Первый снег (СИ)
Домой ребята вернулись, когда уже совсем стемнело — Митя всё никак не хотел выпускать из объятий своего любовника, а Макару просто некуда было торопиться — бабка, вполне довольная его помощью по хозяйству, отпустила внука аж до позднего вечера.
Совсем ночью, уже лёжа в своей кровати, Макар прокручивал в голове события минувшего дня и всё никак не мог отделаться от мысли, что что-то он сделал явно неправильно. От близкого во всех смыслах общения с соседским пареньком остался горький осадок.
Митя Савельев оказался совсем не таким, как о нём думал поначалу Макар. Хороший домашний мальчик, совсем не сноб, не зануда, он очень обрадовался вниманию Макара к своей персоне. И его совершенно не смутил тот факт, что ровесник учится на два класса младше, чем он сам. Митя вообще школьную тему с Гусевым не обсуждал, зато очень восхищался тем, что его новый друг настоящий хоккеист. Расспрашивал про команду, тяжело ли было на сборах, и вообще, как это — играть в хоккей? Наверное, очень сложно. Митя бы не смог.
И зачем только Макар затеял эту аферу с соблазнением мальчишки? Ах, ну да, хотел проверить, есть ли у него шанс на близость с парнем, который встречается с девушкой. С парнем, который так похож на его Серёжу… Оказалось, шанс есть, и это вселяло в Гусева робкую надежду. Единственное, что действовать, если он всё же решится предпринять какие-то активные шаги в отношении Сыроежкина, придётся очень осторожно. Макар не боялся получить отказ от Мити — это стало бы всего лишь небольшим досадным эпизодом в его биографии, но ставить под удар дружбу с Серёжей Гусев панически боялся. Что будет, если Сыроежкин поймёт, чего на самом деле добивается от него лучший друг, что за чувства к нему испытывает? Какая реакция ждёт тогда Макара? Отвращение, презрение, брезгливость, открытая неприязнь, равнодушие? Любой из этих вариантов Макар просто не сможет пережить — ему жизненно необходимо находиться рядом с Серёжей, смотреть на него, слушать, говорить с ним, дотрагиваться… Получается, рискует он не просто отношениями с другом, он, в некотором смысле, рискует собственной жизнью. Так не проще ли и безопасней удовлетворять страсть в других местах, не ставя под удар столь ценные для Макара отношения?
«Да что ж за хрень такая! — сетовал про себя Гусев. — Я ж не сделал ничеХо плохого, только удовольствие человеку доставил. Чё так тошно-то?» Но доводы разума спокойствия Макару не прибавляли — он ворочался, время давно перевалило за полночь, а сон так и не думал к нему идти.
И тут в его окно тихонько постучали.
— Митька!.. Совсем с дуба рухнул, — проворчал Макар, помогая Савельеву влезать через оконный проём. — Как тебя только собаки пустили?!
— Я хитрый и ловкий, — улыбнулся Митя и сразу же напал на Макара с поцелуями. — Я соскучился.
— Дык расстались же два часа назад, — прокряхтел Гусев, будучи уже повален на кровать и придавлен сверху прытким соседом. — Митька, да шо ж ты творишь! Бабку разбудим!.. — громким шепотом пытался увещевать агрессора Гусев, но понял, что сопротивляться он не в силах.
Митя целовал его шею, мял руками бока, а потом и вовсе залез в трусы. Так что Макару не оставалось ничего другого, кроме как откликнуться на ласки, стащить с незваного гостя футболку, а затем и штаны и позволить избавить себя от трусов.
— Макар, трахни меня, пожалуйста, — сбивающимся голосом попросил Митя. — Давай, я чистый… там, — и стал недвусмысленно пристраиваться задом к Макаровому члену?
— А ты уже раньше это делал? — не без оснований усомнился Гусев — трахаться с ним Савельев собрался на сухую.
— Нет, — замотал головой Митька, — но я с тех пор как ты мне… ну, отсосал, больше вообще ни о чём другом думать не могу.
— Мить, тебе ж больно будет, — Гусев ссадил с себя чересчур любвеобильного приятеля, потом подмял его под себя, чтобы контролировать ситуацию, и предложил: — Давай лучше я тебе опять пососу. А то вдруг бабка услышит — позора не оберёмся.
— Мне не будет больно, обещаю! — горячо заверил Макара сосед, как будто это хоть как-то зависело от его желания. — Только вставь, а я молчать буду, честно! Ну, я же вижу, ты тоже хочешь — вон какой он крепкий у тебя, — Митя раздвинул ноги и несколько раз провёл кулаком по стволу своего любовника, опять пытаясь направить его в себя.
