Фуэте на пороховой бочке
– Гений и злодейство где-то рядом, – кивнула Зоя Федоровна.
– Странно, что такой черствый человек вообще взял себе ученика. Как же он мог передавать кому-то свой опыт и умение? – удивилась Настя.
– Вот! Вот мы и подошли к самому главному! – полезла в шкафчик над рабочим кухонным столом Зоя Федоровна. – Конечно, такие люди не склонны делиться своим умением, как будто свои почести отдавать другим. Его лекции в мединститутах – ничто без практики и нюансов, которыми Наум ни с кем не делился. Тут роль сыграл злой случай. Наум Борисович простудился, получил воспаление легких и попал в больницу. Так как по врачам он никогда не ходил, вел здоровый образ жизни и вообще здоровье у него было крепким, то доктора очень обрадовались, что наконец-то заполучили гениального нейрохирурга в свои цепкие руки. Пока он был не в состоянии активно сопротивляться, они занялись его полным обследованием. И вдруг обнаружили опухоль у него в мозгу. Такой вот поворот судьбы… То, от чего он всю жизнь излечивал других людей, настигло его самого.
Зоя Федоровна прервала на минутку свое повествование и налила в чашки себе чай с двумя ложками сахара, а Насте крепкий кофе без сахара.
Настя еще раз отметила ее проницательность. Понятно, что, занимаясь всю жизнь балетом, она по возможности от сахара отказывалась в пользу хоть одной конфетки в день, и чай, и кофе пила без сахара. Но Зоя Федоровна поняла все это, даже не спросив.
– А положите-ка мне одну ложечку, – попросила Настя. И, наткнувшись на вопросительный взгляд хозяйки, пояснила: – Начинаю привыкать к человеческой жизни, уйдя из балета.
Зоя Федоровна улыбнулась и выполнила ее просьбу. А затем продолжила рассказ.
– Слава богу, Наума пронесло тогда. Оказалось, что случайно перепутали снимки. Потом все выяснилось, и перед мужем извинились. Никакой опухоли мозга у него не было, но неприятного инцидента вполне хватило, чтобы Наум Борисович задумался о себе, о любимом. Я уже говорила, что муж был эгоист в квадрате. Пока он ковырялся в чужих мозгах, то не задумывался о тех, кому эти мозги принадлежат. А тут дело коснулось его самого, его величества. Наум Борисович впал в шоковое состояние, все время говорил мне: «Мы, оказывается, все под Богом ходим. Сейчас пронесло, но… А вдруг у меня действительно будет опухоль мозга? Что я тогда буду делать?» «Ты думаешь исключительно о себе», – сказала я ему тогда. «А что, мне о тебе, что ли, думать?! – ответил он очень раздраженно и неприязненно. – Если с тобой что случится, тебя-то я прооперирую. А вот что будет со мной? Кто поможет мне? Я из всего своего окружения не доверился бы никому! Вот ведь где ужас: гений останется без помощи! Я погибну на глазах у всего мира!» И вот с того момента Наум Борисович как с ума сошел. Так часто бывает после стресса: когда чего-то сильно испугаешься, потом долго не можешь прийти в себя. Ему стало казаться, что у него обязательно что-то должно случиться с головой, и страшно мучило, что никто не сможет ему помочь. Он просто запрограммировал себя! В конце концов он нашел выход: задумал взять ученика, которому смог бы доверить свою персону. Да, да, Наум не думал о том, чтобы передать опыт для того, чтобы и дальше, после его смерти, кто-то смог бы спасать людей, а взял ученика только для того, чтобы, если что, тот спас его. И уж будь уверена, к выбору своего ученика он подходил с особой ответственностью, ведь от этого зависела его собственная жизнь. Наум Борисович из всей массы «вычленил» талантливого молодого врача и сделал из него то, что сам хотел. Ведь мало того, что муж был гениальным хирургом, он мог бы быть и прекрасным педагогом. Но просто не хотел. В нем не было одного – души! Вроде, казалось бы, что можно было бы быть прекрасным специалистом и без нее, но время показало: нельзя! Неправильно это! Бог дал человеку душу, а вместе с ней способность любить, сострадать, сопереживать… Но ничего этого у моего мужа не было. А Петя… Петя попал, как сказала бы молодежь. Больше скажу: Наум Борисович был очень разочарован от осознания того, что он, оказывается, не незаменим. Петр повторил все то, что знал и умел он, оказался настолько талантливым, что сам Наум Борисович не ожидал такого поворота. Я серьезно сейчас говорю: Петру запросто могли принадлежать все награды, что ты видела. Но у Петра имелось и то, чего не было у моего мужа, – душа и полное отсутствие тщеславия. Он был доктор, который болел душой за каждого своего пациента. Петя очень добрый и…
– Замолчите, ради бога! Я так его люблю, что сейчас с ума сойду! – горячо воскликнула Настя. – Ведь я хочу быть с ним рядом. Его глаза из памяти не идут, а вы мне еще душу травите рассказом о его человеческих качествах! Какой он хирург, я на себе испытала. Его бы мне раньше встретить на жизненном пути, так я бы еще танцевала!
