Пожиратели призраков
Я чувствую, как по шее поднимается жар. Знакомый зуд – потребность в дозе – распространяется по коже. Этот тлеющий зуд превращается в боль, становится лихорадкой, становится огнем.
– А если Сайлас увидит нас?
– Мы ведь друзья, так? Я не скажу, если ты не скажешь. Это лишь дружеский поцелуй.
Я наклоняюсь вперед и прижимаюсь губами к его щеке. У него сухая кожа. Шелушащаяся. Щетина стоит дыбом. Когда я отстраняюсь, на моих губах остается пыль.
– Было не так уж и плохо, правда?
Я протягиваю руку. Ладонью вверх.
– Теперь можно мне Призрака?
– Скажи «пожалуйста». – Тобиас подставляет другую щеку. Он постукивает таблеткой по своей коже.
Я не теряю времени. Просто хочу уже покончить с этим. Прижимаюсь губами к его щеке, не совсем целуя, и настолько же быстро отстраняюсь.
– Пожалуйста.
– Открывай рот, – Тобиас засовывает таблетку между зубами. Капсула изящно примостилась между его резцами. Я вижу, как за ним прячется его язык, змея, готовая выпрыгнуть и нанести удар.
Я наклоняюсь, изгибая шею. Закрываю глаза. Задерживаю дыхание. Открываю рот и принимаю дар.
Я не справлюсь сама. Не остановлю Тобиаса в одиночку. Может, хоть Сайлас послушает.
Духовное письмо
Светло-голубые линии пронизывают чистую страницу, как вены на бледной коже. Не знаю, как долго я смотрю на открытую тетрадь, ожидая, пока подействует Призрак, но бумага так и остается пустой. Я взяла наверх тетрадку Сайласа, ту самую, в которой он раньше писал мне.
Где тебя черти носят, Сайлас? Не один Тобиас в этом доме умеет проводить сеансы. Он ведет себя как какой-то сверхъестественный наркобарон, но на самом деле – всего лишь подражатель, который в колледже не мог найти себе пару.
А теперь посмотрите на него. Какой властью он обладает над этими людьми. Абсолютное господство.
Сайлас скажет, что делать. Тобиас всегда слушает Сайласа. Поэтому он должен появиться.
– Сайлас? – нет ответа.
Марсия все еще спит в хозяйской спальне, так что остается…
детская
…вторая спальня дальше по коридору. Моя надпись все еще нацарапана на стене шкафа.
ЗДЕСЬ ЭРИН
Слава богу, без «была», но теперь краска проникла глубже в дерево. Буквы кажутся более размытыми, будто распространяются, растут сами по себе.
– Сайлас, ты меня слышишь?
Он должен был уже прийти, так ведь?
Я переживаю, что медленно привыкаю к Призраку. Если долго сидеть на каком-нибудь наркотике, химия тела начинает подстраиваться. Сколько мне придется принимать, чтобы добраться до духов?
Где ты где ты где ты где…
Может, нужно больше? Повысить дозу?
…ты где ты где ты…
Голубые вены на странице начинают пульсировать.
Наконец-то. Дождалась. Я умыкнула грязный карандаш, который оставили строители. Закрыв глаза, прижимаю его к странице и начинаю рисовать круги. Мне не нужно видеть. Я лишь сжимаю тетрадь в одной руке, а другой черчу одинаковые спирали.
Мне нужно закрыть сознание и позволить духу Сайласа войти. Страница быстро заполняется каракулями. Когда места больше нет, я перехожу на следующую и начинаю заново.
Три страницы. Теперь четыре.
– Бери мою руку, Сайлас… Говори со мной, – у меня нет новоприобретенного красноречия Тобиаса, зато есть наша с Сайласом связь. В колледже мы забивались в его комнату, слишком много курили и болтали о «Бесконечной шутке» или «Радуге тяготения». Зачитывали свои работы. Сайлас овладевал этим тесным пространством, его слова звенели в задымленном воздухе. Он жил в своем творчестве, существовал в своих работах так, как никогда не удавалось мне. Он звонил глубокой ночью, чтобы зачитать стихотворение, узнать мое мнение, хотя даже не понимал, что было два часа.
