Чудо

— Ш-ш-ш… Тебе не за что просить прощения, — сказала она еле слышно. Она прижалась щекой к моей щеке.
— Вия меня стесняется, да?
— Нет, милый, нет. Ты и сам знаешь. Она всего лишь приспосабливается к новой школе. Это непросто.
— Знаю.
— Я знаю, что ты знаешь.
— Прости, что назвал тебя вруньей.
— Засыпай, малыш… Я тебя очень люблю.
— И я тебя тоже люблю, сильно-сильно.
— Спокойной ночи, мой хороший.
— Мама, а Дейзи сейчас с бабушкой?
— Думаю, да.
— На небесах?
— Да.
— А когда люди попадают на небеса, они выглядят так же, как на земле?
— Не знаю. Вряд ли.
— И как же они друг друга узнают?
— Не знаю, сынок. — Ее голос звучал устало. — Просто чувствуют. Для того чтобы любить, глаза не нужны, правда же? Ты чувствуешь любовь, и все тут. Вот так и на небесах. Если любишь человека, то это навсегда. И ты обязательно его узнаешь.
Она снова меня поцеловала.
— А теперь спи, сынок. Очень поздно. И я страшно устала.
Но я не мог заснуть даже после того, как заснула мама. Я слышал, как дышит папа и даже как дышит Вия в своей комнате, — или мне это казалось. Интересно, спит ли сейчас Дейзи на небесах? И если спит, то, может, видит во сне меня? И как это — попасть в рай, где никто, никто не обращает внимания на твое лицо? Как не обращала внимания Дейзи.
  
Дублерша
 
Через несколько дней после смерти Дейзи Вия принесла домой три билета на школьный спектакль. Мы больше ни разу не возвращались к той ссоре за ужином. В день премьеры, когда они с Джастином уходили пораньше, чтобы подготовиться к спектаклю, Вия крепко меня обняла и сказала, что любит меня и гордится тем, что она моя сестра.
Я в первый раз шел в новую школу Вии. Она была огромная: намного больше, чем ее старая школа, и в сто раз больше, чем моя. Коридоры широкие, потолки высокие. Единственный серьезный минус моего Лобот-аппарата — поверх него нельзя надеть бейсболку, а бейсболка порой бывает очень полезна. Иногда мне хочется снова спрятаться под старым космонавтским шлемом, который я носил, когда был маленьким. Хотите верьте, хотите нет, но ребенок в шлеме удивляет людей намного меньше, чем ребенок с лицом, как у меня. Ну да ладно, в общем, я опустил голову пониже и потопал за мамой по этим длинным светлым коридорам.
Мы последовали за толпой к зрительному залу, у входа в который школьники раздавали программки. Нашли свои места — в пятом ряду, почти посередине. Как только мы уселись, мама принялась шарить в сумочке.
— Не может быть! Очки забыла! — воскликнула она.
Папа покачал головой. Мама всегда забывала очки, или ключи, или еще что-нибудь важное — то одно, то другое. Такая уж она есть, и ее не переделаешь.
— Может, пересядем поближе? — спросил папа.
Мама сощурилась на сцену.
— Да нет, и отсюда нормально видно.
— Смотрите, Джастин! — Я показал им фотографию Джастина в программке.
— Хорошо получился, — кивнул папа.
— А почему тут нет Вии? — спросил я.
— Она дублерша, — ответила мама. — Но гляди-ка: вот ее имя.
— Что значит дублерша?
Мама протянула программку папе:
— Ничего себе! Взгляни на фото Миранды. Я бы ее не узнала.
— Так что значит дублерша? — повторил я.
— Дублером называют того, кто замещает актера, если он почему-то не может выступать, — ответила мама.
— Ты слышала, что Мирандин отец снова женился? — сказал папа.
— Да что ты! — воскликнула мама. — Откуда ты знаешь?
— Я встретил в метро маму Миранды. Сама понимаешь, она не в восторге. У его новой жены вот-вот родится ребенок.
Мама покачала головой:
— Ну и ну.
— А почему актеры на замене называются дублерами? — сказал я.
— Точно не знаю, Ав-Гав, — ответил папа. — Наверное, потому что «дублировать» — значит делать что-то параллельно, а дублеры ведь учат роль параллельно с основными актерами.
Я еще кое-что собирался сказать, но тут погас свет. В зрительном зале мгновенно настала тишина.
Я прошептал папе на ухо:
— Папа, пожалуйста, не зови меня больше Ав-Гав.
Папа улыбнулся, кивнул и показал большие пальцы.
Подняли занавес. Сцена была совершенно пустая, только на старом расшатанном стуле сидел Джастин и настраивал скрипку. На нем был старомодный костюм и соломенная шляпа.
— Сейчас вы увидите пьесу «Наш городок», — сказал он зрителям. — Ее написал Торнтон Уайлдер, а поставил Филип Дейвенпорт. Городок называется Гроверс-Корнерс. Он расположен в штате Нью-Хэмпшир, у самой границы со штатом Массачусетс. В первом действии мы покажем вам один день из жизни нашего городка — 7 мая 1901 года. Время — незадолго перед рассветом.
И тут я понял, что спектакль мне понравится. Он был не такой, как другие школьные спектакли, которые я видел: «Волшебник страны Оз», например. Или «Облачно, возможны осадки в виде фрикаделек». Нет, тут все было по-взрослому, и меня распирало от гордости, что я сижу здесь и смотрю вместе со всеми.
Чуть позже миссис Уэбб из пьесы позвала свою дочь, Эмили. Я знал из программы, что эту роль играет Миранда, и вытянул шею, чтобы лучше видеть.
Когда Эмили вышла, мама, щурясь на сцену, прошептала:
— Это Миранда. Надо же, как изменилась…
— Это не Миранда, — тихо ответил я. — Это Вия.
— О боже! — Мама резко наклонилась вперед.
— Тс-с-с, — цыкнул на нас папа.
— Это Вия! — шепотом закричала мама.
— Вижу, — улыбнулся папа. — Тс-с-с!
  
