Первый снег (СИ)
— Гусь, мне без тебя так скучно было! Целое лето один скучал! Потом, правда, мы с Элом были, но всё равно скучали — он по Зойке, я — по тебе! — тараторил Серёжа на радостях, по простоте душевной даже не задумываясь, как именно мог понять его слова друг. — Ладно, пошли, вон там Эл стоит, видишь? — Серёжа отцепился от Гусева, взялся за его чемодан и одновременно показал рукой в сторону выхода.
— Положь на место, надорвёшься, — Макар отвесил Сыроежкину шутливый подзатыльник и забрал свой чемодан — он был практически неподъёмный. Куда Сыроеге такие тяжести таскать?! — Я тоже, Серёга, без тебя скучал, — Макар потрепал его по совсем выгоревшим на южном солнце волосам. — А ты, смотри, как вымахал — меня почти догнал! — не скрывая своего восхищения, сказал Гусев.
— Я выше тебя вырасту, — важно ответил Серёжа. — Я в деда пошёл, а у него метр девяносто рост был.
— Красавец! Все девки твои будут! — якобы пошутил Гусев.
И очень внимательно посмотрел на Серёжу — с самого момента их встречи он не мог отделаться от мысли, что всё-таки нравится Сыроежкину. В том самом смысле. Но ошибиться и принять желаемое за действительное было ни в коем случае нельзя — потому-то Макар и решил завести разговор о девушках.
— Будут, куда ж денутся! — самодовольно заявил Сыроежкин, даже не обратив внимания на то, как медленно угасла счастливая улыбка на лице его друга. — На юге отбоя от них не было. Но с ними скучно, надоели, короче.
Серёжа слукавил — девчонки вокруг них с Элеком действительно вились стайками, но Эл любезничал с ними один. Серёжа ходил всю дорогу унылый и скучал совершенно по другой причине.
— Зато я их перецеловал всех, во! — вспомнил Серёжа ещё один повод похвастаться перед другом.
— Брешешь, СыроеХа! — Гусь даже на месте застыл как вкопанный от таких новостей.
— Честное пионерское! — гордо сказал Сыроежкин. — Мы в бутылочку играли. Вот я всех и поцеловал, а некоторых — по три раза! И даже Эла один раз чмокнул. Его, правда, в щёку.
— И как тебе? — севшим голосом спросил Макар.
— Прикольно! — улыбнулся Серёжа и посмотрел на друга — тот выглядел так, словно его пыльным мешком ударили.
«Завидует, наверное, — подумал Сыроежкин. — Всё-таки неправ Эл, не было у Гуся в Одессе никакой личной жизни. Иначе бы такой смурной не шёл сейчас. Надо его как-то разубедить, сказать, что не так уж это здорово, целоваться, и всё такое. А то начнёт ещё за нашими девчонками волочиться, и кто-нибудь на него явно клюнет — Макар же красивый очень. Вот был бы я девчонкой — давно б уже сам за ним бегал и на шею вешался. У него ж губы такие… нежные, а улыбка, вообще — улёт! А как кожа пахнет!.. Интересно, у всех рыжих такой запах? Чижа что ль понюхать?.. Не, как-то не хочется. А вот веснушки по всему телу точно у всех рыжих есть, я видел. Но Гусю они идут очень, особенно на лице… особенно, когда он краснеет. А он краснеет так офигительно, даже поцеловать хочется. Щёки, наверное горячие-горячие, как при температуре… Интересно, а какой у него член? Чёрт! — Серёжа почувствовал как его собственный орган напрягся так, что идти стало неудобно. — Вот до чего мысли о девчонках доводят, когда не вовремя! Лучше вечером перед сном о бабах думать буду, а не сейчас. А волосы на лобке у него тоже рыжие? Вот бы посмотреть!..»
— Серёжа!
— Ку-ку, СыроеХа?
— А? Чего?.. — затейливую цепочку Серёжиных мыслей грубо оборвали окрики Эла и Гуся.
Сыроежкин и не заметил, как они с Макаром добрались до выхода с вокзала, где их заждался Элек. И теперь оба друга пытались вернуть в реальность ушедшего в себя Серёжу, тормоша его за плечи, махая перед лицом руками и называя по имени.
