить, тем не менее Драко постоянно чувствовал, что имеют именно его. Обидное равнодушие Поттера после секса сильно задевало и ранило чувства Малфоя. Когда ему казалось, что удалось сломить этот барьер, который стоял между ними, и Гарри, наконец–то, начал испытывать к нему настоящие, ответные чувства, гриффиндорец тут же отворачивался, награждая равнодушием и даже холодным презрением. Драко старался не показывать, что его это задевает и сильно бьет по самолюбию, но в такие моменты, лежа с любовником и слушая его спокойное, ровное дыхание, хотелось прибить Поттера за его сволочизм. Гарри преднамеренно старался дать ему понять и почувствовать, что значит быть шлюхой, вещью, которую временно используют, а затем выбрасывают за ненадобностью. И Драко очень остро это чувствовал. Поведение Поттера ранило его сильнее хамских, вульгарных высказываний и оскорблений. Чувствовать себя использованным и ненужным было невыносимо больно, и Поттер нашел отличный способ мстить ему за то, что из–за него сам совсем еще недавно был вещью для похотливых магглов. Сейчас они будто поменялись ролями, и такое унизительное положение для Драко было невыносимо. Он не знал, как положить этому конец, единственное, что он мог, просто послать Поттера куда подальше, когда тот в очередной раз заберется к нему в постель, но это было превыше его сил. Они оба этого страстно хотели и отчаянно нуждались друг в друге, и Драко надеялся, что рано или поздно, удовлетворив таким подлым образом свою жажду мести, Поттер изменит свое поведение и у них, наконец–то, будут нормальные отношения. Это стало личной драмой для каждого из них, Гордиев узел, который они не в силах были разрубить. Они как окольцованные птицы рвались на свободу друг от друга, но это было превыше их сил, потому что они навеки были связаны любовью.