НЕ ВЕРЬ... НЕ БОЙСЯ... НЕ ПРОСИ...(СИ)

====== ГЛАВА 47 Роковая ошибка ======
Гарри провел бессонную ночь, терзаясь сомненьями, страхами, подозрениями и тревогами, нервно расхаживая из угла в угол шикарных апартаментов в ожидании своего напарника. Гриффиндорец уже сотню раз задавался вопросом, как могло случиться, что Малфой сумел уговорить его, настоять на своем, убедить, и в итоге сам отправился на выполнение задания. Поттер мучился противоречиями, сейчас ему казалось полным безумием отпустить Драко на встречу с чокнутым Лестрейнджем. Задание оказалось чертовски сложным. Гарри с самого начала понимал, что работа будет не из легких, но он даже предположить не мог, что придется кого–то убивать, чтобы завладеть крестражем. Он соглашался с доводами Малфоя, что Дамблдор не мог этого знать, иначе старик не отправил бы их на это поганое, грязное дело. Поттер был уверен, что, несмотря на все коварные расчеты, Дамблдор не стал бы использовать его как наемного убийцу, и чертовски не хотелось верить в то, что его вернули в магический мир, чтобы сделать из него киллера.
 Новость о том, что крестраж является имплантатом в теле Лестрейнджа, шокировала парней. Они прекрасно осознавали, чтобы извлечь артефакт, хранителя придется убить, и Гарри знал, что это его работа. Несмотря на то, что ему уже приходилось убивать, но всякий раз это происходило как самозащита. Профессор Квиррелл был испепелен, когда пытался задушить его, в стремлении завладеть философским камнем, и убийство психопата Адамса случилось во время самообороны, когда Гарри закрывался от полосующих ударов ножа голыми руками. Сейчас же, для выполнения задания Ордена, необходимо было хладнокровно умертвить человека любым способом и расчленить его, чтобы извлечь из тела вживленный артефакт. Поттера мутило от одной только мысли, что ему придется уподобиться маньяку по прозвищу «Джек–Потрошитель». Гриффиндорец понимал, что это необходимо, это его долг, от которого зависит дальнейшая судьба всего магического мира. Волдеморта нужно было остановить любой ценой, а он был единственным человеком, кто мог и должен это сделать, но осознание того, что ради этого ему придется стать хладнокровным убийцей–потрошителем, приводило Гарри в панику. Он старался не показывать своего смятения перед Малфоем, но необходимость выполнения задания тяжелым грузом давила на его плечи. Поттер боялся, что не справится, и в глазах своего напарника, Дамблдора и всего Ордена будет выглядеть ничтожеством и трусом. Он оказался перед сложной дилеммой – убив Лестрейнджа, Пожирателя Смерти, и завладев крестражем, он получит дополнительный шанс победить Волдеморта, но перспектива стать убийцей приводила в ужас. Поттер боялся, что может уподобиться Темному Лорду. Малфой был прав, убийство – величайшее преступление, которое калечило душу мага. Возможно, поэтому он так быстро согласился, когда Драко предложил свои «услуги». Поттер знал, что слизеринец поклялся мстить за своих родителей, дал обещание Дамблдору сделать все, чтобы обеспечить выполнение задания и сейчас, предложив Гарри за него выполнить часть его работы, избавил от обязательства, которое могло стать для него непосильным. В эту тревожную ночь Поттер мучился неизвестностью и изводил себя угрызениями совести, размышляя над тем, что поступил подло и совсем не по–гриффиндорски, переложив груз ответственности со своих плеч на Малфоя. Его терзали поздние раскаяния, что он не должен был так поступать, слизеринец всего лишь проводник, к тому же «хорек» трус и, вероятнее всего, не справится с заданием, для выполнения которого надо иметь мужество и решимость, которых у него самого, как оказалось, не было. Поттер метался по комнате, нервно выкуривая одну сигарету за другой, размышляя о том, что сам оказался слабаком и из–за своей нерешительности свалил смертельно опасное задание на другого, а если Малфой погибнет, это будет еще одна смерть на его совести. Чем больше проходило времени, тем больше Поттер проклинал себя за трусость и безволие, обзывал себя малодушной блядью, не способной на решительные мужские поступки, которых от него ждал весь магический мир. Время тянулось бесконечно медленно, Драко не возвращался, и у Гарри смятение постепенно сменилось подозрением, что слизеринец просто предал его, обманул их всех, втерся в доверие к Дамблдору, и теперь привел его в логово Пожирателей, чтобы обезвредить и передать Волдеморту. Доверять «хорьку» было безумием, тот, кто предал единожды – предатель навсегда, а слизеринец еще с детства был подлецом, который