Пусть этот дождь идёт вечно (СИ)
― Ну вот, примерно так это выглядит. Но есть исключения, разумеется. Если у человека проблемы с головой или у робота серьёзные повреждения системного модуля, то их сигналы уйдут на уровень ниже. Иногда ― на два уровня.
― Понятно. Чонин, а твоё ощущение других видов выглядит примерно так же?
Чонин пожал плечами, ладонью небрежно стёр со стены тёмные линии и заново нарисовал систему координат. В левой нижней четверти написал “альфа”, в правой верхней ― “омега”, в левой верхней и правой нижней написал “бета” ― два раза. Справа прямо на горизонтальной линии накарябал “гамма”, слева ― тоже на прямой ― “дельта”.
― Примерно так. Альфа в левой нижней четверти потому, что полный минус, нет сигнала вообще, тишина в эфире, отрицательный сигнал. Омега в правой верхней, потому что плюс, сигнал есть всегда, но слабый я не различаю. То есть, чётко понимаю, что это сигнал омеги, но не могу разобрать содержание, если он слабый. Бета тут и там, потому что плюс и минус одновременно. Сигнал есть, но пропадает. Беты сильно фонят. Немного похоже на слабый сигнал омеги, но омеги не пропадают “с радара”, а беты ― пропадают. Гаммы тут, потому что я чётко их слышу, но не вижу разума. Для меня это как неразумный сигнал, не несущий никакой информации, служебный сигнал, фон. Он просто есть, но бесполезен. Дельты тут потому, что я не слышу их, но они слышат меня. Я могу их слышать только тогда, когда они уже у меня в голове. Надеюсь, вы понимаете, что речь не о чтении мыслей, а об ощущении присутствия? “Слышу” я фигурально. Это иное чувство восприятия, но я не знаю, как оно называется.
― Я тоже с помехами? ― заинтересованно спросил Исин. Получил в ответ короткий кивок.
― Когда сердитесь или сосредоточены, вас нет ― альфа-сигнал. Когда сомневаетесь, похожи на омегу. Просто у вас это происходит постоянно, как будто вы переключателем щёлкаете каждую секунду. Помехи зверские, ― Чонин слегка поморщился с недовольным видом.
― Так всё плохо? ― расстроился Исин, представив себе, что должен ощущать в его присутствии Кевин. И что Кевин ощущал, когда они жили вместе.
― В моём конкретном случае, доктор, ― отозвался Чонин, снова стирая рисунок ладонью со стены. ― Сколько себя помню, мне всегда хотелось усиливать сигналы и работать с ними. Когда сигнал прерывается постоянно и фонит, работать с ним продуктивно невозможно. Это всё равно как пытаться танцевать под то и дело пропадающую музыку. Не выходит мелодия, лишь огрызки тактов. Ну или как резкие отрывистые штрихи вместо плавных линий. Некоторые альфы наоборот лучше воспринимают именно прерывистые сигналы, но они никогда не становятся пилотами.
― Почему?
― Потому что в небе нет дорог, доктор. Там можно путешествовать только по непрерывным нитям. Хотя бы по одной служебной, которая будет вести к земле, чтобы взлететь и после ― сесть. Рваный сигнал нужен тем, кто любит одиночество и хотя бы иногда, время от времени, нуждается в тишине. Они потеряются в небе, и ничем хорошим это не кончится. Дети иной стихии, если угодно. Меня не утомляет постоянный приём сигналов. Я умею слышать нужные и пропускать ненужные, поэтому прерывистый сигнал беты меня и утомляет. По сути, это не сигнал, а именно помехи. Попробуйте посадить обычный самолёт не под чёткий сигнал, а под рваный и постоянно пропадающий, и у вас ничего не выйдет. В лучшем случае вы останетесь в живых, но раздолбаете самолёт. И хорошо, если на борту будете только вы.
― А Лу Ханя ты слышишь тоже с помехами? ― подумав немного, поинтересовался Исин и отмахнулся от назойливых воспоминаний о том, как именно рисует Кевин ― рваными короткими штрихами.
― Э… Почему? Я всегда чётко его слышу.
― Правда?
― Ну да… ― Чонин оглянулся и озадаченно посмотрел на Исина поверх плеча. ― А что?
― А его феромоны? Ты их чуешь?
Чонин кончиком пальца потёр нижнюю губу и слегка нахмурился, словно пытался что-то вспомнить, потом помотал головой.