– Так в чем же дело, детка? Дверь открыта, беги к нему, – подбодрила Настю Зоя Федоровна. – Я тебя понимаю, а свою историю доскажу в следующий раз.
– Тогда мне придется сменить пол и совершить какое-нибудь правонарушение, чтобы встретиться с Петей. Ведь он в тюрьме, – вздохнула Настя.
– Не может быть! Что с ним? Где он, в тюрьме?! А я не пойму: звоню, звоню Пете и никак дозвониться не могу! – Лицо Зои Федоровны выразило полное недоумение.
Анастасия залпом выпила горячий кофе и так же залпом рассказала Зое Федоровне обо всем, что привело ее к ней, и об операции, приведшей Петра в следственный изолятор.
– Сиди здесь, – сказала Зоя Федоровна и быстро удалилась с кухни, на сей раз не взяв гостью с собой.
Когда женщина вернулась, от нее подозрительно пахло какими-то лекарствами типа валерианки, корвалола или чего-то еще.
– Вам плохо? – участливо поинтересовалась Анастасия.
– Я приняла меры предосторожности от моего вечно пошаливающего сердца. Бедный Петр, никак не могу поверить…
– Так что с операцией вашего мужа? – напомнила ей Настя.
– Ладно, сейчас доскажу… Итак, Наум Борисович с маниакальностью готовил своего ученика. И вдруг все пришли в ужас: у него действительно обнаружили опухоль мозга. Знаешь, как говорят: плохие мысли материализуются. Он накаркал себе судьбу, болезнь и кончину. Он всегда был повернут на мозгах, считая, что человек – это и есть мозг, и только он один. А себя Наум Борисович относил к высшей расе людей из будущего, которые научились настраивать совершенный инструмент – мозг. На операцию он шел очень спокойно, что еще раз говорило: Наум Борисович был уверен в профессионализме своего ученика. – Зоя Федоровна перевела дух и подошла к самой трагичной части повествования. – Конечно, я не знаю всех тонкостей, но операция была очень сложной. Думали, что мой муж больше никогда не сможет не только оперировать, но вообще быть полноценным человеком. Так вот, со стопроцентной уверенностью сказать не могу, но я лично считаю: Петр не стал бороться за жизнь учителя, когда понял, что тот после операции останется «овощем». Наверняка сам профессор взял с него клятву поступить именно так, если Петр увидит, что повреждение мозга очень сильно. Для мужа стать слабоумным было намного страшнее, чем умереть. В курсе чего были только люди, хорошо знавшие Наума Борисовича. Думаю, причина в этом… Его можно было спасти, но только… для переваривания пищи. И еще. Я очень хорошо знаю Петра. Он не сделал бы ничего плохого никому и никогда, и если та операция прошла именно так, как прошла, значит, так было надо. И Петя никогда не раскроет тайну, даже если ему будет грозить тюрьма, раз он дал слово Науму Борисовичу.
– А ваш муж о чем думал? Разве он не понимал, что если всё будет так, как он просит, то Петра лишат права заниматься медицинской практикой?! – воскликнула Настя.
– Ты удивляешь меня! Мне начать все сначала? Ты не поняла, что за человек был Наум Борисович? Когда он думал о других? Стал бы он думать о том, что будет с молодым и талантливым парнем? Я тебя умоляю! – ответила ей Зоя Федоровна. – Я поняла, что тебя привело ко мне… но видишь, я тоже не смогу пролить свет на то прошлое дело. Рассказала, что знала.