О чем молчит ласточка

Постоянно отвлекаясь, Володя разбирал вещи больше часа, но после того, как Юра позвал его ужинать, бросил дело незавершенным и спустился вниз.
Совмещенная с кухней гостиная была тесно заставлена старомодной мебелью: полосатый диван с кучей подушек, пушистый, в горошек, ковер на полу, тканевые абажуры на светильниках, плотные шторы на окнах, кухонный гарнитур с резными дверцами — и все это в обрамлении обоев в ромбик. Словом, совершенно не в Володином вкусе — но почему-то все это ему понравилось.
Юра ждал его за столом кухонного островка.
— Я уж думал, ты заблудился, — хмыкнул он, открывая бутылку рома.
Юра был одет в те же брюки и тонкую вязаную кофту с широким овальным вырезом, из которого на одну секунду показалась ключица.
«Какой он худой», — подумал Володя, садясь напротив, но вслух этого не произнес.
— Пришел на запах. Что на ужин?
— Если ты рассчитывал на немецкие колбаски с пивом, разочарую: у нас курица и ром.
— Меня все устраивает, — улыбнулся Володя.
Ужинали в тишине. Володя не мог придумать тему для разговора — в голове металось так много мыслей, что выбрать какую-то одну не получалось, ее тут же вытесняла другая.
Юра убрал грязную посуду в мойку и разлил ром по бокалам.
— Итак, куда едем завтра? — спросил он, нарезая грейпфрут.
— Куда скажешь. — Володя пожал плечами, потянулся в нагрудный карман за ручкой, но вспомнил, что оставил пиджак наверху. — Принеси бумагу и ручку, я составлю план. — Когда Юра протянул ему блокнот и карандаш, Володя сощурился, приготовившись писать: — Итак, что тут есть крутое, Берлинский музей, кажется?
— Есть целый музейный остров. За встречу! — воскликнул он и, не дожидаясь ответа, выпил ром залпом.
Володя взял дольку грейпфрута и так и замер с ней в зубах — ничего себе Юра пьет.
— Что так смотришь? — Тот нахмурился и принялся остервенело вытирать рот. — Я испачкался?
— Нет, все в порядке. — Володя сделал небольшой глоток. Не привычный к крепким напиткам, пить так же быстро, как Юра, он не умел.
А тот налил себе еще и вдруг лукаво улыбнулся:
— Или соскучился и теперь не можешь насмотреться?
Володя кашлянул, все же заставил себя выпить ром залпом. Поежился и протянул бокал Юре, чтобы наполнил.
— Так что? — поторопил тот.
Под его пристальным, любопытным взглядом стало неуютно.
— Возможно, — протянул Володя с улыбкой и вдруг вспомнил: — Кстати, пока бродил по дому, не заметил, где ты пишешь. Покажешь свой кабинет?
— Пошли, — кивнул Юра, поднимаясь с места. Захватив свой стакан и бутылку, он повел Володю из кухни.
Дверь в кабинет спряталась в тени лестницы — если не знать, куда идти, то и не заметишь. После своих хором Юрин дом казался Володе очень маленьким, ему и в голову не приходило, что здесь может располагаться еще одна комната. Но она была. А то, что из всех помещений кабинет был самым просторным, давало понять, что именно в Юриной жизни имеет явный приоритет.
В центре комнаты стоял небольшой диван, на нем лежали аккуратно сложенные подушка и плед. Возле окна расположилось пианино, слева от него примостился стол с компьютером, справа — синтезатор. Возле синтезатора стоял предмет, вызвавший особенное любопытство, — патефон, а под ним — шкаф с грампластинками. Вообще любопытство здесь вызывало решительно все: от заполненных книгами и папками стеллажей до стен, практически полностью скрытых под дипломами и фотографиями.
К фотографиям Володя направился первым делом.
— Кто все эти люди? — спросил Володя, окидывая взглядом стену.
— Приятели и коллеги, — ответил Юра, наливая себе третий стакан.
— Как-то странно ты их называешь — приятели. Почему не друзья?
— Нет ничего странного. — Он пожал плечами. — Здесь дружат по-другому, не так, как в Украине или России. С одними хорошо жарить барбекю, с другими — ходить на концерт, с третьими — в клуб. Но чтобы изливать душу… — Он покачал головой. — Нет, здесь это не принято. Для души есть психоаналитик.