ради спасения собственной шкуры пойдет на любое вероломство. События на дисциплинарном слушании снова всплыли в памяти Гарри во всех подробностях, и он проклинал самыми грязными словами и Дамблдора, который поверил «хорьку», и самого себя, что в какой–то момент начал доверять Малфою, а тот приобрел над ним какое–то необъяснимое влияние. Всю ночь, пока Гарри ждал возвращения Драко, гриффиндорца посещали самые противоречивые мысли, то о коварном предательстве слизеринца, то об его гибели. Чем больше проходило времени, тем больше Поттер сходил с ума от этой пытки неизвестностью и вынужденного бездействия, выстраивая самые дикие и нелепые предположения. Гарри прислушивался к каждому шороху в коридоре, хватаясь за палочку, в ожидании, что предавший его Малфой ведет сюда Пожирателей Смерти, и готов был сражаться один против всех. Но потом мысли о коварстве любовника отходили на второй план и Гарри, скрываясь под мантией–невидимкой, выбегал в коридор в стремлении спасать своего напарника, который, возможно, в этот момент находится в смертельной опасности. Поттер гнал от себя страшную мысль, что Малфой мог погибнуть и уже никогда не вернется, как Брент. Он готов был разнести весь этот замок на мелкие осколки, но вынужден был каждый раз возвращаться в апартаменты и ждать, снова и снова сходя с ума от неизвестности о судьбе напарника и о том, что ожидает его самого в этом логове Пожирателей Смерти. Утром, когда Поттер был на грани отчаяния и нервного срыва, когда на полу валялось несколько десятков растоптанных окурков и сломанных стульев, внезапно в дверь раздался тихий стук в виде условного знака, который знал только Малфой. Сердце Гарри подпрыгнуло куда–то к горлу и бешено заколотилось. Скрывшись под мантией и сжимая палочку во взмокшей ладони, Поттер подошел к двери и резко распахнул ее, готовый в следующую секунду выпустить смертельное заклятие в любого своего врага. На пороге стоял Драко Малфой. Слизеринец выглядел так, будто вернулся из преисподней. Он кутался в грязную мантию, лицо было покрыто коркой спекшейся крови и походило на жуткую гротескную маску, белокурые пряди слиплись от пота и грязи, и в первый миг казалось, что Малфой поседел за одну ночь. Парень был так изможден, что еле держался на ногах и в любой момент мог рухнуть и умереть, но, тем не менее, со слабой улыбкой он переступил порог комнаты и тихо произнес: – Не дождешься, кузен Гарри. Я намерен вернуться в наш дом и музицировать на моем фортепиано. У Поттера болезненно сжалось сердце, а горло сдавило так, что стало трудно дышать. – «Хорек»… живой... – охрипшим голосом произнес Гарри и, схватив Драко, крепко прижал к себе, а затем вдруг начал целовать его окровавленное лицо, быстро и бестолково судорожно. – Живой, мать твою, живой... Я боялся потерять тебя… Как же ты меня напугал, «хорек» гадский. Если бы с тобой что–то случилось, я бы разнес нахуй всё это блядское логово… – Крестраж у меня, Потти... Лестрейндж мертв... Нам надо уходить... немедленно... здесь опасно… – в перерывах между поцелуями шептал Драко, но Гарри его не слушал, с улыбкой и со слезами на глазах продолжая твердить: – Вернулся... живой... Малфой протянул грязный тряпичный сверток, из которого слегка просвечивался тусклый свет. – Кольцо Марволо Мракса, из–за которого погибли мои родители. Возьми его, Поттер, только ни в коем случае не надевай, это смертельно опасно. Положи его сразу в футляр, который дал тебе Дамблдор. – Ты ранен? – спросил Гарри, машинально забирая из рук любовника грязную тряпку, в которую был спрятан страшный артефакт. – Ты весь в крови... Что он с тобой сделал? – взволнованно произнес гриффиндорец, с тревогой всматриваясь в глаза своего любовника и осторожно прикасаясь к его слипшимся от крови и грязи волосам. – Это не моя кровь, – ответил Драко и отвел взгляд в сторону. – Нам надо немедленно уходить, здесь опасно оставаться. – Ты не можешь идти в таком состоянии, – возразил Поттер, обнимая за плечи слизеринца и подталкивая его в сторону кровати. – Ты должен отдохнуть. – Не думай обо мне, Поттер. Сейчас важно как можно скорее доставить кольцо Дамблдору, – попытался возразить Драко, но в следующий миг силы оставили его. Парень попытался схватиться за своего напарника, чтобы не упасть, но Поттер успел подхватить потерявшего сознание Малфоя, и на руках отнес его к кровати, бережно уложив в постель. Драко был изможден до предела и Гарри понимал, что потребуется много времени, прежде чем слизеринец отоспится и отдохнет, и готов был ждать, хотя эта задержка