― Не помню. Кажется, нет. Но я его ни разу не видел в активном поиске. В другое время у него просто низкий уровень феромонов, наверное. Это не имеет значения, вы же знаете. Или всё-таки боитесь, что у меня крышу снесёт? Даже сейчас боитесь?
― Как раз и не боюсь. И крышу тебе точно не снесёт, потому что у него не будет активного поиска уже никогда. Его проект, помнишь? Он испытывал всё на себе. Как следствие низкий уровень феромонов и сильное ослабление восприятия. Полагаю, у него от тебя крышу тоже не рвёт.
― Я бы так не сказал, ― пробормотал Чонин, отвернувшись к стене.
― В каком смысле?
― Не имеет значения, забудьте. Вы закончили с данными? Я вам ещё нужен?
― А… Это… Нет, всё в порядке. Можешь идти, только сообщай сразу, если вдруг что-то пойдёт не так.
― Непременно, доктор. ― Чонин исчез за дверью, оставив Исина в кабинете одного. А у Исина голова пухла от обилия вываленной на него информации. Наверное, только человек с такими странными мозгами, как у Чонина, был в состоянии усвоить и понять Лингва. И, пожалуй, Кевин оказался прав насчёт “трансляции”. Без такого умения в небе делать нечего, и с роботами тоже ничего не выйдет без “трансляции” ― нюансы их многозначного языка, отсюда провалы на экзаменах, потому что никому в голову не приходило, что обучать Лингва надо детей с этим самым талантом к “трансляции”, с открытым разумом. А они просто брали альф с хорошими показателями и пытались слепить из подручных средств конфетку.
Исин представил Кевина в кабине “Воина” и расплылся в улыбке, словно наяву услышав жёсткие требования Кевина перейти к конкретике и механические ответы робота, не понимающего, чего от него добиваются, если он и так предельно конкретен.
Ну конечно! Лингва многозначна сама по себе, но Лингва состоит не только из набора ключевых слов, это ещё и умение считывать и посылать импульсы вместе со словами, делая речь до такой степени конкретной, что ошибки просто невозможны. И если Чонин в состоянии сказать банальное “спасибо” так, что его собеседник в один миг ощутит себя счастливейшим в мире и одарённым благодарностью, то Кевин будет с такими же последствиями благодарить совершенно иначе ― он скажет много всего, конкретно, искренне, но одним “спасибо” обойтись в жизни не сможет. Для Кевина простое “спасибо” всегда означает одно и то же, и оно слишком сухое для него, чтобы быть особенным. Точнее, оно слишком сухое в его восприятии и его исполнении.
Чонин вкладывает в то, что делает или говорит, эмоции ― или волевые импульсы, как он сам это называет, “складывает” и получает “сумму”, или “транслирует нужное напрямую”, а Кевин пытается передать эмоции с помощью слов или действий, словно “переводит” с одного языка на другой ― у него эмоции отдельно, слова ― отдельно, действия ― отдельно, он не смешивает столь разные, на его взгляд, понятия. Поэтому Кевин тоже никогда так и не освоит Лингва ― принцип не тот. При переводе всегда что-то теряется, даже при самом лучшем…
Исин невольно задумался над тем, чего раньше не понимал. Если при переводе что-то теряется, то тогда каковы искренние и настоящие чувства Кевина? Пусть даже те, что были в Ванкувере? Если от его слов или поступков у Исина порой на глаза слёзы наворачивались, потому что они были… были такими особенными и вызывали ошеломляюще сильные впечатления… Что же тогда на самом деле чувствовал сам Кевин, когда совершал всё это? Если принять в расчёт ещё и утраченную при “переводе” разницу…
Исин поставил локоть на стол и прикрыл глаза ладонью, потому что он не представлял, как можно выдержать такое ― такие сильные чувства. Наверное, его самого просто разорвало бы в клочья, ну вот как воздушный шарик. Интересно, а как Кевин умудряется жить с этим и выглядеть совершенно отмороженным настолько, что Исин вечно обзывал его толстокожим и бесчувственным?
Исин наклонился вперёд и немного побился лбом об стол, чтобы мозги встали на место. Ему полагалось оформлять данные на Чонина, а он сидит тут и думает о Кевине и собственной личной жизни, ещё и осознаёт толстокожим не Кевина, а себя самого. Красота в кубе!