Пусть этот дождь идёт вечно (СИ)

― Прачечная! Надо не забыть, ― пробормотал Исин и полез под тёплые струи. И он, конечно же, знал, что через минуту непременно забудет. Это Кевин всегда помнил всё, любые мелочи. Кевин мог даже любой их разговор пересказать по памяти ― дословно, стоило лишь попросить. Кевин не умел забывать ни плохое, ни хорошее и всегда платил по счетам ― и хорошим, и плохим. Платил по справедливости, по его справедливости.
Исин понимал, что имеет дело с альфой, это и привлекало. Но если уж перестать врать самому себе, то именно Кевин стал причиной того выбора, о котором спрашивал Лу Хань не так давно. Если бы в жизни Исина не существовало Кевина, то не занимался бы он сейчас альфами. Кстати, Чонин немного напоминал ему Кевина: тоже загадка, какую с разбега не разгадать.
Кевин вообще с первой минуты их первой же встречи умудрился сместить центр вселенной на себя, заставил смотреть только на него и никуда больше. И Исин до сих пор не представлял, как это вышло. Чего уж там, он даже не представлял, каким способом можно добиться такого результата. Было дело ― спросил в лоб. Кевин озадаченно поморгал и осторожно поинтересовался, как Исин себя чувствует. С характерными интонациями профессионального психиатра. Желание развивать эту тему и продолжать расспросы увяло моментально.
У Чонина те же симптомы ― его слишком много, только чуть по-другому. И у него характерные интонации робота в некоторых ситуациях. Вот тогда невольно и задумываешься, что же лучше ― или хуже: психиатр и ярый фанатик закона под боком или пилот в режиме Лингва с разумом боевой машины в голове.
Исин рассеянно порылся в шкафу, нашёл приличную, хоть и слегка помятую одежду, влез в неё и толкнул входную дверь. Повернувшись к панели замка, застыл с поднятой рукой. К внешней стороне двери крепился почтовый ящик ― нормальное явление. Ненормально то, что из ящика торчала алая роза. Длинный стебель аккуратно втолкнули в щель для писем и прижали клапаном, оставив на виду полураспустившийся бутон с нежными лепестками.
У Исина дыхание перехватило от разлившейся в груди острой боли, глаза защипало. Он стиснул кулаки и сделал шаг назад, чтобы не чувствовать аромат цветка. Круто развернулся и бросился по коридору к лифту, забыв запереть дверь. Чёрт с ней, с дверью, тут бы хоть один вдох сделать нормально.
Всё ещё больно…
Больно отвыкать от того, что есть некто, способный ради любви на глупости, безумства… Способный весь мир послать к чёрту ради любимого человека. Раньше Исин думал, что такой человек у него есть, непостижимый, но надёжный, а потом оказалось, что он сам себе это придумал, сам поверил и сам обжёгся. Ничего не осталось, а привычка жила до сих пор. К хорошему легко привыкнуть ― он и привык. Отвыкал долго, болезненно, и вот…
Роза. Словно время повернулось вспять.
Наркоман лечился. Всё было отлично. Случайно принял дозу ― лечение насмарку.
― Как же я тебя ненавижу, ― прошептал собственному отражению в зеркальной стене лифта Исин и зябко закутался в толстый свитер, что мешком висел на нём.
Кевин стал для него целым миром, потом разбил этот мир вдребезги, а теперь подсовывал иллюзию былого. Ну вот что стоило Исину втрескаться в Чонина? Ведь мог бы. Чтоб как ножом отрезать. Но он испугался ― были причины, а теперь уже слишком поздно. Даже прятаться от Кевина ― поздно. Нельзя спрятаться от того, кого всегда носишь с собой…
Исин замер перед разъехавшимися в стороны створками лифта. На него с той стороны смотрел мрачный Чонин собственной персоной. Высокий, лохматый, изукрашенный чёрными и бурыми пятнами, в наглухо застёгнутой драной кожаной куртке, так же перепачканной гарью и грязью, с мелкими дырками, прожжёнными на плечах. И сам Чонин до чёртиков злой, вряд ли из-за испорченной одежды.
― Э… ― невыразительно протянул Исин, пытаясь сообразить, где он, кто он, зачем он и почему. Чонин к нему в разном виде попадал, но пока ни разу ― вот в таком, словно в мясорубке побывал. ― Сложности на работе?