могла стоить им обоим жизни, стать провалом операции и крахом всего магического мира. Но Гарри сейчас было плевать на весь магический мир и тех, кто разыгрывал его, словно шахматную партию. Дамблдор и Волдеморт подождут, потому что Драко Малфой, совершивший невозможное, должен был просто отдохнуть. Поттер осторожно провел рукой по его спутавшимся волосам, наклонился и поцеловал своего бывшего врага в щеку, испытывая в этот момент какую–то светлую, щемящую грусть и такую волнующую нежность, которая переполняла его всего. Сейчас, глядя на бессознательного Малфоя и сжимая в руке грязную тряпку с крестражем, Поттер устыдился своих мыслей о предательстве и вероломстве этого парня. Драко рисковал жизнью и своей бессмертной душой ради него, а он посмел усомниться в своем напарнике. Обозвав себя еще раз трусливой сволочью и гадом, Поттер принялся снимать грязную мантию со спящего Малфоя, чтобы уничтожить следы крови с тела любовника. Гриффиндорец невольно выругался, когда увидел многочисленные раны и ссадины, синяки и кровоподтеки на теле Драко, которого то ли били, то ли подвергали пыткам, но когда Гарри увидел следы запекшейся крови и липкие потеки на бедрах слизеринца, Поттер почувствовал, что у него от злости темнеет в глазах. Он склонился над бессознательным любовником, осторожно растянул его ягодицы и вместо маленькой, туго сжатой дырочки ануса увидел растерзанное окровавленное отверстие. Поттер как никто другой понимал, какую боль и ужас пришлось в эту ночь пережить Малфою, который добровольно и осознанно пошел на это, чтобы избавить его от очередного надругательства и насилия. Сейчас Драко Малфой повторил его поступок и ради любимого человека принял удар на себя. В качестве искупления слизеринец взял на себя его боль и бесчестие, стал ради него жертвой и убийцей, и выполнил всю грязную работу, на которую отправил их Дамблдор. Малфой делал все, чтобы искупить свою вину перед ним и оградить его от боли, принимая все удары на себя. Это было великое самопожертвование ради любви. Гарри сам принес себя в жертву ради любимой девушки, которая не оценила его благородный поступок, сейчас Драко поступил точно так же. – Прости, что усомнился в тебе… Прости меня за все, Малфой, – хрипло прошептал Поттер, склонившись над бессознательным слизеринцем. Слезы раскаяния потекли по его щекам и закапали на лицо Драко, смешиваясь со следами крови. Малфой провел без сознания почти сутки. Поттер, стараясь не думать о случившемся, тщательно уничтожил все следы насилия с тела любовника, как когда–то это делал в хижине Хагрида, когда группа подонков в масках изнасиловала его самого. Драко спал тревожно, метался в постели, стонал, а иногда громко вскрикивал. Гарри не отходил от него, держа в руках грязную, окровавленную тряпку со страшным артефактом. Он долго не осмеливался развернуть сверток, испытывая огромное желание уничтожить эту штуку, ради которой Драко Малфою пришлось пережить кровавый кошмар, но, наконец, Поттер решился и развернул тряпку, едва прикасаясь пальцами к кольцу Марволо Мракса, чье магическое свечение быстро набирало силу, и вскоре крестраж уже сиял, как небольшая лампа. Гарри взял артефакт, из–за которого свершалось столько преступлений, и которому было принесено столько жертв, и ощутил то же самое, что незадолго до этого почувствовал Драко Малфой. Перстень оказался теплым, как будто являлся источником вечной энергии. Гладкая поверхность кольца прилипла к его коже, и Поттера вдруг охватило внезапное пьянящее чувство необычайной легкости и силы, появилась уверенность в своем всемогуществе... В этот момент Драко громко застонал и гриффиндорец, вздрогнув, с трудом оторвался от завораживающего созерцания кольца, захватившего все его мысли. Он вырвал артефакт из своей ладони, схватив его за металлическую оправу, и вновь завернул в плотную ткань. Взглянув на спящего слизеринца, Поттер тихо произнес: – Даже сейчас ты спасаешь меня от опасности, – и, наклонившись, нежно поцеловал Малфоя в висок. – Спасибо, «хорек». Гарри вытащил из рюкзака футляр, специально данный Дамблдором для хранения артефакта, способный нейтрализовать исходящую от крестража силу, и, швырнув сверток на дно, захлопнул крышку. Покинуть замок Лестрейнджа парни смогли только через сутки. После пережитого кошмара Малфой, и так замкнутый и неразговорчивый, погрузился в тяжелую депрессию. Слизеринец погас окончательно – не улыбался, не разговаривал, не реагировал ни на что. Гарри, как никто другой, понимал, что сейчас переживает его напарник, которого