В плену Гора
Да… Блин…
Правильно Макс говорил, плохие сны в тюряге снятся. Вот и мне довелось проверить.
Плохие. Не самые, конечно. Наоборот, тот момент, когда брат вернулся за мной, чтоб вытащить из особняка Старика, может засчитываться за один из самых счастливых, но…
Вот это дикое ощущение беспомощности, собственной слабости, зависимости.
И готовности умереть…
Оно преследовало долго. Уже после того, как мы с братом убрались из гребанного городка нашего счастливого детства.
И по праву считалось одним из самых херовых.
Хуже него была только та ночь, когда Старик в мою комнату заявился. Сразу после того, как Макса приняла полиция.
– Курагина, долго собираешься. Хочешь остаться?
– Нет, спасибо, – пробормотала я, потерла лицо ладонями, встала и вышла из камеры.
По пути думая, что день грядущий мне готовит.
От вредного подпола можно было ожидать чего угодно.
Вчера мы поболтали неплохо. Не сказать что для него плодотворно, но тут уж ничего не поделаешь. Зачем мне проблемы? Лишний раз свидетельницей быть? Мне и с Максом вполне хватает этих радостей.
Конечно, я прекрасно понимала, чего добивался этот каменный идол. Ему нужна была информация по Валерику Росянскому, тваренышу. И ведь, главное, понял, что я знаю больше, чем говорю. И выводил меня, выводил, мучил, одни и те же вопросы по-разному задавал, заставлял повторять бесконечно одно и то же, во всех вариациях.
Я даже устала наивную дурочку из себя строить под конец допроса. Именно допроса, хотя называлось это по-другому.
Но ничего по существу не сказала.
Потому что подпол останется тут, на своей работе, под прикрытием корочек.
А наивная дурочка выйдет в полный опасностей и несправедливостей мир. И вот спрашивается, кто будет ее глупую жопку прикрывать на свободе? Кроме братика безбашенного? Который, кстати, еще и не вышел из казематов наверняка?
На нем больше висело, чем на мне, все же судимость, и прочие веселухи. Хоть и не доказанные, но зафиксированные.
А потому…
Ну его нафиг.
Валерик в любой момент выйдет и вспомнит про разговорчивую девочку. А, если не он, так папочка его. И не надо мне тут про программу защиты свидетелей. Не надо. Не Америка.
У нас свидетелей по-другому защищают. На два метра под землю закапывают – и все.
Так что вчера подпола я не удовлетворила, как он ни старался.
А потому что я – скромная девушка. И ничего ему не обещала. И вообще…
Где справедливость, в самом деле?
В кои-то веки решили с Максиком дело доброе сделать! Помочь двум бедным овечкам, так не вовремя попавшимся на глаза Валерика и его шакалят.
И на тебе.
По полной получили.
Валерик уже, наверно, на свободе.
А мы тут.
Меня опять привели в тот же кабинет, из которого отправили ночевать в казенном доме пару часов назад.
И там все тот же подпол, лениво щелкающий мышкой , поднял на меня тяжеленный взгляд. Глаза у него были серые, острые. Каменные. Даже мороз продрал. Вот ведь…
– Доброе утро… – черт, как его зовут-то? Не помню же нифига…
– Доброе. Как спалось?
Еще и спрашивает! Издеваается… Ну ничего, господин подполковник, получите сейчас веселье.
Развлечетесь.
– Ой, знаете, не очень. Лавка жесткая, а кожа у меня нежная. Синяки теперь, вот смотрите, – я доверчиво хлопнула ресницами и отогнула немного ворот футболки. Там в самом деле был синяк, но, естественно, не от шконки, а от ночных приключений.
Подпол на секунду задержал взгляд на голом плече, дрогнул ноздрями.
Ой… А ты не такой каменный, да? Я еще вчера заметила. Слишком ты пристально мои губы разглядывал. И за руками следил. Интересно как…
– И вообще… – подпустила в голос интимного хрипа, облизнула губы, помня, что вчера это особо не произвело впечатления, но, может, мне показалось? – Холодно, страшно. Я до сих пор в ознобе.
Так… Подпустить немного дрожи, прикусить губу, и слезы на глазки!