― Доктор, вы в больницу? ― прорычал Чонин. Да, верно, очень злой, но для Исина безопасный.
 
― Да, а что?
― А ничего. Разве не видите, что нам по пути? Сможете сделать что-нибудь… ― Чонин выразительно помахал рукой, вероятно, имея в виду свой нынешний вид. ― Что-нибудь?
― Попытаюсь.
― Отлично. Поехали.
― На чём?
― У меня аэробайк.
― О Господи… ― Исин обречённо прикрыл глаза. Чонин разок подвозил его на аэробайке ― впечатлений Исину хватило на пару жизней вперёд, повторять подвиг совершенно не тянуло, но придётся. Чонин ни за что не бросит аэробайк без присмотра, он же помешан на своих машинах. ― Чонин…
― Кай, ― ударило резким. Чонин привык к этому имени и не хотел слышать другое, да и роботы воспринимали только одно из его имён, а Исин не мог пересилить себя и называть его Каем.
― Что случилось? ― Исин схитрил и обошёлся вовсе без имён.
― Расскажу в больнице.
До той самой больницы они добрались живыми и без эксцессов. Чонин старался ехать на умеренной скорости и не травмировать психику пассажира. Наверное, ему непросто было это сделать. Исин помнил результаты анализов и тестов. Уже не впервые он отмечал, что Чонин всё больше отдаляется от нормы. Хотя можно ли вообще считать его нормой? Приятие Лингва для нормальных пилотов всегда считалось непостижимой задачей, но Чонин справился, значит, он от нормы бесконечно далёк.
― Что тебя так привлекает в роботах? ― спросил уже в больнице Исин, когда они направлялись в его кабинет.
― Они могут танцевать в небе. И они… другие, ― отозвался Чонин немного рассеянно. Он размеренно шагал рядом с Исином, сунув руки в карманы.
― Другие?
― Чистые.
― В каком смысле?
― Когда я танцую, доктор, ― Чонин остановился и прямо посмотрел на него, ― они не думают о том, как затащить меня в постель. Им нравится. И их восхищение… чистое, искреннее. Без примесей. Люди всегда смотрят иначе. Я по их лицам читаю всё, что они хотят со мной сделать. И их желания всегда грязные. Я доступно объяснил?
Исин закрыл рот и коротко кивнул, двинулся дальше по коридору. В самом деле, куда уж проще?
― Но ты сам танцевал для людей в Театре, ― напомнил он.
― Угу. Люблю обманывать чужие ожидания.
― Что-то вроде “смотреть можно, трогать нельзя”?
― В некотором роде. Доктор, давайте поговорим о более простых вещах, а то мне сегодня поимели мозг, соображаю плохо, ― буркнул Чонин, посмотрев на ходу в сторону кофейного автомата. ― Или кофе попьём.
― Кофе в кабинете есть.
Чонин пожал плечами и толкнул дверь в искомый кабинет, включил свет и сразу же двинул к шкафчику с чашками. Сделал кофе и себе, и Исину, стянул куртку и футболку и уселся на койку, предоставив Исину возможность полюбоваться на царапины, синяки, порезы, ожоги и прочие украшения того же рода.
Исин, честно говоря, больше любовался смуглой кожей ― оттенок становился ещё выразительнее на фоне белого покрытия койки и светлых стен кабинета. К счастью, серьёзных ранений на Чонине не оказалось, так что Исин не чувствовал себя виноватым, когда уделил внимание кофе. Прикончив половину чашки, Исин прихватил со стола набор со всем необходимым, чтобы заняться ранами Чонина. Тот спокойно сидел на койке и почти не реагировал ни на антисептики, ни на осторожные прикосновения, ни на пластыри, что Исин лепил ему на кожу.
Когда Исин замазывал клеем длинную царапину на смуглой шее, вдруг услышал тихое:
― Доктор, я согласен.
― Что? ― Исин изумлённо посмотрел в немного усталые тёмные глаза.
― Вы знаете. Я согласен. Но не обольщайтесь. Я согласен на участие в эксперименте ― и только. Предоставлю данные для анализов, буду регулярно проходить наблюдение. И это всё.
― Не думаю, что это… удовлетворит их, ― осторожно ответил Исин, сообразив, что имеет в виду Чонин.
― Мне как-то наплевать и на них, и на их желания.
― Ты же был против!
― Я и сейчас против. ― Чонин потянулся за футболкой и неловко надел её. ― Просто выбора нет.