подвергли сексуальному насилию. Гриффиндорец ничего не знал о том, что на самом деле произошло в подземельях замка и каким образом Драко сумел добыть крестраж, и не решался расспрашивать об этом своего напарника, впрочем, он и словом не обмолвился о том, что ему стало известно об изнасиловании Малфоя. Поттер понимал, что слизеринец будет держать это в тайне даже под пытками на дыбе, поэтому сейчас не подавал виду, что ему стало известно о постигшей Драко участи. Но, судя по всему, кроме изнасилования Малфой пережил что–то еще невообразимо ужасное, потому что теперь каждую ночь слизеринца мучили кошмары, парень просыпался в холодном поту, со страшным криком, и подолгу не мог прийти в себя, дрожа всем телом, словно в лихорадке. И сейчас именно Поттеру пришлось стать опорой и утешением своему бывшему насильнику, которого постигла такая же участь. Когда Драко плакал во сне, а затем с криком просыпался, Гарри обнимал его за плечи, прижимал к себе, и они подолгу сидели молча и курили одну сигарету на двоих, и все слова в этот момент были бесполезны и пусты. Именно этими долгими бессонными ночами парни по–настоящему сильно сблизились. Они, два изгоя с искалеченными судьбами и душами, остро нуждались друг в друге. Гарри перестал изводить своего напарника показным презрением и равнодушием, и отдавался Малфою, уже не скрывая и не стесняясь своих искренних чувств. Они любили друг друга с каким–то отчаянным исступлением, остро нуждаясь в этих ласках. Малфой, пережив сексуальное насилие, будто стремился заново самоутвердиться, снова почувствовать себя мужчиной, поэтому с одержимой страстью и ненасытной жаждой трахал своего любовника, а Поттер, осознав, что испытывает к слизеринцу что–то большее, чем просто симпатия или половое влечение, занимался не сексом, а любовью, дурея от счастья и накатывающей, словно океанская волна, нежности, так долго копившейся в нем и не растраченной. Это были волшебные ночи любви, но каждый из них остро чувствовал, что скоро все может закончиться, поэтому они оба пытались испить друг друга до дна, зацеловать до боли, залюбить до смерти. Погода в последнее время сильно испортилась и продвижение к порталу значительно осложнилось. И хотя парни торопились, им приходилось часто останавливаться в небольших поселениях, чтобы переждать ледяной ливень или порывистый шквалистый ветер. Малфой все время подгонял своего напарника, опасаясь погони. Гарри и сам понимал, что задержка в пути может стоить им дорого, однако надеялся, что Волдеморт в ближайшее время не обнаружит утрату очередного крестража. На втором курсе ему удалось уничтожить дневник Тома Риддла, и Темный Лорд на протяжении нескольких лет даже не подозревал о ликвидации одного из своих осколков души. Гарри надеялся, что и в этот раз Волдеморт проявит такую же халатность, тем более крестраж был цел и невредим, а мертв был его хранитель. Но, тем не менее, парни торопились, гонимые дурными предчувствиями и тревогой, которая нарастала по мере того, как они приближались к порталу. Каждый из них чувствовал, что их испытания еще не закончились. Гарри ворочался на кровати со смятыми простынями, слушая сбивающееся, неровное дыхание своего любовника, лежащего рядом. Сам гриффиндорец никак не мог уснуть, хотя понимал, что завтра им предстоит утомительная дорога через лес и необходимо хорошо отдохнуть. В последнее время одна единственная мысль засела в его сознании раскаленной занозой и не давала ему думать ни о чем другом. Новость о том, что Волдеморт начал вживлять в хранителей свои крестражи шокировала Гарри, и это знание зародило в нем подозрения относительно себя самого. Он уже давно думал и чувствовал, что с ним что–то не так, но Дамблдор сумел уверить его, что возникшая связь с Волдемортом стала возможна только после возрождения Темного Лорда при помощи его крови, связавшей их. Но теперь, когда Гарри узнал про хранителей, являющихся инкубаторами, гриффиндорец стал подозревать, что старик откровенно лгал ему. Сейчас вполне объяснимыми становились такие вещи, как, например, его уникальная способность владеть серпентаго. И то, что Рабастан Лестрейндж, имея в себе осколок души Темного Лорда и по причине этого не доверявший до конца даже своему племяннику, не почувствовал рядом с собой присутствия постороннего, прятавшегося под мантией–невидимкой. Поттер находил этому только одно объяснение – или он был таким же хранителем, как Лестрейндж, или по своей сути сам являлся крестражем. А если эти страшные догадки были правдой, то вполне объяснимой становилась