Эти моменты казались драгоценными, привилегией услышать что-то новое. Я стала его редактором. Может, это слишком громко сказано… транскриптером? Агентом? Покровителем? Я печатала его стихи и отправляла издателям. Они от всего отказывались. От него. Поэтому я оплатила все сама и издала сборник его работ. Мы договорились, что он вернет мне деньги после того, как все продаст, но в итоге Сайлас раздал большую часть каким-то знакомым из бара. Я не вернула ни пенни, но его работы распространялись, так? Разве не это самое главное? Разве не этого я хотела?
Я переворачиваю на пятую страницу, отрываю карандаш от бумаги только для того, чтобы перейти к чистому листу, как игла проскакивает по канавке на каком-нибудь винтажном виниле, едва пропуская такт.
Запястье сжимается. Я чувствую, как сокращаются мышцы руки. Я больше не на автопилоте – моей рукой двигает кто-то другой.
Сайлас.
Я отдаю ему руку. Карандаш сильнее впивается в бумагу и выводит не круги, а резкие полосы. Теперь сквозь меня проходит голос Сайласа. Я слышу, как он шепчет мне слова на ухо, и покорно записываю. Мы словно пишем вместе. Он этого хочет? Возродить свои слова?
Запястье болит, но я не могу остановиться. Если отстранюсь, наша связь может…
Хрясь! Карандаш в руке разламывается пополам.
Глаза открываются, будто я проснулась. Я пролистываю тетрадь. На страницах красуется грубый курсив, каждая рваная буква соединена с предыдущей одной линией. Медленно собирая слова воедино, я вслух читаю послание:
В ЭТИХ СТЕНАХ НАС ЖДЕТ ЦЕЛАЯ ЖИЗНЬ
ПРОСТО ОТДАЙСЯ ЭТОМУ ДОМУ И МНЕ
ОТПУСТИ ЭРИН
Тогда я вижу что-то на стене.
ЗДЕСЬ ЭРИН ЗДЕСЬ САЙЛАС
Я ахаю, когда буквы разрастаются, как черная плесень, ползя из шкафа по стене.
ЗДЕСЬ ЭРИН ЗДЕСЬ САЙЛАС ЗДЕСЬ ЭРИН
ЗДЕСЬ САЙЛАС ЗДЕСЬ ЭРИН ЗДЕСЬ САЙЛАС
Я не могу перестать смеяться. Зажимаю рот руками, не в силах остановится. Слова Сайласа заворачивают за угол и идут в коридор. Я вскакиваю и несусь за ними.
ДОМ ЭРИН ЭТО ДОМ
Он не останавливается. У меня кружится голова, пока я читаю и бегу за ним. Он говорит со мной с помощью нашего дома. Его слова переходят из одной комнаты в другую. На фанере. На дереве.
Они повсюду. Он повсюду.
Я следую за ним по дому, читая его предложения, пока они проявляются в коридоре и соседних комнатах, затем ползут на потолок и заворачиваются вокруг пустых светильников.
Кому нужна тетрадь? Теперь мы сможем писать наш шедевр на доме.
Нашем доме.
ОСТАНЬСЯ СО МНОЙ ОСТАНЬСЯ ЭРИН ОСТАНЬСЯ
Плачу. Почему я плачу? Я не могу перестать одновременно плакать и смеяться, слезы текут вместе с радостью, абсолютным восторгом. Я в жизни не была так счастлива.
Теперь я бегу быстрее. И еще. Из комнаты в комнату. Я не могу остановиться от…
– Эрин!
Я поворачиваюсь на звук своего имени. Меня испугал этот звук. Кто меня звал?
– Что ты там делаешь? Звучит так, будто у тебя там целый марафон, – теперь я узнаю голос. Конечно же я знаю, кто это, но не могу сказать вслух – произнести его имя.
– …Эрин? Ты та-а-ам?
Я на цыпочках поднимаюсь по лестнице, медленно, по одному шагу, прислушиваясь. Как давно мы говорили? Прошло уже много дней, да? Его голос тянет меня, проникает под кожу.
– Ты чего так долго? – это он, его слова, тихие, но живые. – Время ужинать!
Клянусь, я слышу, как он напевает. Что это за песня? Название прямо крутится на языке.
– Неужели это все…
Я медленно иду вперед, под ногами скрипят половицы.