— Какая дикость, — хмыкнул Володя.
— Отчего же дикость? — удивился Юра. — Вовсе нет. Наоборот — это цивилизованный, рациональный подход: зачем грузить своими проблемами некомпетентных людей, когда есть специалист.
 
— Но зачем тогда ты хранишь все эти фотографии?
— Чтобы никого не забыть, — просто ответил Юра и снова выпил залпом ром.
— Ну ты даешь, — хмыкнул Володя, удивленный тем, что после трех стаканов Юра казался абсолютно трезвым. Ведь сам Володя уже после первого почувствовал, что язык развязывается, голова пустеет, а тело расслабляется.
— Что тут удивительного? — спросил Юра, явно не поняв, к чему было его восклицание. И принялся рассказывать: — Это — одногруппник, с которым вместе написали несколько произведений. Это — тот вокалист, с которым мы приезжали в Харьков, ты его видел. Я для него много чего написал… А вот эти ребята, — Юра обвел рукой пять фотографий, — из прайда. Первые мои приятели «по теме», так сказать. Общаемся до сих пор.
Во внешности четверых из пяти Володя не нашел ничего примечательного, но последний вызвал недоумение. Разглядывая тощего, лысого парня в пышном черном платье, Володя прокомментировал:
— Смело.
— Это Анна, — пояснил Юра. — Она тоже занимается музыкой, правда, электронной, и печет обалденные пончики. Мне дико нравится тембр ее голоса. Хочу записать с ней пару песен, но она очень скромная, никак не получается уговорить ее даже подумать о выступлении на сцене.
Володя решительно не понимал, как при столь вызывающей внешности человек может быть скромным.
— Хочешь, познакомлю? — спросил Юра, заметив очевидный Володин интерес.
— Ну можно, наверное… — промямлил тот, боясь оскорбить Юру каким-нибудь неосторожным высказыванием.
— Ребята звали в клуб послезавтра. Думаю, Анна тоже там будет. Пойдем?
Володя хотел сменить тему. Ему требовалось время, чтобы просто представить себя в таком интересном обществе, и тем более — чтобы на это решиться.
— А Йонас? — неожиданно спросил он.
— Что Йонас? — не понял Юра.
— Есть его фотография?
Володя, уверенный, что уж фотографию бывшего Юра точно не станет вешать на стену, очень удивился, когда тот, шагнув в сторону, указал пальцем:
— Вот.
«Типичный немецкий гомосек», — подумал Володя, разглядывая его с брезгливой гримасой: мужественная фигура в облегающей майке, джинсы в обтяжку, кривая ухмылка, которая показалась мерзкой, крашенные в белый волосы с отросшими темными корнями. Володя не мог быть объективным к Йонасу, его раздражало решительно все. Но больше всего бесило осознание, что этот тип много лет спал в одной кровати с Юрой и тот до сих пор хранит его фотографию.
— На хмыря из «Скутера» похож, — вслух произнес Володя.
— Хмыря? — обалдел Юра.
— Ну, в смысле, на мужика из «Скутера», — исправился он.
— М-м-м, ясно.
Володя покачал головой — все это казалось ему очень странным.
У него дома не висело ни одного снимка Жени или Ирины. Да и не только друзей — ни родных, ни даже собаки, ни уж тем более бывших. Все фотографии, что были у него, хранились только в альбомах — Володе не приходило в голову поставить их в рамки. Тем более он не мог даже представить, что станет сверлить ради них идеально белые стены. Пусть даже ради фотографий самых близких людей, даже ради Юры.
— А я есть? — озвучил он внезапную мысль.
— Конечно, — ответил Юра, кивая в сторону окна. — Вон там.
Володя шагнул в указанном направлении и споткнулся о разбросанные по полу провода.
— К компьютеру инструменты подключать, — ответил Юра на незаданный вопрос.
Фотографий с ним было две, обе отлично знакомые — из «Ласточки». В груди потеплело. На одной Володя стоял среди ребятишек из пятого отряда, а на второй они вместе с Юрой — в окружении театральной труппы. Володя задержался взглядом на втором снимке — на улыбающемся юном Юре в кепке козырьком назад и кое-как повязанном пионерском галстуке — и почувствовал, как сердце наполняется светлой грустью.