и неведомая, мощная магическая энергия, которая просыпалась в нем в тот момент, когда ему грозила смертельная опасность. Малфой рассказал, что сумел обойти все смертоносные ловушки благодаря тому, что стал временным хранителем крестража. Артефакт с осколком души Волдеморта оберегал своего хранителя от смертельной опасности, и факт внезапно проявляющейся в критических ситуациях неподвластной ему силы заставлял Гарри задуматься о многом, и на многое посмотреть под другим углом зрения в свете последних событий. Желание узнать правду, какой бы страшной она не оказалась, стало навязчивой идеей Поттера. Гриффиндорец решил обратиться к гомункулусу, чтобы выяснить, в ком из людей или в чем из предметов заключены оставшиеся осколки души Волдеморта, и не является ли он сам инкубатором, носящим в себе крестраж. Придя под вечер в небольшое селение, где проживали маги, парни решили заночевать здесь, в единственной маленькой двухэтажной гостинице, чтобы продолжить свой путь утром. Идти этой ночью было особенно опасно, так как наступало полнолуние, и парни не хотели рисковать понапрасну в незнакомой местности, опасаясь встречи с шотландскими оборотнями. Гарри скрылся под мантией–невидимкой, чтобы не привлекать к себе внимания, а Драко, войдя в угрюмый двухэтажный дом, на котором раскачивалась вывеска, сообщавшая, что гостиница носит название «Пятый угол», подошел к стойке, за которой виднелась темная туша дремлющего хозяина. В общем зале не было ни души, возможно, постояльцы «Пятого угла» или ложились очень рано, или их в данный момент не было вообще. В камине догорали дрова, в полумраке тускло поблескивали котлы. Звон серебра разбудил спящего хозяина, и он зажег стоявшую рядом свечу. Драко снял комнату на ночь и, получив ключ и подсвечник, направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Хозяин гостиницы удивленно посмотрел ему в спину и недоуменно почесал затылок, слыша, как следом за странным гостем раздается скрип ступенек, будто по лестнице поднимается не один человек, а следом за ним идет второй. Малфой повернул ключ в замке и толкнул дверь. Комната оказалась хуже той, на которую мог рассчитывать чистокровный аристократ, но вполне годилась для агентов тайной организации. На кровати было достаточно места для двоих, и как только за ними захлопнулась дверь, Гарри стащил с себя мантию–невидимку и увлек своего любовника в постель, не забыв при этом наложить на дверь запирающее заклятие, применить парочку охранных заклинаний и обезопасить их заглушающими чарами… Сейчас Поттер ворочался с бока на бок, и чем меньше времени оставалось до полуночи, тем сильнее становился охвативший его суеверный трепет. Навязчивая мысль о крестражах не давала ему покоя и сна. Гриффиндорец догадывался, о чем Дамблдор собирается вопрошать мистическое существо, но парень опасался, что старик в очередной раз не раскроет перед ним все карты в своей игре и он снова будет марионеткой в умелых руках кукловода. Поттер хотел сам получить ответ на этот вопрос в обход главы Ордена. Сейчас, в ночь полнолуния, когда можно было вопрошать гомункулуса, Гарри просто не находил себе места от терзавшего его любопытства и охватившего трепета в предвкушении того, что очень скоро он узнает тайну, от которой зависит не только судьба всего магического мира, но и его собственная жизнь. Более того, владея этим знанием, он больше не будет слепой фигурой в руках старого манипулятора. Зная правду, он сам сможет диктовать свои условия Дамблдору, а не являться его исполнителем или подсадной уткой. Поттер размышлял над тем, стоит ли будить любовника или все сделать самому, пока Драко спит, но слизеринец был необходим в качестве помощника. Малфой неплохо владел различными исцеляющими заклинаниями, а чтобы получить ответы от гомункулуса, необходимо накормить его кровью. Гарри, борясь со своим паническим страхом, собирался разрезать запястье, Малфой же должен будет остановить кровь и залечить ему рану. Сам Поттер этого сделать не мог и сейчас сожалел о том, что практически не умеет владеть исцеляющей магией. Это был большой пробел в его образовании, иначе сейчас ему не пришлось бы будить слизеринца и посвящать в свои планы, делая его соучастником великой тайны. Могли подтвердиться его самые мрачные предположения, и Гарри очень боялся, что Драко узнает об его истинной сущности, если он на самом деле является крестражем или хранителем. Неизвестно, как Малфой это воспримет и отреагирует – может и «Авадой» в лоб запустить. Поттер поерзал еще в постели, затем, повернувшись