Пожиратели призраков
Когда я показала это маме, она повела меня обратно в дом. Я весь день держала указательный палец вытянутым – тот, которым потрогала птицу, – даже после того, как мама настояла, чтобы я вымыла руки под обжигающе горячей водой дольше пяти минут. Она отшатнулась, когда я потянулась к ней, выражение ее лица было полно ужаса. Я трогала мертвое существо.
«Хорошие девочки не обсуждают такие темы при всех, дорогая, – говорила она всякий раз, когда я говорила о вороне во время светской беседы. – Смерть – это личное дело каждого. О ней лучше не говорить».
В нашей семье не обсуждают смерть. Она нас не касается.
Но я ее тронула.
Я облокачиваюсь на граффити и подношу телефон к уху. Пару секунд раздается шипение, затем тяжелое дыхание Сайласа. Возможно, он даже не понял, что звонит мне. Когда наконец-то говорит, слова скачут, будто он не может постоянно держать телефон у рта.
– Кое-что я не могу рассказать… Пока что все это непонятно… Ты должна найти меня, Эрин. Я знаю, ты можешь… Я знаю…
Я удаляю сообщение, не дослушав до конца.
Мемориал
Тело Сайласа нашли под эстакадой, где в центре Ричмонда 95-е и 64-е шоссе образуют что-то вроде клевера.
Там же находится дамба реки Джеймс, создавая пространство, куда не ходит никто кроме скейтеров, рисующих граффити. Полосы аэрозольной краски образуют кресты и кружевные надгробия. Из асфальта вырастают черепа, похожие на поганки.
И новая надпись, о которой Тобиас расскажет мне позже:
ЗДЕСЬ САЙЛАС И ЭРИН
Я пытаюсь представить, как нашла его полиция. Как выглядело тело: лицо все покраснело, а белки глаз стали молочно-серыми.
Полагаю, служба красивая: только семья и близкие друзья, проповеди и гимны, сверху гроба стоит фотография здоровых дней Сайласа.
Я не иду.
Не могу выйти из квартиры. Хочу отдать дань уважения, попрощаться. Даже достала наряд, положила свое платье для собеседований на кровать. И пялюсь на него уже не знаю, сколько. Знаю, что надо уже надеть его, но что-то сдерживает.
Служба начинается. Мне надо лишь пошевелиться. Одна нога за другой.
Когда проснется мое тело? Когда я снова начну притворяться живой? Сайлас больше никогда не возьмет трубку, но я все равно ему звоню. Слушаю его приветствие – Сюрприз, а вот и я – снова и снова, – Вы знаете, что делать.
Я просто хочу услышать его голос, хоть и на записи. Этих слов достаточно, чтобы его воскресить. На мимолетную секунду я убеждаю себя, что это правда он на другом конце линии. Сюрприз, а вот и я. Вы знаете, что делать. Сюрприз, а вот и я…
Я не знаю, что делать.
Слезы являются без предупреждения, обжигая щеки. Живот сводит, и я падаю на кровать, сворачиваясь в клубок и крича, пока не заболит горло. Я отшила Сайласа. Послала его, так ведь? Как раз в тот момент, когда отбросила прошлое, когда хотела жить дальше. Это все я виновата. На службе все знают, что я его убила. Если бы я была рядом с Сайласом, если бы дала ему еще один день, хоть один, он был бы жив.
Но я проигнорировала его звонки, и он передознулся в одиночестве.
Я представляю, как призрак натягивает рукава моего платья, ткань натягивается сама собой и летает по комнате. Может, платье-фантом пойдет на похороны без меня. Все поверят, что это я: моя невидимая сущность будет парить между Тобиасом и Амарой, листать программку, слушая каждую речь и фортепианное соло. Мое платье выдержит все воспоминания старых одноклассников, выслушает личные истории дальних кузенов о роли Сайласа в их жизни. Он был таким хорошим парнем… Он жил жизнь на полную… Он ловил день, понимаете?
Интересно, мое платье сможет подняться на подиум и поделиться воспоминаниями? Может, оно расскажет всем о том, как мы с Сайласом проникли в государственную библиотеку Ричмонда. До жути низкооплачиваемый охранник не заметил, как мы спрятались под столом в читальном зале. Мы затаили дыхание и изо всех сил старались не смеяться, пока он включил свет, осмотрел комнату, а затем выключил, оставив нас в темноте. Библиотека была в нашем распоряжении. Мы крались по проходам, ища книгу, за которой охотился Сайлас. Он всегда рыскал в поисках какого-то пыльного тома, вышедшего из печати, чтобы пополнить коллекцию.
