Стихотворения. Поэмы. Пьесы

1922
  
СВОЛОЧИ!
 
 
 
Гвоздимые строками,
 
стойте немы!
 
Слушайте этот волчий вой,
 
еле прикидывающийся поэмой!
 
Дайте сюда
 
самого жирного,
 
самого плешивого!
 
За шиворот!
 
Ткну в отчет Помгола.
 
Смотри!
 
Видишь —
 
за цифрой голой…
 
 
 
Ветер рванулся.
 
Рванулся и тише…
 
Снова снегами огреб
 
тысяче —
 
миллионнокрыший
 
волжских селений гроб.
 
Трубы —
 
гробовые свечи.
 
Даже вороны
 
исчезают,
 
чуя,
 
что, дымясь,
 
тянется
 
слащавый,
 
тошнотворный
 
дух
 
зажариваемых мяс.
 
Сына?
 
Отца?
 
Матери?
 
Дочери?
 
Чья?!
 
Чья в людоедчестве очередь?!.
 
 
 
Помощи не будет!
 
Отрезаны снегами.
 
Помощи не будет!
 
Воздух пуст.
 
Помощи не будет!
 
Под ногами
 
даже глина сожрана,
 
даже куст.
 
 
 
Нет,
 
не помогут!
 
Надо сдаваться.
 
В 10 губерний могилу вымеряйте!
 
Двадцать
 
миллионов!
 
Двадцать!
 
Ложитесь!
 
Вымрите!..
 
 
 
Только одна,
 
осипшим голосом,
 
сумасшедшие проклятия метелями меля,
 
рек,
 
дорог снеговые волосы
 
ветром рвя, рыдает земля.
 
 
 
Хлеба!
 
Хлебушка!
 
Хлебца!
 
 
 
Сам смотрящий смерть воочию,
 
еле едящий,
 
только б не сдох, —
 
тянет город руку рабочую
 
горстью сухих крох.
 
 
 
"Хлеба!
 
Хлебушка!
 
Хлебца!"
 
Радио ревет за все границы.
 
И в ответ
 
за нелепицей нелепица
 
сыплется в газетные страницы.
 
 
 
"Лондон.
 
Банкет.
 
Присутствие короля и королевы.
 
Жрущих — не вместишь в раззолоченные
 
хлевы".
 
 
 
Будьте прокляты!
 
Пусть
 
за вашей головою венчанной
 
из колоний
 
дикари придут,
 
питаемые человечиной!
 
Пусть
 
горят над королевством
 
бунтов зарева!
 
Пусть
 
столицы ваши
 
будут выжжены дотла!
 
Пусть из наследников,
 
из наследниц варево
 
варится в коронах — котлах!
 
 
 
"Париж.
 
Собрались парламентарии.
 
Доклад о голоде.
 
Фритиоф Нансен.
 
С улыбкой слушали.
 
Будто соловьиные арии.
 
Будто тенора слушали в модном романсе".
 
 
 
Будьте прокляты!
 
Пусть
 
вовеки
 
вам
 
не слышать речи человечьей!
 
Пролетарий французский!
 
Эй,
 
стягивай петлею вместо речи
 
толщь непроходимых шей!
 
 
 
"Вашингтон.
 
Фермеры,
 
доевшие,
 
допившие
 
до того,
 
что лебедками подымают пузы,
 
в океане
 
пшеницу
 
от излишества топившие, —
 
топят паровозы грузом кукурузы".
 
 
 
Будьте прокляты!
 
Пусть
 
ваши улицы
 
бунтом будут запружены.
 
Выбрав
 
место, где более больно,
 
пусть
 
по Америке —
 
по Северной,
 
по Южной —
 
гонят
 
брюх ваших
 
мячище футбольный!
 
 
 
"Берлин.
 
Оживает эмиграция.
 
Банды радуются:
 
с голодными драться им.
 
По Берлину,
 
закручивая усики,
 
ходят,
 
хвастаются:
 
— Патриот!
 
Русский!"
 
 
 
Будьте прокляты!
 
Вечное «вон!» им!
 
Всех отвращая иудьим видом,
 
французского золота преследуемые звоном,
 
скитайтесь чужбинами Вечным жидом!
 
Леса российские,
 
соберитесь все!
 
Выберите по самой большой осине,
 
чтоб образ ихний
 
вечно висел,
 
под самым небом качался, синий.
 
 
 
"Москва.
 
Жалоба сборщицы:
 
в «Ампирах» морщатся
 
или дадут
 
тридцатирублевку,
 
вышедшую из употребления в 1918 году".
 
 
 
Будьте прокляты!
 
Пусть будет так,
 
чтоб каждый проглоченный
 
глоток
 
желудок жег!
 
Чтоб ножницами оборачивался бифштекс
 
сочный,
 
вспарывая стенки кишок!
 
 
 
Вымрет.
 
Вымрет 20 миллионов человек!
 
Именем всех упокоенных тут —
 
проклятие отныне,
 
проклятие вовек
 
от Волги отвернувшим морд толстоту.
 
Это слово не к жирному пузу,
 
это слово не к царскому трону, —
 
в сердце таком
 
слова ничего не тронут:
 
трогают их революций штыком.
 
 
 
Вам,
 
несметной армии частицам малым,
 
порох мира,
 
силой чьей,
 
силой,
 
брошенной по всем подвалам,
 
будет взорван
 
мир несметных богачей!
 
Вам! Вам! Вам!
 
Эти слова вот!
 
 
 
Цифрами верстовыми,
 
вмещающимися едва,
 
запишите Волгу буржуазии в счет!
 
 
 
Будет день!
 
Пожар всехсветный,
 
чистящий и чадный.
 
Выворачивая богачей палаты,
 
будьте так же,
 
так же беспощадны
 
в этот час расплаты!