к любовнику, осторожно потряс его за плечо. Слизеринец резко распахнул глаза, и хотел уже было закричать спросонья, но Гарри, предвидя такой оборот дела, предупредительно зажал ему рот ладонью и тихо прошептал: – Не ори, это я. Когда он увидел осмысленный взгляд Драко и едва заметный кивок головой в знак согласия, Гарри убрал ладонь. – Что случилось, Поттер? – резко приподнимаясь и оглядываясь по сторонам, обеспокоенно спросил слизеринец. – Полнолуние, – пояснил Гарри. – И что? – недоуменно поинтересовался блондин. – У тебя с этим какие–то проблемы? Только не говори мне, что у тебя внезапно начал расти хвост, Потти, и ты меня разбудил, чтобы похвастаться этим, – съязвил Драко и зевнул. – Заткнись, остряк–самоучка, – шепотом ответил Гарри. – Ты забыл, о чем говорил кривоногий урод? – Мне наплевать, о чем бормотал этот жуткий тип, я вообще хочу забыть о посещении того места, – отозвался Драко и снова зевнул, намереваясь снова завалиться спать, но Поттер был настроен решительно. – Карлик сказал, что гомункулуса можно вопрошать в полнолуние! – выпалил Гарри. – Даже не думай об этом! – наконец поняв, куда клонит его напарник, категорично отчеканил слизеринец. – Мы должны принести его Дамблдору, это часть нашего задания. – Ничего с ним не случится, Малфой. Старик получит гомункулуса в целости и сохранности и в следующее полнолуние может извращаться с ним, как вздумает, хоть трахать его, но сейчас мой шанс получить ответы на интересующие вопросы и я не хочу проебать такую возможность. Я намерен спросить эту хрень в бутылке кое о чем и это важно. Малфой недоверчиво и скептически смотрел на взволнованного напарника. Идея Поттера ему пришлась не по душе, но он не хотел ссориться со вспыльчивым любовником из–за этого. – Мы не знаем, что там такое и какие темные силы спрятаны в этом сосуде, – осторожно начал слизеринец. – А если ты не сможешь с ним справиться, если не сумеешь контролировать ситуацию и это станет опасно? – деликатно попытался вразумить своего любовника Драко, не склонный к сомнительным авантюрам, в отличие от гриффиндорца, имеющего удивительную способность выискивать неприятности и совершать необдуманные поступки. – Да ладно тебе, – возразил Гарри. – Все будет нормально. – Я отвечаю за твою безопасность, Поттер, – ответил Малфой. – Моя работа доставить тебя, крестраж и гомункулуса в целости и сохранности в штаб–квартиру. Вот тогда все будет нормально. – Отлично, вот и выполняй свою работу. От тебя только и требуется, чтобы в нужный момент остановить мне кровь и залечить рану, потому что я намерен накормить это существо и получить от него необходимые ответы. – Ты не сможешь это сделать, – произнес Малфой. – Мои вопросы стоят того, чтобы за них платить кровью. И я это сделаю, можешь не сомневаться! Я не намерен всю жизнь трястись от каких–то там воспоминаний. Все в прошлом! – Ты псих, Поттер, ты это знаешь? – ответил Драко. – Кто бы говорил, – парировал гриффиндорец. – Это, кажется, тебя из Хогвартса в смирительной рубашке увезли в клинику Святого Мунго? Сколько ты просидел в дурке, Малфой? Слизеринец, зло сощурив глаза, смотрел на своего любовника, а тот, игнорируя недовольство родственника, уже по привычке, выработанной годами, продолжил прикалываться: – Хочешь покормить гомункулуса своей чистой кровью, кузен Дра–а–ако? – спросил Гарри и усмехнулся, когда блондин молча отвернулся в сторону. – Ну, значит, добровольным донором придется все же стать мне, – с показной бравадой произнес Поттер, хотя при мысли о том, что ему придется вскрыть вену, комок тошноты подступал к горлу, а волна панического страха медленно накатывала на него – он, жертва психопата–убийцы, теперь до темноты в глазах боялся ножевых ранений. – Поттер, не делай этого, – попросил Драко. – До портала осталось совсем немного, завтра мы будем на месте, и мне бы не хотелось, чтобы ты каким–то необдуманным поступком загубил все. – Ты не понимаешь, Малфой… Это очень важно для меня… – хрипло ответил гриффиндорец, пытаясь справиться с волнением и нарастающим страхом, который начал заполнять его сознание, хотя Поттер изо всех сил старался в этот момент бороться со своей фобией и преследовавшими его призраками прошлого. Решив, что на этом разговор окончен, Гарри встал с кровати, медленно натянул джинсы, с умением профессионального стриптизера, нагло улыбаясь и глядя в упор на Малфоя, чтобы таким образом скрыть свое волнение. Одевшись, он принялся зажигать свечи, и, достав из рюкзака уменьшенный деревянный ящик с хранящимся там заветным сосудом, заклятием