Крик души (СИ)

Она была никем.
В школе отношения с одноклассниками тоже не наладились. С ней старались не общаться. И не потому, что отвергали возможность дружбы с девочкой, которая появилась неизвестно откуда, ее одноклассники о ней ничего и не знали, кроме того, что она находится на воспитании у Олега Вересова. И тот факт, что она оказалась старше них на целый год, сначала мгновенно привлек внимание к ее персоне всех мальчишек и девчонок в классе. Но Даша была с ними настолько сдержанной, сухой, молчаливой, что казалась высокомерной и неприветливой. И от нее стали отходить, не заговаривали, а потом и вовсе стали избегать. Они не стеснялись обращаться к ней, но, интуитивно чувствуя ее необщительность и замкнутость, старались лишний раз с ней не общаться и обходили девочку стороной.
Не то, чтобы Дашу это беспокоило, но было неприятно и как-то… грустно, тоскливо.
Сначала она сидела на последней парте, ко всем присматриваясь, привыкая к новой обстановке, а потом ее посадили за первую, вместе с мальчиком, которого звали Ромой Кононовым. Он был ее ровесником, но учился во втором классе потому, что в год, когда ему нужно было идти в первый класс, он сильно заболел и долгое время пролежал в больнице. Рома упирался, пытался даже протестовать против того, чтобы Даша сидела с ним, между собой высказывая свои возражения друзьям, а не учительнице, но и это оказалось неприятным. Потом, осознав, что изменить ничего не сможет, он немного сник, а затем и вовсе смирился.
А Даше было все равно, что он думает. Она старалась вообще не обращать на него внимания. Впрочем, как и он на нее. У них наметилась негласная граница, которую они обязались не переступать. И устраивало это обоих.
Как-то незаметно Даша стала первой ученицей в классе, затмив того же Рому Кононова, который был круглым отличником. Оказавшись очень способной девочкой, она схватывала материал налету.
И ей нравилось учиться. У нее наблюдалась отчаянная тяга к знаниям и рвение, которому можно было позавидовать. Если Рома учился потому, что так диктовали взрослые, то Даша училась потому, что хотела учиться. Она познавала новое и была счастлива своими открытиями.
Олег записал ее в детскую городскую библиотеку, и Даша почти каждый день брала там новые книги.
Олег и Тамара Ивановна не могли нарадоваться на нее, счастливо переглядываясь между собой. И хотя девочка все еще с видимой опаской относилась к тому, где живет, как и с кем, было ощутимо видно, что она привыкает понемногу к новой для нее среде и обстановке.
Жаль только, что друзей себе она так и не нашла. За почти четыре месяца, что она провела в Москве, она смогла подружиться только с одним мальчиком. Еще в августе она познакомилась с Миколкой, внуком старушки из соседнего подъезда. Это был конопатый голубоглазый мальчик с огненно-рыжими волосами и широченной улыбкой, которая, казалось, могла согреть весь мир. Он всегда говорил без умолку, тараторил, отчаянно жестикулируя, и не давал Даше и слова вставить в их беседы.
Он нравился ей. Действительно, нравился. Это был единственный человек, ее ровесник, с которым она нашла общий язык. С ним ей было легко, она чувствовала себя беззаботно. Как дома, в Сосновке, когда все еще было хорошо. Она стала замечать за собой, что иногда улыбается. Просто так, без причины, просто потому, что слушает его быструю, сбивчивую, непонятную речь, из которой порой могла разобрать лишь пару слов. Но ей было радостно его слушать, не перебивая, и следить за его жестами и мимикой. Они почти не играли вместе, обычно ходили туда-сюда вдоль домов, по детской площадке и по аллеям около дома. Миколка обычно шел вперед лицом к Даше, что-то ей рассказывая на ломаном русском со смесью чешских слов и отчаянно жестикулируя. Его отец был чех, а мама — русская, дочь их соседки Нины Викторовны. Родители привезли внука на лето к бабушке, пока отдыхали за границей, и в конце августа приехали за сыном с намерением увезти его назад в Прагу.
Даша с тяжелым сердцем отпускала домой своего единственного друга, с тоской глядя на отдалявшуюся от нее машину. Предчувствовала, наверное, что в школе друзей у нее не будет.