Оценит ли его семья эту историю моего платья? Как мы вдвоем на цыпочках бродили по рядам? Как всю ночь, свернувшись калачиком на полу, листали пожелтевшие страницы книги, пока не пришел охранник? Будет ли сестра Сайласа смеяться так же, как смеялись мы, когда прорывались через запасной выход, включили пожарную сигнализацию в библиотеке, выбежали в раннее утро и перебудили весь Ричмонд с новой книгой Сайласа в руках?
Сайлас не видел меня в этом платье. Вряд ли он меня узнает. Но кто узнает его в похоронном костюме? Это не Сайлас – не тот Сайлас, которого я знала. Просто какой-то принаряженный парнишка. Сайлас ненавидел ходить в церковь.
Я представляю, как мое платье склоняется над гробом. Ткань достаточно тонкая, чтобы пролезть в щелку. Оно обернется вокруг его костюма, и мы там вместе ляжем. Я стану его похоронным саваном. И нас закопают вместе.
Я возвращаюсь в комнату, мое платье все еще пустое и лежит на кровати. «Его нет», – думаю я. Его правда нет. Сайлас никогда не вернется. Не на этот раз. И какие последние слова я ему сказала?
Ты мертв.
Я не могу быть с теми, кто готов идти дальше. Я не могу его отпустить. Не могу отпустить наше здесь и сейчас. Если я открою дверь, то воздух – он – выйдет, а я так не могу. Пока что. Я все вспоминаю его, пока брожу по гостиной, ненужная, как мелочь в диванных подушках: Вот здесь на той неделе спал Сайлас, а вот кофейная кружка, из которой он пил красное вино, а там футболка, которая все еще им пахнет, а там… а здесь…
Поэтому я решаю провести свой мемориал, прямо тут, в моей квартире, загрязненной всеми воспоминаниями о Сайласе. Это простенькая церемония – только я и мое платье для интервью, а теперь уже для похорон. Я говорю первая. «В детстве, – представляю я свои слова, – я всегда боялась, что мой внешний вид не соответствует тому, что я чувствую внутри. И Сайлас первым увидел ту, кем я хотела быть. Не ту, кого видят все, а ту, кого я чувствовала. И Сайлас не испугался того, что увидел. Он зрел в самый корень».
Во время моего воображаемого мемориала у меня звякает телефон. Смс-ка от Таннера.
Думаю о тебе.
Если честно, я не вспоминала его со свидания. Кажется, с того вечера прошло тысячелетие – мне даже приходится вспомнить, кто такой Таннер. Я не отвечаю.
И замечаю, что у меня есть сообщение на голосовой почте. Я не слышала звонка.
Привет, это Лорейн Уоткинс из агентства «МакМартин». Хочу сообщить пару деталей перед понедельником. Работа. Точно. Меня там ждет жизнь.
Когда телефон снова звонит – на этот раз я слышу, – на экране высвечивается «Сайлас», и я клянусь, из легких исчезает весь воздух. Он мне звонит. Как он мне звонит?
– Сайлас?
– Где ты была? – спрашивает Калли хриплым от горя голосом. Никакой преамбулы, сразу к сути. Ну конечно, его телефон у нее. Наверное, ей отдали все личные вещи – то немногое, что у него было. А я все звонила и звонила. – Почему ты не пришла?
После побега Сайласа из реабилитации я стала для нее персоной нон иди-в-жопу. Я помогла ему. Пустила к себе, а потом выкинула на улицу.
– Я хотела прийти, но… – у меня нет ответа. У всех остальных нашлись силы прийти. Почему у меня – нет?
– Ты была его другом. Он так сильно любил тебя. Почему? Почему ты не пришла к нему?
Она спрашивает про службу, но для меня этот вопрос намного глубже: Почему ты не пришла к нему, когда он просил? Как ты могла так его бросить?
– Калли, пожалуйста, дай объяснить…
– Он умер, а ты не пришла. Он больше не вернется.
Я открываю рот, чтобы ответить, но мысль исчезает прежде, чем я могу ее озвучить. Я никак не могу помочь ей. Калли на том конце судорожно вздыхает, рвано и влажно. Мне нечего сказать, я не могу забрать ее боль.