вернул ему изначальный размер. Сейчас Поттер испытывал лихорадочное возбуждение, как будто шел на опасное, но заманчивое дело. Он откупорил залитое сургучом горлышко, глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, и, протянув дрожащую руку, зажмурился, а затем резко чиркнул по запястью палочкой, мысленно произнося режущее заклятие. Он вскрикнул, испытав боль, и, не открывая глаз, протянул руку к бутылке. Тонкая струйка крови полилась в сосуд. Поттер тяжело дышал, его снова начал бить озноб, на лбу выступили бисеринки пота, но парень с невероятным усилием продолжал держать кровоточащую руку над бутылкой. Малфой предупредительно поднял палочку, готовый нанести удар в случае малейшей угрозы. Через некоторое время Гарри отдернул руку от сосуда и зажал кровоточащее запястье ладонью. – Давай, Малфой, – прошипел он, болезненно морщась, и Драко, сделав палочкой несколько замысловатых пассов, выпустил мягкое, золотистое свечение, которое при соприкосновении с порезанным запястьем моментально остановило кровь, а рана начала затягиваться и через минуту на месте пореза был только тонкий розовый шрам, который в ближайшее время должен был исчезнуть без следа. Только сейчас Гарри смог открыть глаза и взглянуть на руку. – Научишь меня, когда вернемся домой, – произнес Поттер и увидел кивок напарника. Гарри уставился на темный сосуд, но до сих пор с ним ничего не происходило, и бывший гриффиндорец почувствовал нечто вроде разочарования, а Драко в этот момент испытал раздражение от того, что мерзкий уродец их надул, обманным путем заполучив деньги, драгоценное кольцо, а главное – бесценную кровь и сперму. Парни до рези в глазах всматривались в темный сосуд, намереваясь хоть что–нибудь рассмотреть за стенками толстого стекла, но вдруг спустя несколько минут стекло посветлело с одной стороны и стало ярко красного цвета, словно раскаленный металл, затем красный цвет перешел в молочно–белый, и мутное стекло начало приобретать прозрачность. На поверхности темного сосуда образовалось небольшое окно, за которым слабо шевелилось что–то, а еще через минуту парни в ужасе отшатнулись от него. Существо, которое они увидели за стеклом, оказалось невозможно безобразным. У него не было рук и ног, безглазая и безносая голова торчала мучнисто–белым рыхлым шаром над горкой плоти лилово–розового цвета, обильно политой слизью и кровью. Голова была перерезана щелью огромного безгубого рта, который распахивался как пасть жабы – гомункулус требовал еще крови… Это существо казалось куском сырого мяса, но, тем не менее, в каком–то смысле оно было живым. Парней ужаснула мысль о том, что это жуткое создание является частью их собственной плоти, их «родным детищем», созданным из их спермы и крови. Было нечто чудовищно–противоестественное в этом слиянии мертвых ингредиентов, оживленных недоступным людям колдовством. Малфой зажал рот рукой, и насколько мог, стремительно покинул комнату, а через мгновение по характерным звукам, доносящимся из–за двери, Гарри понял, что слизеринец блюет. Поттер чувствовал, как у него от ужаса и омерзения шевелятся волосы, а слепая голова в сосуде судорожно дергалась во мраке своего заточения, требуя еды, и Гарри показалось что гомункулус, их с Малфоем «детище», испытывает мучения от голода. Вздрагивая от отвращения, но в то же время испытывая сострадание к жуткому существу, гриффиндорец сжалился над ним и, преодолевая свой страх, снова медленно провел палочкой по еще не зажившему шраму на запястье. Кровь облила гомункулуса, и Поттер с содроганием увидел, что тот вовсе не пьет ее – вся поверхность бесформенного тела покрылась пузырями, розовой пеной, глубокими трещинами и порами, впитывая в себя льющуюся сверху живительную жидкость. Напитавшись кровью, обитатель черной бутылки стал похож на раздувшийся мешок. Горлышко сосуда воняло так, как мог бы смердеть двухнедельный труп. Сжимая порезанное запястье окровавленной рукой, оцепенев от гадливости и ужаса, Гарри смотрел на то, что было каким–то извращенным зародышем или же почти ребенком – оплодотворенной их семенем мертвой материей. В коридоре, за дверью, Малфоя все еще выворачивало наизнанку… Поттер едва удержался от того, чтобы не выбросить сосуд в окно или испепелить его, покончив таким образом с этим кошмаром, но нельзя было изменить прошлое, а будущее настойчиво взывало к настоящему и требовало ответа. Он должен знать, что или кто является оставшимися крестражами Волдеморта. Гарри понимал, насколько это важно для него, от этого знания зависела его жизнь, и