Финал
 
Спектакль был потрясающий. Чем закончилось, не буду рассказывать, но от таких финалов зрители плачут. Мама чуть в обморок не грохнулась, когда Вия-Эмили сказала:
— Прощай, прощай, белый свет! Прощай, Гроверс-Корнерс… мама, папа… Прощай, тиканье часов… И мамины подсолнухи… И еда, и кофе, и вечно подгоревший бекон… И свежеотглаженные платья, и горячая ванна… и сон, и пробужденье. О земля, ты слишком прекрасна, чтобы кто-нибудь мог понять, какая ты!
Вия и в самом деле плакала. Настоящими слезами: я видел, как они катятся у нее по щекам. Фантастика!
Когда занавес упал, все зрители стали хлопать. Тогда актеры вышли на сцену, один за другим. Вия и Джастин появились последними, и когда они появились, весь зал встал.
Я услышал, как папа кричит, сложив руки рупором:
— Браво!
— А почему все встают? — спросил я.
— Потому что люди благодарны актерам за прекрасную игру, — ответила мама, поднимаясь на ноги. — Вот это настоящая овация!
Ну и я встал и хлопал, хлопал и хлопал. Чуть ладони себе не отбил. На миг я представил, как классно было бы сейчас превратиться в Вию или Джастина — ведь ими восхищаются столько людей! Надо придумать закон, по которому каждому человеку в мире полагалась бы настоящая овация, хоть раз в жизни.
Не знаю, сколько минут все хлопали, но наконец актеры отступили в глубь сцены, и занавес опустился. Аплодисменты стихли, зажегся свет.
Мы с мамой и папой пробивались к сцене. Казалось, актеров кинулись поздравлять абсолютно все: их обнимали, хлопали по плечам, пожимали руки. В центре толпы мы увидели Вию и Джастина, они всем улыбались и смеялись.
— Вия! — крикнул папа.
Когда ему удалось к ней прорваться, он обнял ее и приподнял.
— Доченька, ты бесподобна!
— О боже, Вия! — Мама чуть не визжала от радости. — О боже, боже! — Она стискивала Вию так отчаянно, что я испугался, что Вия задохнется, но та только смеялась.
— Ты была неподражаема! — сказал папа.
— Неподражаема! — Мама кивала и качала головой одновременно.
— И ты, Джастин. — Папа пожал Джастину руку и обнял его. — Грандиозно!
— Грандиозно! — повторила мама. Кажется, она так разволновалась, что самостоятельно говорить уже не могла, — Мы чуть со стульев не упали, когда увидели тебя на сцене, Вия! — воскликнул папа.
— Мама сначала тебя не узнала! — добавил я.
А мама прижала ладони к щекам:
— Я тебя не узнала.