Первый снег (СИ)
Макару только этого и надо было — не знакомство с подружкой соседа, разумеется, а факт того, что Митя готов провести с ним время в ущерб собственному свиданию. Зачем? Этого Гусев пока и сам не мог для себя чётко сформулировать, а полностью осознал лишь к следующим выходным, когда Катя, Митина подруга опять должна была уехать со своими родителями к родне за город.
Всю минувшую неделю Гусев провёл вместе с Савельевым и его девушкой, гуляя по городу, купаясь и предаваясь другим праздным развлечениям. Ради этого вставал ни свет ни заря, чтобы выполнить свою часть работы на бабкином участке, ложился далеко затемно, чтобы доделать то, чем можно было заниматься вечером, и толком не высыпался. Но со своими новыми друзьями держался бодро, развлекал их как мог и под конец заметил, что его усилия не прошли даром — Митя всё больше смотрел на Макара и всё меньше на свою подругу. Возможно, так происходило, потому что сам Гусев, будучи вежлив и доброжелателен с Катей, никакого интереса к ней как к девушке не проявлял и всё своё внимание направлял исключительно на Митю — улыбался ему, смотрел в глаза, дотрагивался при разговоре, когда общался, старался разворачиваться к нему всем корпусом.
— Слышь, Митька? Тут на лимане местечко есть одно, — сказал Макар, когда в субботу после обеда зашёл за своим новым другом. — Там во второй половине дня никого не бывает. Катьке бы оно не понравилось — глубоковато, а она плавает не очень хорошо. А ты, мне кажется, оценишь. Там красиво очень. Хочешь, покажу?
— Конечно, — с энтузиазмом закивал Митя, — пойдём покажешь. Я тут не так много ещё знаю.
Макар знал, куда вести своего товарища — небольшой кусок извилистого берега был весь покрыт мелким кустарником, травой и пляжа как такового не имел. На счёт красоты данного места можно было бы поспорить, но полное отсутствие людей, а радиусе километра придавало ему своё очарование.
— Ну как? Нравится? — придя на место, поинтересовался Гусев.
— Ну… — немного растерялся привыкший к комфортным городским пляжам Митя.
— Зато здесь голышом купаться можно и не надо возиться со всякими полотенцами и переодеванием в плавки. Обсох — и порядок!
— Я так не купался ещё никогда, — задумчиво ответил Савельев и стал неуверенно стягивать с себя футболку.
— Ну так чего стоишь? Шевели булками! — подмигнул ему Макар и буквально в пару секунд стащил с себя всю одежду и прыгнул в воду с небольшого обрыва, которым заканчивался берег.
Митя последовал примеру товарища, и уже через пару минут они вдвоём весело плескались в тёплой воде недалеко от берега — дна тут действительно не было, но так как оба парня плавали достаточно хорошо, помехой это не стало.
— Так гораздо лучше, правда? — легко подтянувшись на руках, Макар выбрался на берег и протянул руку Мите, чтобы помочь ему вылезти.
— Да-а, классно! — сказал мальчик, устраиваясь на траве.
Чтобы быстрее обсохнуть, он сел, оперевшись позади себя руками, и согнул в коленях ноги — заходящее солнце бросало на землю косые лучи, было тепло, но дневной жары не было и в помине.
Макар подсел вплотную к соседу, приняв такую же позу как и он, откинул голову и уставился в вечернее небо. Теперь их голени, бедра и бока соприкасались, но Гусев, игнорируя постепенно накатывающее возбуждение, делал вид, что ничего особенного не происходит. Митя отстраниться не пытался, и Макар счёл это хорошим знаком.
— Вот здесь я в основном и купаюсь, — Макар чуть повернул голову к Мите. — Вечером, когда никого нет. И солнца тоже… нет. Я обгораю быстро.
— Ты рыжий, — улыбнулся Митя, — у рыжих кожа к ультрафиолету чувствительная.