теперь он не остановится ни перед чем, чтобы узнать правду. Он слишком далеко зашел, чтобы поворачивать обратно. Гриффиндорец догадывался, что тайна крестражей и связь с Волдемортом имеют к нему непосредственное отношение, и он не сомневался, что Дамблдор скрывает от него что–то очень важное. И сейчас Гарри намеревался, наконец–то, получить ответы на свои вопросы, хотя чувствовал, как у него в жилах стынет кровь, и понимал, что впоследствии может очень пожалеть о том, что узнал правду. Возможно, в будущем, он захочет обменять обретенную реальность на потерянные иллюзии, но будет слишком поздно. Да, возможно он пожалеет и раскается когда–нибудь, но не сейчас. Он должен знать правду, какой бы ужасной она не была. А правда заключалась в том, что кроме Рабастана Лестрейнджа есть другие люди–инкубаторы, в которых хранятся крестражи Тома Риддла. И Гарри панически боялся, что одним из них может оказаться он. Это и могла быть та самая ужасная тайна, которую на протяжении всех этих лет Дамблдор скрывает от него. В таком случае, после ликвидации остальных крестражей он должен будет убить сам себя, чтобы ценой своей жизни уничтожить Волдеморта и спасти магический мир. А если он этого не сделает, сам станет новым Темным Лордом, ибо в нем возродится Том Риддл. Гарри было очень страшно узнать такую правду, но, тем не менее, он задал первый вопрос. Его собственный голос показался ему чужим и хриплым. Было одновременно странно и жутко разговаривать с существом в бутылке, тем более что он не знал, как вообще общаться с ним. – Что или кто является крестражеми Волдеморта и где… – только и успел произнести Гарри, как его остановила внезапная перемена, произошедшая внутри сосуда. Стоило только гриффиндорцу произнести имя Темного Лорда, как тут же он увидел лилово–фиолетовый цветок, стремительно растущий и распускающийся рядом с гомункулусом, как будто его собственная кровь воскресила его. Стебель и пять лепестков этого цветка были слишком мясистыми и имели неестественный для растения оттенок. Через несколько мгновений Поттер понял, что это вовсе не растение… Цветок превратился в ладонь, а его лепестки раскрылись и стали длинными и извивающимися пальцами без суставов, с заостренными, тонкими ногтями. Гарри с ужасом понял, кому принадлежит эта рука, и в следующий миг услышал ни с чем не сравнимый звук, от которого волосы зашевелились на его голове – низкий вой, доносящийся будто из самой преисподней. Гомункулус раскрывал свою безгубую пасть и в ужасе бился о стенки сосуда. Пальцы Волдеморта обхватили его в том месте, где бесформенное туловище переходило в уродливую голову, и стали сжиматься, выдавливая кровь и слизь изо рта и пор своей кошмарной жертвы. Не успевая удивляться мрачной абсурдности происходящего, Поттер с немым ужасом наблюдал за удушением и агонией гомункулуса. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что в ход событий сейчас вмешался сам Темный Лорд, которому стало известно все. От осознания этого Гарри дико закричал, глядя на гомункулуса, пасть которого превратилась в пещеру, из которой фонтаном била кровь, заливая стенки бутылки густой бордовой пеной. Дверь резко распахнулась, на пороге стоял бледный и растрепанный Драко Малфой с палочкой в руке. Взору слизеринца предстала жуткая картина – Поттер с окровавленными руками, с перекошенным от ужаса лицом, медленно отползал от бутылки, не в силах оторвать от нее взгляда. Глаза Гарри были расширены от страха, гриффиндорец тяжело дышал, хватая ртом воздух как рыба, выброшенная на берег. Из бутылки доносились жуткие звуки, от которых кровь стыла в жилах. Гомункулус, похожий на протухший кусок мяса, облитый кровью и слизью, бился об стенки сосуда и дико хрипел, а страшная рука, неизвестно откуда появившаяся в сосуде, выдавливала из жуткого существа остатки его жизни. – Поттер, что ты наделал? – Малфой бросился к своему напарнику, помогая ему подняться. – Ты ранен? Что произошло? – Он убивает гомункулуса, – стуча зубами, ответил Гарри, которого лихорадило от нервного потрясения. – Теперь он знает все! Нам пиздец! – Твою мать, что за хрень? – воскликнул Драко, стремительно вскидывая палочку, в случае неожиданного нападения. – Что здесь происходит? – Надо спасать гомункулуса, иначе будет поздно! – вдруг крикнул Гарри, к которому стала возвращаться решимость и способность действовать. Оттолкнув напарника, собирающегося остановить ему кровь, толчками вытекающую из вновь разрезанного запястья, Поттер бросился к бутылке, пытаясь как–то облегчить печальную участь ж