***
Макар и не подозревал, что за прошедший месяц он, оказывается, отвык спать один. Он лежал, развалившись на своём диване как морская звезда и думал, что как хорошо было бы, если бы его опять кто-нибудь прижимал к стенке, пихал в бок, сопел в ухо и клал на него свои конечности. И этого кого-то можно было бы трахать. Сразу как только захочется. Сколько раз за эти недели благодаря Макару Митька просыпался оттого что его натягивают сзади как безвольную куклу. Правда, тогда приходилось ещё крепко зажимать ему рукой рот, чтобы Савельев не начал шуметь спросонья. Но это на самом деле была излишняя предосторожность — Митьке нравилось, когда его так трахали. Сообразив что к чему, он тут же начинал выгибаться и подмахивать, чуть ли не до крови кусая себе губы, чтобы не стонать от удовольствия. Митя и сам любил будить друга минетом, чтобы потом забраться на него верхом и устроить себе незапланированные скачки. Единственное, что немного огорчало Гусева в их дружеско-половых отношениях, так это то, что Савельев отказывался трахать его сам. Ну, Макар и не настаивал…
Было бы ложью сказать, что Гусев совсем не скучал по своему «летнему» другу. Скучал, конечно, и ночью это стало особенно заметно. Но, что было, то прошло — они живут в разных городах, у них нет общих друзей и совместных дел. Разные хобби, разные интересы — всё разное. Он не оставил Мите свой адрес и не стал спрашивать его. Кажется, Митя обиделся, но Макар, как мог, постарался ему объяснить, что раньше, всегда, когда он обменивался координатами со своими одесскими приятелями, их переписка выходила вымученной, как по обязанности. «Как дела?» «Нормально. А у тебя?» «У меня тоже». Писать по сути было не о чем.
— Может быть, следующим летом снова увидимся, — сказал на прощание Макар.
Митя ничего не сказал. Жалкая улыбка мелькнула на его чуть дрогнувших губах, он выдохнул, кивнул в знак согласия и крепко обнял Макара. Бабка, которая вместе со своей неизменной подружкой пришла провожать внука на вокзал, тоже обняла, смахнула с глаз слезу, Роза Львовна сдержанно пожелала счастливого пути, и Макар, подхватив свой огромный чемодан, больше чем наполовину набитый гостиницами для родни, вошёл в вагон. Летнее приключение осталось позади…
— Митя, Митя… — тихо сказал в пустоту своей комнаты Макар. — Я тебя не забуду…
Потом вспомнил, что завтра первое сентября, с утра перед линейкой он зайдёт за Серёжей, и они снова будут вместе. Тоска развеялась. Пусть Серёжа и мечтает сейчас о девушках, но кто сказал, что с ним не пройдёт тот же номер, что и с Митей Савельевым?
***
Третьего сентября возобновились тренировки Интеграла, которых Макар ждал с нетерпением, а Серёжа… Серёжа последние дни вообще на эту тему говорить не хотел. Не ныл, не ругался, как ему всё это надоело, ничего из того, к чему привык Гусев. Только перед самыми дверями спортивного комплекса Сыроежкин замер на секунду, поморщился слегка, вздохнул обречённо и вошёл внутрь. Макару это не понравилось, хотя Серёгино мужество он оценил — тот явно себя превозмогал и пытался бороться с собственной ленью. Неужели посеянные семена взошли, и Серёжа внял увещеваниям лучшего друга о пользе физкультуры и спорта?
А уже через два часа Гусев кардинально поменял своё мнение относительно Сыроеги и хоккея.
— Конечно, Серёжа, конечно, нахуй этот хоккей, даже и не думай! — срывающимся от волнения голосом говорил Макар, убирая с Серёжиного лба влажные от испарины волосы. — Спорт вообще для здоровья не полезен. Вот физкультура — другое дело. Поправишься и чем-нибудь безопасным займёшься. В бассейн, например, пойдёшь… Вместе пойдём!
Серёжа только всхлипывал, охал и жалобно смотрел на Макара, когда тот тыльной стороной ладони вытирал ему мокрые от слёз щёки. Дышать было больно, повреждённая нога, несмотря на новокаиновую блокаду, тоже ныла.