— У блондинов тоже, — прошептал Гусев и едва ощутимо прикоснулся губами к Митиному плечу, — кожа нежная… очень…
Митя рвано вздохнул, а Макар провёл губами выше, поцеловал его в шею, осторожно лизнул тонкую, пахнущую морем кожу, провёл рукой по Митиной груди, животу, бросил взгляд на его пах.
— Ложись, — тихо сказал Макар, обдав горячим дыханием Митино ухо, и чуть надавил ему на плечи, укладывая на траву.
Митя тяжело дышал, глядел на Гусева почерневшими от желания глазами и, вероятно, пытался что-то сказать, то и дело беззвучно открывая рот. Но Макар его слушать не собирался: он спускался поцелуями ниже по учащённо вздымающейся груди, вылизывал и прикусывал маленькие торчащие соски, потом перешёл ласками на мягкий тёплый живот и добрался наконец до самого сладкого — небольшой ровный член в окружении золотистых волосков, с блестящей, полностью открывшейся головкой так и просился ему в рот. Макар не стал противиться своим и партнёра желаниям — оборвал языком тонкую нить смазки, стекающую из уретры, и сразу полностью вобрал подрагивающий от возбуждения член.
Ощущения в этот раз были немного другие — половой орган его нового партнёра был меньше, чем у Дениса Евгениевича и сосать было совсем нетрудно. Головка мягко упиралась в гланды, очень широко раскрывать рот не приходилось, челюсть не затекла, а языком Макар доставал до самого основания ствола.
Гусев очень старался доставить удовольствие Митьке, но процессу отдавался не полностью — периодически в его сознании мелькали не подходящие в данной ситуации мысли, вроде: «Хорошо бы у Серёжи тоже оказался маленький, я бы тогда никогда не уставал ему сосать» или «А если у него большой, хочу научиться пропускать в горло» и даже «А что, если представить сейчас Серёжу?» От последней идеи Макар отказался сразу, несмотря на всю её кажущуюся заманчивость — он бы смог убедить себя, что занимается сейчас любовью с Сыроежкиным, но как потом пережить возвращение к реальности? Как потом не вспоминать ту эйфорию, которая неизбежно возникнет от иллюзии близости с любимым? И как потом не начать вымещать своё раздражение на Мите, который вообще никаким боком не виноват в его несчастной любви?
Принудительно вернув себя в настоящий момент, Макар продолжил усердно насаживаться ртом на Митин член, ласкать параллельно его яйца и вскоре с удовлетворением почувствовал, как его рот наполняется густой вязкой спермой.
Всё, эксперимент удался. Гусев выпрямился, проглотил остатки семени, вытер губы, быстренько передёрнув, слил в траву рядом, взглянул на Митю и невольно улыбнулся. Парень всё ещё лежал на траве в расслабленной позе, но его взгляд… Никто никогда не смотрел на Гусева с такой нежностью. У Макара даже сердце заныло от странного болезненного чувства — он не заслуживал такого отношения, таких эмоций от человека, к которому испытывал лишь симпатию и похоть.
— Иди ко мне, Макар, — позвал Савельев и протянул навстречу другу руки.
Макар не заставил себя просить дважды — лёг на Митю и сразу почувствовал себя в крепких объятиях, изумляясь контрасту жадных и сильных рук, обхвативших его спину, и бережной нежности губ, умело его целующих. Да, в отличие от Гусева Митя целоваться умел. «Наверное, с Катей своей натренировался», — подумал Макар, подстраиваясь под движения чужих губ и языка. Как ни странно, но для Гусева этот поцелуй оказался первым настоящим поцелуем в жизни — с Серёжей было лишь невинное касание губ, на которое Сыроежкин, как подозревал Макар, даже и внимания не обратил. А с Денисом Евгениевичем они вообще не целовались — Макару не хотелось, а доктор не настаивал. Так что по иронии судьбы сосать члены Макар научился раньше, чем целоваться.