Затем наступила золотая осень, вскоре сменившаяся холодными ветрами, понурыми дождями и раздражающей слякотью. А потом пришла и первая зима ее новой жизни. Рядом с Олегом и Тамарой Ивановной. С теми людьми, которые незаметно стали ей близки, которые решительно, но незримо вошли в ее жизнь.
Первый Новый год в кругу людей, которым небезразлична ты и то, что с тобой происходит.
В гостиной поставили большую ёлку, которую Олег с Дашей ездили выбирать в Подмосковье. Наряжали ее все вместе, втроем, вытаскивая новогодние игрушки из больших коробок, спрятанных по шкафам. Никогда еще они так не веселились, восторженные наступающим праздником. Олег подсаживал девочку на плечи, и она, улыбаясь, надевала на верхушку ели белую звездочку, вешала на ветки игрушки и фонарики.
В тот день девочка чувствовала себя обычным ребенком, с нормальными детскими проблемами и заботами. Она радовалась тому, что, даже если это и не навсегда и больше никогда не повторится, у нее все равно останутся такие замечательные воспоминания. Их у нее никто не отнимет.
А двадцать седьмого декабря, за два дня до новогоднего утренника в школе, мирное течение жизни в их доме было потревожено приездом еще одного домочадца, о котором никто никогда не забывал.
Антон приехал неожиданно, без предупреждения. Они не ждали его на эти праздники. Накануне он звонил и сообщил, что приехать не сможет. Олег грустно улыбнулся тогда, сказав, что, конечно, учеба важнее, и пусть сын приезжает, как только сможет, что его всегда ждут и любят. И что ему очень жаль, что сын пропустит этот Новый год в кругу семьи.
И в тот вечер, когда раздался звонок в дверь, никто из троих домочадцев, находившихся в гостиной, не мог представить, кто стоит на пороге, переминаясь с ноги на ногу и покусывая губы от нетерпения.
Олег приподнялся с кресла, в котором читал книгу, и, бросив быстрый взгляд на Тамару Ивановну, занимавшуюся платьем Даши к утреннику, тихо проговорил:
— Сидите, я открою.
— Нет, нет, — торопливо возразила женщина и, отложив шитье в сторону, сказала, поднимаясь: — Я сама. Тем более, мне нужно нитки взять, эти никуда не годятся, — и пошла открывать дверь.
Олег посмотрел на Дашу, которая, покачивая ножками, сидела в кресле и смотрела на свою обновку.
— Ну, что, — проговорил Олег с улыбкой, — тебе нравится платье?
Даша смущенно потупилась и кивнула. Щечки ее заалели, а глазки засверкали. Первый ее утренник!
— И кем же ты будешь? — поинтересовался мужчина, подперев подбородок рукой. — Что вы с Тамарой Ивановной придумали?
— Ангелом, — тихо проговорила девочка, смущенно опуская голову. — Тамара Ивановна мне еще крылья купила. Чтобы по-настоящему, — добавила она, искрящимися глазками посмотрев на Олега.
Мужчина улыбнулся ей и тут же настороженно посмотрел на дверь. Что-то не слышно домработницу…
— Тамара Ивановна?.. — окликнул он ее, но в ответ получил лишь громкие вздохи и причитания.
Сердце ускорило бег, превратившись в загнанную птичку, рвущуюся на свободу, пульс участился.
Мужчина вздохнул и невидящим взглядом уставился на дверь.
— Тамара Ивановна?.. — с придыханием спросил он, привстав с кресла. — Кто там?..
Он не хотел верить, он боялся. Того, что вот подумает об этом, и его надежды не оправдаются.
Ведь и не должен он быть здесь. Он далеко. В Англии. Не мог он приехать.
Но почему, почему так неистово стучит сердце?.. Словно чувствует, словно ощущает…
— Тамара Ивановна?.. — едва слышно бормочет Олег, откладывая книгу в сторону и двинувшись вперед.
— Антоша!.. — послышался ее изумленно-восхищенный голос. — Антоша! Приехал!.. Приехал, наконец!..
Олег застыл, а потом на негнущихся ногах двинулся дальше. Не может быть, не может этого быть…
— Ну, Тамара Ивановна! — послышался радостный голос молодого человека. — Конечно же, приехал, о чем вы говорите!? Новый год! Как я могу пропустить этот праздник?..