Стихотворения. Поэмы. Пьесы

1922
  
БЮРОКРАТИАДА
 
 
 
Прабабушка бюрократизма
 
 
 
Бульвар.
 
Машина.
 
Сунь пятак —
 
что-то повертится,
 
пошипит гадко.
 
Минуты через две,
 
приблизительно так,
 
из машины вылазит трехкопеечная
 
шоколадка.
 
Бараны!
 
Чего разглазелись кучей?!
 
В магазине и проще,
 
и дешевле,
 
и лучше.
 
 
 
Вчерашнее
 
 
 
Черт,
 
сын его
 
или евонный брат,
 
расшутившийся сверх всяких мер,
 
раздул машину в миллиарды крат
 
и расставил по всей РСФСР.
 
С ночи становятся людей тени.
 
Тяжелая — подъемный мост! —
 
скрипит,
 
глотает дверь учреждений
 
извивающийся человечий хвост.
 
 
 
Дверь разгорожена.
 
Еще не узка им!
 
Через решетки канцелярских баррикад,
 
вырвав пропуск, идет пропускаемый.
 
Разлилась коридорами человечья река.
 
 
 
(Первый шип —
 
первый вой —
 
«С очереди сшиб!»
 
«Осади без трудовой!»)
 
 
 
— Ищите и обрящете, —
 
пойди и «рящь» ее! —
 
которая «входящая» и которая «исходящая»?!
 
Обрящут через час — другой.
 
На рупь бумаги — совсем мало! —
 
всовывают дрожащей рукой
 
в пасть входящего журнала.
 
Колесики завертелись.
 
От дамы к даме
 
пошла бумажка, украшаясь номерами.
 
 
 
От дам бумажка перекинулась к секретарше.
 
Шесть секретарш от младшей до старшей!
 
До старшей бумажка дошла в обед.
 
Старшая разошлась.
 
Потерялся след.
 
Звезды считать?
 
Сойдешь с ума!
 
Инстанций не считаю — плавай сама!
 
Бумажка плыла, шевелилась еле.
 
Лениво ворочались машины валы.
 
В карманы тыкалась,
 
совалась в портфели,
 
на полку ставилась,
 
клалась в столы.
 
Под грудой таких же
 
столами коллегий
 
ждала,
 
когда подымут ввысь ее,
 
и вновь
 
под сукном
 
в многомесячной неге
 
дремала в тридцать третьей комиссии.
 
 
 
Бумажное тело сначала толстело.
 
Потом прибавились клипсы — лапки.
 
Затем бумага выросла в «дело» —
 
пошла в огромной синей папке.
 
Зав ее исписал на славу,
 
от зава к замзаву вернулась вспять,
 
замзав подписал,
 
и обратно
 
к заву
 
вернулась на подпись бумага опять.
 
Без подписи места не сыщем под ней мы,
 
но вновь
 
механизм
 
бумагу волок,
 
с плеча рассыпая печати и клейма
 
на каждый
 
чистый еще
 
уголок.
 
И вот,
 
через какой-нибудь год,
 
отверз журнал исходящий рот.
 
И, скрипнув перьями,
 
выкинул вон
 
бумаги негодной — на миллион.
 
 
 
Сегодняшнее
 
 
 
Высунув языки,
 
разинув рты,
 
носятся нэписты
 
в рьяни,
 
в яри…
 
А посередине
 
высятся
 
недоступные форты,
 
серые крепости советских канцелярий.
 
С угрозой выдвинув пики — перья,
 
закованные в бумажные латы,
 
работали канцеляристы,
 
когда
 
в двери
 
бумажка втиснулась:
 
«Сокращай штаты!»
 
Без всякого волнения,
 
без всякой паники
 
завертелись колеса канцелярской механики.
 
Один берет.
 
Другая берет.
 
Бумага взад.
 
Бумага вперед.
 
По проторенному другими следу
 
через замзава проплыла к преду.
 
Пред в коллегию внес вопрос:
 
"Обсудите!
 
Аппарат оброс".
 
 
 
Все в коллегии спорили стойко.
 
Решив вести работу рысью,
 
немедленно избрали тройку.
 
Тройка выделила комиссию и подкомиссию.
 
Комиссию распирала работа.
 
 
 
Комиссия работала до четвертого пота.
 
Начертили схему:
 
кружки и линии,
 
которые красные, которые синие.
 
Расширив штат сверхштатной сотней,
 
работали и в праздник и в день субботний.
 
Согнулись над кипами,
 
расселись в ряд,
 
щеголяют выкладками,
 
цифрами пещрят.
 
Глотками хриплыми,
 
ртами пенными
 
вновь вопрос подымался в пленуме.
 
Все предлагали умно и трезво:
 
«Вдвое урезывать!»
 
«Втрое урезывать!»
 
Строчил секретарь —
 
от работы в мыле:
 
постановили — слушали,
 
слушали — постановили…
 
Всю ночь,
 
над машинкой склонившись низко,
 
резолюции переписывала и переписывала машинистка.
 
И…
 
через неделю
 
забредшие киски
 
играли листиками из переписки.
 
 
 
Моя резолюция
 
 
 
По-моему,
 
это
 
— с другого бочка —
 
знаменитая сказка про белого бычка.
 
 
 
Конкретное предложение
 
 
 
Я,
 
как известно,
 
не делопроизводитель.
 
Поэт.
 
Канцелярских способностей у меня нет.
 
Но, по-моему,
 
надо
 
без всякой хитрости
 
взять за трубу канцелярию
 
и вытрясти.
 
Потом
 
над вытряхнутыми
 
посидеть в тиши,
 
выбрать одного и велеть:
 
«Пиши!»
 
Только попросить его:
 
"Ради бога,
 
пиши, товарищ, не очень много!"