Да, слезы – безотказный вариант.
Я – трогательная, нежная, беззащитная. Меня необходимо спасать и от всех бед укрывать.
Каждому мужику хочется себя почувствовать защитником. Глубинный собственнический инстинкт.
Так хорошо на нем играть!
Подпол немного дрогнул углом губ и не сумел удержать внимательного взгляда, скользнувшего по всем тем частям тела, на которые я хотела обратить внимание.
Ой… Все чудесатей и чудесатей… Каменная глыба у нас крошится…
– Ничего, главное, чтоб голову не застудили.
Бац!
И все. Закрылись серые глаза шторками. Я как-то даже и не ожидала такой резкой перемены. По моим прикидкам он должен был предложить мне теплую одежду, плед, там , или еще что-то. И чай. Горячий.
Что еще нужно беззащитной невинной жертве обстоятельств?
А он только усмехнулся. И издевку не стал скрывать в голосе.
Вот ведь… Столп правосудия!
– Не вспомнили никаких новых обстоятельств?
Голос холодный, равнодушный. Каменный.
– Нет.
– Хорошо… – Он что-то написал на бланке, помедлил, раздумывая, потом глянул на меня. Остро опять. Прошил иглой. – Людмила… Вы же понимаете, что я все равно докопаюсь?
– До чего?
Не забывать удивленно хлопать ресничками… Я – феечка…
– До того, что вы делали в клубе. Что там делал ваш брат. Чем вы вообще занимаетесь.
– Но я вам все рассказала…
– Не все. Людмила, скажите… – он положил локти на стол, немного наклонился ко мне, наверно, пытаясь , чтоб это выглядело доверительно. Просчитался. С его габаритами это выглядело напрягом. Внушительно и страшновато. Хотелось обороняться. – Вот вы прекрасно знаете, что Росянский такое проворачивал не один раз.
– Нет, я не…
– Знаете, – перебил он, немного повысив голос, – знаете. И не хотите свидетельствовать против него. А у него на счету не одна покалеченная жизнь, не одна замученная девушка. Неужели, вам их не жаль? Чисто по-женски? Представьте, что в такой ситуации оказалась бы ваша подруга, например…
Он говорил, а у меня глаза заволакивало красным. И в голову било словно молотом. Так, что неожиданно поняла – не прекратит если сейчас, не выдержу. По роже ему съезжу. А это – подсудное дело.
– Мне не требуется такое представлять, – сухо оборвала его. Только чтоб остановился, каменный монстр!
Он и в самом деле остановился, уставился на меня. И я тут же пожалела о своей несдержанности.
Дура, бляха муха! Дура!
Нашла, что ляпнуть!
Да еще и таким тоном.
Теперь даже в страшном сне и под кайфом он во мне нежную феечку не увидит…
Да ну и хрен с ним. Не больно-то и хотелось!
– Я могу быть свободна? Или вы все же меня задерживаете? Если задерживаете, хотелось бы узнать, по какой причине. И документы изучить соответствующие.
Он откинулся обратно на спинку стула, сощурил на меня глаза изучающе.
– Нет. Вот ваш пропуск. Можете быть свободны.
– А мой брат?
– А он пока задержан.
– По какой статье?
– По административному кодексу. Имеем право для выяснения обстоятельств до трех суток , если имеются достаточные основания. А они имеются.
– Поняла. Всего хорошего.
– До свидания, Людмила.
Я вышла на крыльцо, нашарила дрожащими руками сигареты в куртке, прикурила. Обычно я такого не позволяла себе, Максик ругался. Но сегодня…
Черт, как я лажанулась-то феерически…
И что делать дальше?
Вот правильно говорят, добрые дела наказуемы.
А в моем случае, прям по самой строгой статье наказуемы…
Знала бы, что так пойдет…
Нет, все равно бы вписалась за девчонок. Просто потому, что каменному подполу сказала правду.
Мне не нужно представлять такие вещи.
Последняя гастроль.
– Ну малая, чего ты кипишуешь?
Максик сделал умильную мордяху, типа, на меня это все прокатит так же , как на его баб многочисленных, завалился в кресло, перекинув одну ногу через подлокотник, прикурил.
– Да ничего. Все зашибись.