— Ладно! Сам напросился, — сдался в итоге Макар. Митя был прав — хотелось ему до чёртиков. — На живот, быстро! И шоб ни звука!
Савельев поспешил выполнить все указания, уткнулся лицом в подушку и стал ждать. Гусев порылся в своих вещах, откопал тюбик крема для рук, который уже подходил к концу (возня в огороде не самым лучшим образом сказывалась на коже), и вернулся в постель. Макар замер на секунду, любуясь стройным крепким телом, так любезно предоставленным в его полное распоряжение, провёл рукой по Митиной спине, упругим ягодицам, бёдрам… На миг Гусеву показалось, что перед ним сейчас не харьковчанин Митя Савельев, а его любимый друг и одноклассник Серёжа Сыроежкин. Макар лёг сверху и стал покрывать поцелуями спину и плечи любовника, просунул под его живот руки, лаская напрягшийся пресс, грудь, сминая в горсть потяжелевшие яйца и чуть подрачивая член.
Митя повернул голову, стараясь через плечо поймать губы любовника, и иллюзия окончательно разрушилась.
— Не надо, не поворачивайся, я всё сделаю, — выдохнул ему в ухо Макар, чувствительно прикусил мочку и отвинтил крышку тюбика с кремом.
Гусев не уставал мысленно благодарить Дениса Евгеньевича, который в своё время в просветительских целях удосужился подробно объяснить неопытному в вопросах однополой любви новичку, как же происходит анальное соитие между мужчинами, и старательно применял на практике все его рекомендации. Митя тоже, надо отдать ему должное, стоически переносил все манипуляции, которые проделывал с его нетронутой доселе задницей Макар, и даже не пискнул, когда в него засунули сразу три пальца. И потом молчал, когда место пальцев занял уже член любовника. А вот дальше Макар уже не мог особо думать о реакциях своего партнёра — все силы уходили на то, чтобы контролировать собственные действия и самому не стонать от кайфа, вбиваясь в тесное горячее нутро. Митя дёргался от каждого резкого толчка в его теле, судорожно цеплялся за спинку деревянной кровати, тяжело дышал, но по-прежнему не проронил ни звука. Наконец, чувствуя скорый финал, Макар вышел, спустил на заранее заготовленное полотенце, перевернул партнёра на спину и потянулся губами к его совершенно вялому члену.
— Не надо, — остановил его Савельев. — Лучше обними меня.
Макар взглянул на Митю, тихо ойкнул, вытянулся рядом и выполнил его просьбу. Митя уткнулся совершенно мокрым от слёз лицом в шею любовника, обвил его руками и ногами и тихо сказал:
— Не вынимай так рано в следующий раз, ладно? Кончай в меня… мне приятно будет.
— Хорошо, Мить, как скажешь, — крепче прижал его к себе Гусев и поцеловал в макушку.
— И это… можно я до утра у тебя останусь? Пожалуйста…
— А ну как твои хватятся? — вздохнул Макар.
— Я с петухами встану — они так кричат — никакого будильника не надо. А мои позже поднимаются.
— Ну, как знаешь, — улыбнулся Гусев. — Мне не жалко.
Проснулся Макар почти под утро — тяжело дыша и весь в холодном поту. Аккуратно выполз из-под Мити, обвившем во сне его словно лиана, подошёл к столу и плеснул в стакан из графина воды — попить и физиономию протереть. Никогда ему ещё таких кошмаров не снилось. Ничего совсем жуткого во сне не происходило, но то чувство тотальной потери и горя, которое душило его в сновидении, не хотело отступать даже сейчас. Во сне Макар искал Серёжу. Опять, как когда-то, когда Сыроежкин бессовестно прогуливал учёбу, отправив в школу вместо себя двойника, а Макар не находил себе места из-за этого. Но сейчас Серёжи не было в гусевском сне абсолютно. Он не попал в беду, не звал его откуда-то. Сыроежкин просто исчез, словно его и не существовало вовсе. Макар метался по городу, лазил по всяким закоулкам, звонил куда-то, писал, приставал к прохожим с расспросами, кидался к людям, издали похожим на Серёжу. Но всё было тщетно — никто даже не понимал, о ком говорит Гусев, а очередной обернувшийся на его зов блондин оказывался совсем другим человеком. Во сне Макар рыдал от отчаяния и бился головой об асфальт, а по пробуждении никак не мог избавиться от нехорошего предчувствия. «Лишь бы с Серёжей всё хорошо было», — выдохнул он и вернулся под одеяло к Митьке. Тот сладко посапывал во сне и выглядел абсолютно счастливым.